Новое тысячелетие - Вера Камша

— Вы… Вы хотите сказать… что я последний?.. — Катис смотрел в глаза собеседнику, заглядывал искоса, чуть прищурясь, словно надеясь увидеть там искорку лукавства. Он пока не совсем понимал. Не мог понять. Принять… — Я последний? По настоящему последний? Единственный? И никого… я… но…

— Людей больше нет, Катис, — жестко повторил Шеф. — Только мы.

— Но… — Катис встал, оперся рукой о спинку кровати. Он не чувствовал ног, в голове что-то надрывно гудело, перед глазами все плыло, стены смазались, медленно тошнотворно качалась мебель. Он шагнул вперед. — Но… я… Я… Я! — выкрикнул он отчаяно и хрипло. — Я!

Воевал. Ради чего? Этого?

Идеальный мир.

Все правильно. Ни единого человека на целом свете. Только он.

— Я! — Его лицо задергалось.

И роботы.

Робот что-то говорил, Катис видел, как открывается его рот, как шевелятся губы. Но слов не было. Катис ничего не слышал. Только в голове что-то бешено визжало. Выло, словна падающая авиационная бомба. Пикирующий бомбардировщик.

… вы сохранили для нас Будущее…

Для нас!

… вы позволили нам жить здесь и сейчас…

Жить!

…спасибо вам за все!..

За все! Спасибо!

Он запрокинул содрогающуюся голову и захохотал. Пена выступила на губах. Вывалился язык. Шею сводило тиком.

Череп был готов разорваться. Прямо в мозг рушилась огромная бомба. Скрежетала. Подвывала.

Что-то вспыхнуло. В голове. Ярко.

Взорвалось.

И тотчас тьма чернильной кляксой расползлась перед глазами.

Тишина.

Катис запрокинулся, раскинув руки, и тяжело рухнул, ударившись затылком о кровать.

В операционной был прохладно.

— Ну, что там? — спросил ШФ-541.

— Дрянь дело, — отозвался ремонтник, заглядывая во вскрытую черепную коробку. — Где вы такую рухлядь достали? Если не ошибаюсь КТС-23?

— Да. Ты не ошибся. Боевой робот-андроид КТС-23. Участник войны. Это Солдат.

— Серьезно? Последний Солдат? Тогда буду осторожен.

— Уж постарайся.

В дверном проеме показался доктор РКСН-2. Он приблизился к столу, мягко отстранил ремонтника, сам осмотрел повреждения.

— Ну, что, док? — спросил ШФ-541.

— Я предупреждал, — отозвался доктор. — Он не перенес удара. Инсульт.

ШФ-541 удивленно вздернул левую бровь.

Ремонтник пояснил:

— Короткое замыкание в третьем процессорном модуле. В результате возникшего перегрева капилляры системы охлаждения разрушились, и жидкость залила часть схемы.

— Восстановить можно?

— Можно, конечно. Только вот таких процессоров уже давно не выпускают. Но я подберу аналог. Правда придется понижать частоту и…

— Ладно, работай. — ШФ-541 повернулся к доктору, — Что ж, Раксин, вы оказались правы.

— Да, Шеф. Но меня это не радует.

— Меня тоже.

— Что дальше?

— Ничего. Как обычно. Подлатаем, потом проведем чистку.

— Опять чистка?

— Да не волнуйтесь вы так! Что тут такого — почистим память, уберем лишнее…

— Эта память — наше достояние. Солдат — наша история. А вы…

ШФ-541 раздраженно махнул рукой, прерывая доктора.

— Он же псих. Безумец. Шизофреник. Робот-шизофреник, забавно, не правда ли? Понял, что вокруг него одни роботы, но не заметил, что сам такой же, что и жилка на шее у него не бьется, и дышать не умеет…

— А он дышал… — Доктор смотрел в пол. — Дышал!.. Он не такой, как мы… Я вынужден сообщить о происшедшем Мировому Совету.

— Это ваше право.

— Надеюсь, на ваше место поставят другого человека.

— Человека, док? — ШФ-541 ухмыльнулся. — Человека?..

Катис нажал кнопку, возвещая миру о своем пробуждении, и открыл глаза.

Шторы снова открыты. В окошко заглядывает солнце, разбрасывает свои желтые теплые семена по стерильно чистому полу.

Катис с удовольствием потянулся, зевнул.

Что-то ведь снилось. Нехорошее. Темное. Жуткое.

Но он не помнил, что.

Дверь открылась. В комнату вошел Свитес. Утренний Свитес по прозвищу «Здравствуйте, Катис» и сказал:

— Доброе утро.

Катис удивленно вскинул бровь.

— Действительно, доброе.

— С днем рождения.

— Что?

— С днем рождения, Катис. Сегодня Вам исполнилось сто два года.

— Вы что, серьезно? День рождения? И сто два года? Действительно сто два?

Свитес широко улыбнулся и кивнул.

— Это ж надо! Сто два года! Не мудрено, что память меня иной раз подводит… Но вы уверены? У меня никогда не было дня рождения.

Свитес улыбнулся еще шире и вышел за дверь. Через мгновение он вернулся, держа в одной руке бутулку, а в другой бокал.

— Держите, Катис.

— Что это? Неужели коньяк? О, Боже! Настоящий коньяк!

Свитес поставил открытую бутылку на пол и подошел к окну.

— Знаете, — задумчиво сказал он, разглядывая зеленый океан внизу, за стеклом. — Сегодня на улице такой приятный ветер. Он благоухает, цветет, веет. Он гудит, шелестит, шуршит. Он живет. Дышит.

— Зачем вы мне это говорите?

— Действительно, зачем я это говорю? — негромко повторил Свитес и легким толчком распахнул створки окна. В помещение ворвался ветер, протряс занавески, обежал комнату по кругу, хлестнул Катиса в лицо. Тот вскочил, едва не опрокинув початую бутылку.

— Что это, Свитес? Господи! Окно…

— Да, мы его немного переделали.

— Немного?.. — Катис негромко засмеялся. — Это вы называете немного? Немного!.. — Он стремительно подошел к окошку, высунулся наружу, лег животом на широкий подоконник, заглянул в двухсотметровую пропасть. Вдохнул полной грудью. Блаженствуя, прикрыл глаза. Прошептал:

— Господи. Это же лучше, чем коньяк.

Свитес, улыбаясь, смотрел на него. Через минуту он вышел из комнаты и вернулся, волоча за собой по полу большой бумажный мешок.

Катис, услышав шуршание, открыл глаза.

— Что это? Подарки на Рождество?

— Это письма. Письма от детей. Они поздравляют вас с днем рождения. Хотите, я почитаю?

— Хочу ли я? Ха! Свитес, вы сегодня задаете странные вопросы! Конечно же, читайте! — Катис с ногами вскарабкался на подоконник, привалился спиной к стене. Вновь зажмурился.

— Хорошо… — Свитес присел на угол кровати, пошелестел бумагой и начал: «Дорогой любимый Солдат!..» — Он кашлянул, словно вдруг чего-то смутился.

— Что же вы замолчали? — встрепенулся Катис, не открывая глаз.

Свитес снова кашлянул, неловко улыбнулся и спросил негромко:

— Хорошо быть человеком, правда, Катис?

— Да, Свитес.