Южнее Сахары - Виктор Леглер

Теперь Андрей по-новому взглянул на поведение своих постоянных покупателей, которым он обычно привозил золото в железном ящичке. Торговец неизменно включал яркий свет, опрокидывал ящичек в таз, а потом долго внимательно рассматривал, слегка ворошил руками, брал в руки отдельные самородки, тщательно стряхивая с пальцев обратно в таз прилипшие крупинки, и только потом начиналась процедура взвешивания.

У Дмитрия оставались только эти несколько ложечек золота, плюс то, что он купил раньше, плюс мотоцикл. Этого хватило бы на билет до России, но он ясно понимал, что профинансировавший его чеченец без малейших колебаний пристрелит его или продаст куда-нибудь в рабство. Он остался в стране и продолжил свою деятельность, но теперь в масштабе, во много раз меньшем, жестоко страдая от безденежья и просто от тяжелых условий быта. Мало-помалу он вновь раскрутился и стал снова что-то иметь, как случилась новая беда. Он тяжело заболел какой-то очень сильной формой малярии (Андрей знал, что в более влажном климате Верхней Гвинеи малярия гораздо опаснее, чем в Сонгае) и очнулся в госпитале в католической миссии. Пожилая французская монахиня выходила Дмитрия, но в больницу его доставили без ничего – ни денег, ни золота, только паспорт. Спасибо, мотоцикл оставили. Миссионеры дали ему денег на бензин, и он вернулся в Бельпорт, где у него было, как он выразился, вроде как жена, и она ему помогла.

Андрей не стал спрашивать национальность жены. Он уже знал, что если бы это была белая, это было бы прямо упомянуто – «у меня жена – француженка» или «подруга – американка». Раз национальность не упомянута – значит, местная.

Неистребимый Дмитрий сумел вновь восстановить бизнес. Теперь, кроме таблеток, он возил с собой шприцы и ампулы, чтобы в случае малярии делать уколы самому себе. О России и о чеченце он почти забыл, находясь целиком в реалиях здешней жизни. О своей русской жене и детях тоже:

– У моей подруги вроде как ресторан, теперь я ей помогаю его обустраивать. Если получится хорошо, к нам белые ходить будут. А я пока продолжу гонять по джунглям.

Потом Дмитрий начал излагать свои деловые предложения. Для начала он справился о цене, по которой Андрей продает золото, и предложил чуть больше, но с тем, что он будет увозить золото в Бельпорт, а деньги привозить в следующий раз. Андрей вежливо отказался, несмотря на предложение еще увеличить цену. Затем Дмитрий достал из кармана бумажник, из бумажника маленький пакетик, и развернул его. В пакетике был восьмигранный кристалл размером с крупную горошину.

– Вот алмаз. Десять каратов. Тебе отдам за пять тысяч долларов. В Амстердаме тебе за него дадут тридцать.

В начале деятельности Андрея на участке, еще в прошлый раз, к нему являлось довольно много продавцов алмазов. Свой товар они неизменно держали в пузырьках с водой (считается, что алмазы в воде невидимы), откуда торжественно извлекали. Иногда это были двойные пирамидки кварца, действительно похожие на алмазы, если не считать, что у пирамидок алмаза четыре грани, а у кварца шесть. Такие случаи Андрей воспринимал как уважительное к себе отношение. Иногда нагло приносили стекло, вынутое из какого-то копеечного украшения, или просто квадратный осколок ветрового стекла автомобиля, изготовленного до изобретения триплекса. Тогда Андрей сердился. Он вынимал нож и беспощадно царапал стекло со всех сторон, прежде, чем возвратить его владельцу. У Дмитрия, возможно, действительно был алмаз, но сколько он стоит, сказать было крайне затруднительно. У золота есть одно бесспорное преимущество: оно не имеет качества. Все золото одинаковое, и цена на него одна во всем мире. С алмазом, как известно, не так. Карат крупного алмаза стоит много больше, чем карат мелкого, а карат очень крупного стоит еще в астрономическое число раз больше. Еще цена зависит от цвета, прозрачности, трещиноватости, мутности и еще кучи вещей, известных только специалистам. Что Андрею дадут в Амстердаме – тридцать тысяч долларов, десять долларов или вызовут полицию – было совершенно неизвестно. Поэтому это предложение тоже пришлось отклонить.

– Ну ладно, – легко согласился Дмитрий. – Это все так, для затравки. Давай поговорим о серьезном деле. Надо отмыть деньги, для начала несколько миллионов французских франков, а потом еще больше.

Он вынул из сумки конверт, в котором оказалась пачка листков плотной непроницаемо-черной бумаги, вроде той, в какую раньше паковали фотопленку. Из бумажника он вынул купюру в сто французских франков (примерно пятнадцать долларов) и положил рядом с черным листком. Бумажки были одной формы и размера.

– Полгода назад повстанцы из Армии Освобождения Народа временно захватили город Свободный. В том числе и государственный банк Республики Слоновых Гор, где хранились запасы валюты. Но в последний момент охрана банка пустила газ. Французские франки имеют специальную защиту. Если им угрожает опасность захвата грабителями, особый газ превращает их вот в такие черные бумажки. И я знаю людей, которые вынесли из банка таких бумажек на миллионы долларов, и сохраняют их.

– Зачем сохраняют?

– Есть специальная жидкость, которая может превратить их обратно в деньги. Очень секретная, доступная только сотрудникам Центрального банка Франции. Я знаю в Бельпорте одного француза, который имеет доступ к этой жидкости. Он мне даже показывал. Положит такую черную бумажку в плоскую кассету, вроде как от фотопластинки, капнет туда этой жидкостью, и вытаскивает сто франков. За шесть тысяч долларов он может продать мне жидкости на миллион франков, если в стофранковых купюрах. Если тут купюры по двести и по пятьсот франков, будет еще больше.

– Так, значит, выглядит отмывание денег по-африкански, – подумал Андрей и спросил:

– А почему бы твоему французу самому не отмыть весь миллион?

– Он мне оъяснил. Он боится иметь дело с черными. Он согласен только со мной. А те, у которых бумажки, не знают, что с ними делать, и боятся, что скоро введут евро, и все франки пропадут. А я знаю обе стороны.

– А сколько стоят бумажки?

– От полученных франков я должен им десять процентов. Потом, после отмывки. Они хотели сразу, но я не согласился.

Андрей не спросил, почему в банке англоязычной страны лежали франки, а не фунты или доллары. Он спросил:

– А почему здесь нет ленты?

Французские франки, лежащие на столе, были прошиты блестящей металлической лентой, которой не было на черных бумажках. Видно было, что Дмитрий и сам озадачен, он переводил взгляд с денег на бумажки и обратно. Потом он нашелся:

– Там, в банке франки старого образца, без ленты. Но они действительны и сейчас. Давай. Ты платишь шесть тысяч, я все организую. Доход пополам.