Наперекор судьбе - Пенни Винченци

– Это просто ужасно, – рассказывала матери Селия, все еще находившаяся под впечатлением своего разговора с няней. – Представляешь, он даже отказывается находиться с нею в одной комнате. Ему невыносимо ее присутствие. Я это могу понять, вполне могу, но дальше его поведение становится опасным. Он и сам сойдет с ума, и ребенка заставит страдать.

– Ребенок пока не страдает, – возразила леди Бекенхем. – Она еще ничего не понимает и не запомнит этих дней. Селия, дай ему время, пусть привыкнет к неизбежности случившегося. Тебе не нужно пытаться решить все немедленно. Скажи тем женщинам, чтобы следили за ребенком. Их для того и наняли. А об эмоциональном благополучии девочки можешь не волноваться. По-моему, сейчас по этому поводу поднимают слишком много шума. Новорожденный ребенок ничем не отличается от новорожденного детеныша животного. Пища и тепло – это все, что ему надо. Вскоре после твоего рождения я решила взять реванш за все месяцы заточения в четырех стенах. Мы с Бекенхемом несколько недель путешествовали, и ты, как видишь, не умерла без нас от тоски. По-моему, стоит только сожалеть, что кормилицы нынче вышли из моды. Так что перестань суетиться из-за ребенка и сосредоточь все внимание на Себастьяне. Остальное решится само собой.

Но в этом леди Бекенхем ошибалась.

Кит повадился заходить к Себастьяну на чай, благо дом в Примроуз-Хилл был неподалеку от его школы. В один из таких тихих и теплых осенних дней, когда они пили чай в саду, няня привезла туда коляску с Изабеллой и взяла ребенка на руки. Себастьян тут же поспешил в дом, сказав Киту, что у него есть замечательный торт, который он сейчас принесет. Когда писатель вернулся, Кит держал малышку на руках, а та улыбалась ему и дергала за галстук.

– Надеюсь, вы не будете возражать. Мне хотелось ее как следует рассмотреть.

– Да, конечно, – пробормотал Себастьян. – Когда закончишь, положи ее на место.

Он говорил так, словно речь шла не о ребенке, а об игрушке, которой забавлялся Кит.

Кит понес Изабеллу к своему стулу и усадил к себе на колени.

– Какая она красивая, – сказал он. – Обычно младенцы бывают страшненькие, а она нет.

Себастьян лишь пожал плечами и взял газету.

Стало тихо. Кит размахивал галстуком перед носиком Изабеллы. Она схватила галстук. Кит осторожно вытащил галстук из крошечных пальчиков, потом снова помахал им. На этот раз она схватила крепче и издала звук, характерный для очень маленьких детей, – нечто среднее между бульканьем и смехом. Кит тоже засмеялся.

– А она вырастет сильной. Посмотрите, Себастьян, как она хватается за мой галстук. Вы только посмотрите.

– Что?

– Я сказал: посмотрите, какой сильной она вырастет.

Себастьян не отреагировал. Кит продолжал играть с Изабеллой, потом вновь оторвал писателя от его газеты:

– А у нее начинают появляться волосики. Наверное, потому она и красивее других младенцев. У нее будут такие же волосы, как у Пандоры. Того же цвета.

Себастьян кивнул, хмуро глядя в газету.

– И глаза у нее как у Пандоры, – не унимался Кит. – Точно такие же. Должно быть, вам это приятно. – (Себастьян пожал плечами.) – Что, неприятно?

– О чем ты?

– Я говорил, разве это не здорово? То, что ваша дочь – вылитая Пандора?

– Не совсем, – возразил Себастьян. Он полез в карман за носовым платком и высморкался.

Кит внимательно смотрел на него поверх головки Изабеллы:

– Я понимаю, какие у вас чувства к этой малышке. Вы думаете: если бы не она, то сейчас Пандора сидела бы рядом с нами.

– Кит, может, мы прекратим разговор на эту тему?

– Извините. Но…

– Кит, хватит!

Кит встал и понес Изабеллу по саду, показывая ей то яблоки, растущие на ветвях, то щебечущих птиц. Потом он отнес девочку в коляску и встал, молча глядя на Себастьяна:

– Я бы хотел вам кое-что сказать.

– О чем?

– О ком. Об Изабелле. Вы, наверное, знаете, что Генри зовет ее Иззи. Мне это нравился. Лучше, чем Белла.

– В самом деле?

– Да. Думаю, я тоже буду ее звать так. Я уже говорил: Иззи вызывает у вас не самые приятные чувства. Но ведь она у вас есть.

– Да, есть, – лаконично ответил Себастьян.

– Знаете, я тут думал, что ведь мы могли лишиться и ее. Я хочу сказать, она ведь тоже могла умереть.

– Кит, ради бога…

– По крайней мере, у вас хоть что-то осталось от Пандоры. В общем-то, не что-то, а очень даже много. По-моему, это важно.

Себастьян вдруг встал. Лицо у него было белым, напряженным от гнева.

– Заткнись! – потребовал он. – Немедленно закрой рот, Кит. Я не собираюсь вести этот непотребный разговор.

Кит смотрел на писателя, наполовину испуганный, но твердо решивший защищать свою позицию.

– Разговор совсем не непотребный. Я всего лишь пытался помочь. Я…

– Так знай, что твои попытки имеют прямо противоположный результат. К тебе это никак не относится. Но мне противно слушать, как ты болтаешь вздор, скорее всего повторяя чужие слова, потому что сам ты еще не дорос до понимания таких вещей. От Пандоры у меня не осталось ничего. Абсолютно ничего. И уж явно ничего от нее нет в этом ребенке. И если ты не прекратишь говорить на эту тему, лучше уходи и не возвращайся до тех пор, пока немного не поумнеешь.

Кит спокойно выдержал его разгневанный взгляд:

– Простите меня, Себастьян. Пожалуйста, простите. Конечно, я не понимаю. Вы правы: наверное, я еще слишком мал. Наверное, сейчас мне лучше уйти. Но прошу вас, позвольте и дальше навещать вас. Я очень люблю бывать здесь. Обещаю, больше я не скажу об этом ни слова.

Себастьян вздохнул. Потом медленно, с трудом, опустился на стул, будто дряхлый старик.

– Да-да, конечно, ты можешь приходить. Прости меня. Я не должен был на тебя кричать. Тебя не затруднит сходить на кухню и попросить повариху сделать нам еще чая?

– И отрезать нам еще по куску этого восхитительного торта? – с надеждой спросил Кит.

Вечером, когда настало время укладывать Изабеллу спать, няня постучалась в дверь писательского кабинета:

– Мистер Брук, малышке пора баиньки. Я подумала, что вы захотите пожелать ей спокойной ночи.

Несколько секунд Себастьян молча глядел на нее, а потом…

– Послушайте, няня, я буду вам признателен, если вы прекратите каждый вечер устраивать этот спектакль. У меня нет желания говорить ребенку «спокойной ночи». Надеюсь, она хорошо спит и без моих пожеланий и не доставляет вам хлопот.

Женщина покраснела. Чувствовалось, отповедь Себастьяна ее потрясла. Ее учили, как вести себя с разгневанными родителями, но не говорили, что отец может категорически отказываться пожелать спокойной ночи собственной дочери. Ее женская интуиция тоже молчала.

– В таком случае спокойной ночи вам, мистер Брук, – наконец сказала она.

Спустя несколько часов после этого события бедная няня и миссис Конли, экономка Себастьяна, пили какао.

– Не знаю, что и делать, – жаловалась няня. – В такой обстановке я долго не выдержу. Он буквально ненавидит своего ребенка. Это ужасно. По-моему, это даже гадко.

– Да, это ужасно, – согласилась миссис Конли. – Но если бы видели его вместе с покойной миссис Брук, видели бы, как он ее любил, вы бы лучше поняли его нынешнее состояние. Он просто боготворил жену. Поклонялся ей. Для него ничего не существовало, кроме нее и, конечно, его рукописей. Слава богу, у него остался ребенок.

– Все, конечно, так. Но у ребенка должен быть хотя бы один родитель. Страшно подумать, в какой обстановке придется расти этой девочке.

– Быть может, к тому времени мистер Брук переменится, – сказала миссис Конли. – Она вылитая мать. Только не знаю, поможет ли это нашему писателю или, наоборот, повредит. Да, вылитая Пандора: те же глаза, тот же цвет волос, та же улыбка. Няня, прошу вас, не уходите из этого дома. Вы – это все, что у нее сейчас есть, у бедного ягненочка. Вы и я, конечно. Да еще маленький Кит. Он сильно привязался к малышке. Странно для мальчишки его возраста.

Няня согласилась. Да, странно, но Кит показался ей умным не по годам. Хорошо, она останется, хотя ей и очень трудно.

– Чем-то это похоже на семью, где родители постоянно ссорятся, но только хуже, – вздохнула няня и пошла в детскую взглянуть на Изабеллу.

Малышка спала, лежа на спине. Одна ручонка находилась у нее за головой, другой она нежно обнимала себя за шею, отчего ее головка покоилась на руке. Если бы это видел Себастьян, он сказал бы, что в такой же позе любила спать Пандора…

Глава 11

– Ее зовут Хелена. Хелена Даффилд-Браун. Ей двадцать пять. Отец у нее из делового мира. Они живут в Челси. Хочешь знать что-нибудь еще? – заняв оборонительную позицию, спросил у матери Джайлз.

– Дорогой, не надо говорить с таким напряжением в голосе. Я просто поинтересовалась, кто эта девушка. Мне вчера показалось, что ты очень увлекся ею.

– Мама, я танцевал с нею один или два раза.

– Вообще-то, пять, – радостно сверкая глазами, поправила брата Адель.

– Замолчи, сестрица. Мне пора на работу. Надо узнать у Эдгара, как дела с детективной серией.