Разоренные земли - Фред Саберхаген

Рольф выбросил из головы все, кроме: «бей первым, и бей во всю силу». Дрожащие колени теперь уверенно понесли его вперед.

Его враг был выше ростом, руки у него были длиннее, а потому он имел возможность нанести удар первым — преимущество, которым он не замедлил воспользоваться. Размашистый удар сплеча также показался Рольфу хитростью, так как был более медленным, чем те, что Рольфу доводилось отражать на тренировках с инструктором. Рольф принял удар щитом и, должно быть, закричал — он еще раньше решил, что должен кричать что-нибудь, чтобы злодеи, которые будут наблюдать за поединком, знали, что он умирает за свободу.

Позже он не мог сказать, выкрикнул ли он в тот момент вообще что-нибудь. Он знал только, что щитом, как его учили, отразил мощный удар сверху и нанес смертельный прямой укол.

Его острие так легко вошло в черную одежду между ребер его противника, что Рольф не сразу поверил своей удаче. Он отступил на шаг, думая только: «а это что за хитрость?»

Но человек в черном не хитрил. Из его груди брызнула струя крови. Руки, державшие оружие, обвисли, и, словно бесконечно устав, он опустился на колени. Затем, завалившись на бок, во весь рост рухнул на песок.

Победа все еще казалась Рольфу нереальной. Праздничная толпа над стеной приветствовала его, и этот шум казался еще более нереальным из-за примешивавшегося к нему ропота, — не воплей ярости или боли, но ропота разочарования, звуков, издаваемых зрителями, раздосадованными внезапным прекращением представления.

Сняв шлем, Рольф посмотрел вверх. Чап сидел в первом ряду, глядя вниз на Рольфа, чуть улыбаясь и аплодируя. Рядом с Чапом сидела его златовласая невеста; только теперь Рольф заметил, что Чармиана выжидающе смотрела поверх арены.

Рольф повернулся и снова посмотрел вниз, на фигуру, распростертую на песке. Он вряд ли заметил, как подошли солдаты, чтобы забрать его оружие; он следил за двумя тюремщиками, приближающимися к поверженному человеку. Один из них предусмотрительно отшвырнул ногой оброненный меч, второй перевернул тело на спину и снял раскрашенный шлем. Открывшееся лицо было молодым и совершенно незнакомым Рольфу.

Один из тюремщиков начал поднимать тяжелый молот, чтобы положить конец страданиям раненного. Его движение было остановлено вскриком — женским воплем, таким неожиданным и таким пронзительным, что он переполошил рептилий на их высоком насесте.

И Рольф понял, кого он заколол; он понял это, когда посмотрел наверх и увидел, что кричала Сара.

Сатрап Экумен, повернувшись на своем троне под черно-бронзовым навесом, тоже смотрел на Сару. Совершенно ясно было, что девушка выкрикивала имя человека, только что павшего в на удивление неравном бою. Здесь нечто большее, чем простая случайность, подумал Экумен. Взглядом он приказал старшему по гарему поскорее успокоить девчонку, убрав подальше от гостей вместе с ее безумными выкриками и искаженным лицом. А затем он снова повернулся вперед, глядя через арену туда, где рядом со своим женихом сидела его дочь. Это превратилось почти в рефлекс для Экумена — подозревать дочь, как только досадные внутренние интриги начинали угрожать согласию, если не безопасности, в его доме. И то выражение, которое она придала своему лицу в данную минуту, вид этакого аристократического раздражения из-за переполоха, было слишком нарочитым, чтобы он хотя бы на мгновение ему поверил.

Так.

Сатрапа, конечно, не волновала утрата, понесенная рабыней гарема. Так же, как и исход гладиаторской схватки, хотя и досадный. Что его действительно уязвило — так это только что сделанное открытие: в его собственном Замке, без его участия и ведома, кем-то посторонним, кто завтра вообще, скорее всего, не будет иметь здесь никакого веса, могла быть завязана интрига. Это означало, что в его окружении есть влиятельные люди, преданные, прежде всего, его дочери — и сегодня, и завтра, когда она станет госпожой в соперничающем доме и ставки будут куда выше.

Он должен был произвести впечатление на своих гостей. Он должен был сегодня же узнать, кто эти шутники, и сегодня же расквитаться с ними.

И вот он уже наклонился вперед, жестом останавливая охранников, уже готовых прикончить лежащего человека, — раненый мог пригодиться для допроса. Гэрл, командующий воинами, поняв по лицу своего господина, что что-то не так, был уже рядом. Экумен быстро отдал приказ немедленно доставить к нему обоих гладиаторов и тех, кто готовил их к схватке.

— В мой Зал Приемов.

Повернув голову, Экумен бросил Распорядителю Игр:

— Позаботься, чтобы моим гостям было предоставлено какое-нибудь другое развлечение, а затем тоже явишься ко мне. — Он пристально взглянул через арену и повысил голос: — Моя дорогая дочь и мой сын, прошу вас следовать за мной.

Но, вставая, Экумен вынужден был замешкаться: по проходу у самого нижнего ряда мест, вызывая волнение и пересуды среди гостей, к нему проталкивался командующий рептилиями. На лице командующего рептилиями было написано, что он считает свое дело не терпящим отлагательства. В руке он держал сумку рептилии-гонца с каким-то объемистым грузом.

— Пойдем со мной, — сказал ему Экумен и зашагал по проходу, образованному расступившимися придворными, направляясь в здание. Он заметил облака, которые, набежав с поразительной внезапностью, закрывали закатное солнце, и услышал, как Распорядитель Игр призывал:

— Дамы и господа, прошу внутрь! Погода, похоже, восстала против нашего праздника. Мой господин призывает вас чувствовать себя свободно в его зале, где он присоединится к вам, как только сможет!

Оказавшись внутри здания, Экумен сразу отстранил командующего рептилиями.

Командующий рептилиями прошептал:

— Мой господин, эта сумка, скорее всего, была послана нам из Оазиса, так как ее нашли в пустыне. Ее послали несколько дней назад, так как труп гонца успел разложиться. Один из моих разведчиков нашел его час назад. Гонец, вероятно, погиб во время одной из тех странных гроз, что свирепствовали над пещерой в течение нескольких последних дней.

— Что в ней?

— Там, должно быть, было сообщение, мой господин, но — видите? — замок сумки сломан, из-за грозы или при падении, и ветер пустыни не дал сохраниться никакой бумаге. Только это. — Командующий рептилиями отбросил потрепанную сумку; в его руках остался увесистый металлический ящичек величиной в два сложенных кулака. Он выглядел так, словно побывал и в огне, и в битве.

Экумен взял вещицу. Выгравированные значки пронзили его ощупывающие пальцы ощущением силы; он всегда узнавал сильные чары, когда держал их в руках.