Презумпция лжи - Александр Маркьянов

— А кто еще подтвердил, что Михеев являлся валютчиком и процентщиком?

— Ты шутишь? — Константин Иванович искренне рассмеялся — я тебя не узнаю, право слово. Ты не работал по валютчикам, знаешь какая это публика. Какой же клиент валютчика добровольно признается в том, что продавал — покупал у него валюту? Здесь за то, что творил Михеев — высылка в двадцать четыре часа в Союз — причем как того, кто давал деньги под проценты — так и тех, кто их брал. Михеев скорее всего рассчитывал, что он офицер ГРУ и вопросов к нему по валюте быть не может — оперативная необходимость и баста. А остальным — кому же надо вылететь из загранкомандировки, валютой оплачиваемой? Сам подумай?

Никому…

Знаете… Долгое время я думал — с чего все началось? Когда мы начали гнить заживо? Ведь все те, которые появились потом — они же не на ровном месте возникли? А потом понял — вот с этого. С того самого, когда мы начали молиться на валюту, тряпки всякие. Когда пошло вот это вот «процентщичество». С этого все началось — а кончилось, сами знаете чем…

— Бывает… — Константин Иванович с сочувствием смотрел на меня — я тоже, знаешь сколько раз в людях ошибался, Серега… Когда работаешь на моем месте — разно или поздно перестаешь верить всем — без исключения. Не бери в голову. И так теперь — получается, надо весь персонал посольства опрашивать…

— Все равно не верю — упрямо сказал я, потому что ничего другого в голове не было. Вот не верю — и все тут…

— Дело твое… Но поможешь?

— Я же на работе постоянно…

— Так и я тоже. У меня между прочим подсоветный теперь автомат себе завел — и таскает везде с собой, даже на совещания берет. А все равно дело доводить до конца надо…

Афганистан, Кабул

Здание министерства обороны

30 сентября 1978 года

— Ты себя плохо чувствуешь, товарищ Сергей?

Я оторвался от бумаг, на которые последние десять минут тупо пялился, пытаясь осознать, что в них написано, поднял глаза на Мустафу…

— Нет. С чего ты взял? И потом — сколько раз тебе говорить, чтобы ты меня просто Сергеем называл или Серегой, а не товарищем Сергеем…

— Да ты бледный сегодня весь, как будто температура у тебя. И на часы постоянно посматриваешь. Если у тебя температура — так ты иди, я работу за тебя закончу. Надо к доктору идти, зачем больным на работе сидеть?

Я улыбнулся…

— Спасибо, Мустафа, но я здоровый. Честно, здоровый. К доктору мне не надо.

— Ну, смотри. Сейчас опасно, осень, многие из советских с открытыми окнами живут и простужаются. Воздух холодный с гор идет…

— Я с закрытыми окнами живу…

С самого утра я чувствовал себя и в самом деле скверно — не из-за простуды, нет — я был здоров. Почему-то меня потрясло то, что сказал Горденко. Я сам копался в себе и не мог понять — что же вызвало во мне такие чувства…

Ну, сказал человек такое о Михееве — и что? Он же должен был на допросе правду сказать, верно ведь? Верно. Он ее и сказал — какой бы она не была. Почему он до этого ничего не сказал? А как он должен был сказать? Такое горе, тело в Москву отправляют — а он должен был выйти вперед и сказать: «А вы знаете, товарищи, ведь покойник то спекулировал вовсю, ростовщичеством занимался и вообще позорил звание советского гражданина! Вот ведь как!». Так, что ли? Да нет, конечно. А как тогда? Мне наедине сказать? А с чего он должен был это сделать? Ну бред же в голове, самый настоящий бред…

И тем не менее — в голове назойливо, словно муха вертелось слово «предатель». Я злился сам на себя, отгонял его как мог — но оно упорно возвращалось снова и снова. И что с этим делать — я не знал…

Время до обеда тянулось медленно — но, наконец, стрелки часов сошлись в апогее — на цифре двенадцать. Выждав несколько секунд, я встал…

— Выйду ненадолго, ладно?

— Хорошо…

Надеюсь, голосом себя не выдал…

С нарочит небрежным видом, чувствуя себя едва ли не Штирлицем из с»«Семнадцати мгновений весны» я прошагал по коридору, свернул к туалетам. Хорошо если там никого нет — а если есть, что делать?

Но там никого не было, кроме Павла Степановича. Тот мыл руки…

— Павел Степанович…

— Заходи. И дверь закрой. Тут защелка только на кабинках, прикрой дверь поплотнее…

Я сделал то, что от меня требовалось

— Рассказывай…

— Вчера провели повторный обыск в квартире у Михеева — я и Глазко, вместе.

— И что нашли?

— Нашли тайник. В книге. Пустой…

— Книга большая?

— Да нет, не энциклопедия, обычного формата но толстая… Решения какого-то съезда КПСС, нам сразу в глаза бросилось — зачем она на полке стоит…

— Съезда, говоришь… — полковник Варяжцев закрутил кран с водой, вынуд из кармана носовой платок, начал вытирать руки — еще что?

— Есть показания. Их дал сосед наш по подъезду, советник Горденко. Если верить этим показаниям — выходит, что Михеев занимался спекуляциями, ростовщичеством, махинациями с валютой. Павел, Степанович, ну быть же этого не может…

Я ожидал, что Варяжцев проявит эмоции, хотя бы выругается — но он вместо этого… улыбнулся!

— Вот оно как, значит… Интересно, интересно… Еще что?

— Ничего.

— А сам то в это веришь?

— Нет — твердо сказал я

— И правильно не веришь. Помнишь, я тебя предупреждал, чтобы ты вел себя тише воды, ниже травы?

— Помню.

— Вот и тут то же самое — безапелляционно заявил Варяжцев — ай, молодцы соседи![53] Ох, молодцы! На ходу портянки рвут!

— Вы о чем? — не понял я

— Да все о том же. Провокация это, понимаешь? Провокация самой чистой воды. Михеев мешал кому-то из КГБшников, причем на высоком уровне сидящему — вот тот и подготовил провокацию, чтобы поднять скандал и выслать его из страны. И это не просто междоусобная борьба, тут намного круче. Тот, кто все это подготовил — скорее всего, ему не нравилось о, что Михеев ищет источник дезинформации. Значит, он и был этим самым источником дезинформации… Вот суки!

— А Горденко?

— А что Горденко? Скорее всего, он и должен был выступить с обвинением Михеева в спекуляциях. Дело это серьезное, без свидетелей никак. А сейчас он и выдал вам эту информацию, заранее подготовленную, чтобы сбить следствие с толку и не дать ему нащупать правильный путь.

Предатель…

— Так что, Горденко — предатель?

— Да какой предатель… — махнул рукой Варяжцев — негодяй и все. Мерзавец, согласившийся подставить человека. Горденко никак не может быть источником дезинформации, это человек не того уровня. За ним стоит кто-то другой…

— Значит, надо допросить еще раз Горденко, получается…

— Нет, ни в коем случае. Если даже он и скажет имя этого человека — это будет всего лишь пустопорожняя болтовня. Ни ценностей, ни долларов вы ведь в квартире Михеева не нашли?

— Не нашли.

— Вот и все. Значит, Горденко выставят лжецом и все, кого бы он ни назвал. Есть только слова, пока ничем не подкрепленные. И вышлют из страны в двадцать четыре часа. А большая рыба почувствует, что дело пахнет жареным, нырнет вглубь. И тогда мы ее не достанем. Никак. А где эта рыба вынырнет потом — черт ее знает…

— Так что же делать?

— Тоньше действовать. Я тебе вечером скажу, надо немного подумать. И еще. У вас ведь еще есть зацепка, причем серьезная…

— Какая?

— Скажи мне сам, ты же следователь…

Я мучительно думал — но в голове была какая-то пустота…

— Не знаю…

— Эх ты… Книга с тайником — говоришь решения какого-то съезда?

— Ну, да…

— И она вам сразу бросилась в глаза на книжной полке, правильно? Скорее всего, ее подбросили. Ты когда обнаружил труп Михеева, да и вообще до ее смерти эту книгу у него видел?

— Нет…

— Это контейнер. Скорее всего, в нее должны были положить валюту и ценности, чтобы потом провести обыск и найти их. Но сейчас там ничего нет — значит, либо сначала подбросили книгу, а уже потом должны были положить в нее валюту, либо валюту кто-то спер. Так получается?

— Так… Получается ему эту книгу подбросили, а потом убили?

— Навряд ли… Скорее всего — подбросили уже после убийства. Или в день убийства. О том, что у него в доме такой тайник, не знал никто, даже сам Михеев. Андрей Леонидович был человеком опытным и сразу засек бы, что у него появилась на полке чужая книга…

— Так получается, Михеева убили из-за этой валюты?

— Опять не получается. Михеева хотели скомпрометировать, а не убить. Выслать из страны. Убийство офицера ГРУ — не шутки. А вот обвинение в спекуляции — другое дело. Так что — скорее всего именно на день убийства было намечено провести обыск и скомпрометировать Михеева валютой! Именно поэтому Горденко и был в тот день дома. Он должен был быть одним из тех, кто будет участвовать в обыске и подтвердит обвинение, уличит Михеева. Но самое главное — откуда взялась эта книга?!