Смерть и креативный директор - Рина Осинкина

Она выжидательно на него посмотрела.

После долгой паузы Макс произнес:

– Настенька, естественно, останется со мной.

– Так ты согласен? – живо спросила Алла, вычленив для себя главное из сказанного мужем.

Он сплюнул на пол возле ее туфли.

Она улыбнулась.

Хорошо, что у нее хватило ума в порыве радости не кинуться мужу на шею.

Через неделю Алла собрала чемоданы и отправилась к «фиктивному жениху» в его съемную квартиру в пригороде Берлина. Пресно и по-деловому они распрощались. Хотя поначалу Алка взялась тараторить, обещая часто писать и звонить. Ему было безразлично.

На душе было погано, как будто надругались над ней, горемычной, как будто осквернили. И смотреть на дочурку он теперь не мог без острой сердечной боли. Чувствовал себя виноватым перед ребенком, и, конечно, был виноват. Ведь это он выбрал своему будущему ребенку такую родительницу.

Через два месяца их развели. Максим приложил все старания, чтобы Настю оставили ему. Как выяснилось позже, можно было бы и не стараться особо – Алка брать дочь не рвалась. По службе из-за всей этой судебной мутотени – а, по большей части, из-за Алкиной эмиграции, – начались неприятности, но не это было главным. Нужно было переналаживать быт, а Максим даже в мыслях не держал подкинуть Настю своей матери.

Он справился. Мать, конечно, помогала, подстраховывала везде, где требовалось подстраховать, но Настенька все же росла при папке, а не при папкиной маме.

По прошествии полугода Алла наведалась в Москву. Навезла какого-то дешевого европейского барахла в качестве подарков, из двух пакетов выгрузила яркое шмотье прямо на диван. «Убери, – сказал Макс. – Отдашь сестрице. Зачем явилась?» «Я соскучилась!» – сказала обиженным тоном бывшая. Он не поверил. «И не собираюсь я к Инке. Я у тебя погощу», – добавила Алла знакомым капризно-уверенным тоном. Правда, ее голос подвел, вздрогнув слегка в конце фразы.

«Щас, – сказал он язвительно. – А то как же» и принялся запихивать вещи обратно в пакеты.

Настюша в тот день с бабушкой на спектакле была – у Образцова «Кошкин дом» давали. Про нее Алла так и не спросила.

Оказалось, бывшая приехала претендовать на часть жилплощади их совместного жилья, точнее – желала получить финансовую компенсацию в обмен на отказ от своей доли. Пригрозила, что будет судиться, если он заартачится.

Денег у Коновалова не было, двухкомнатную квартиру пришлось срочно продать, взамен приобрести однушку, куда они с Настей и вселились. Разница от купли-продажи отошла бывшей.

Вручая наличные, Макс спросил с язвительно: «Не хочет тебя в жены задарма герр Полянский? Надо же, какая меркантильная скотина».

Щеки бывшей сделались пунцовыми, глаза – злыми.

Она сказала твердо:

– Это нормальный европейский подход. И, кстати, заметь: теперь я не буду чувствовать себя ему чем-то обязанной.

– А мне и моей матери ты не будешь чувствовать обязанной? А виноватой перед Настюшей?

– О ребенке я позабочусь! – почти взвизгнула она. – Скоро я заберу Настасью к себе.

– А вот это ты видела? – сунув ей под нос смачный кукиш, зло вопросил Коновалов. – Проваливай.

Она приезжала потом еще несколько раз, уже в качестве вновь замужней дамы, и Коновалов не мог ей запретить – она имела право на встречи с ребенком. Однако ни в детское кафе, ни в парк аттракционов, с желанием устроить из своего приезда праздник, она дочь не водила. Для Алки хватало кратковременного, не более часа, пребывания в квартире, чтобы выгрузить на дочкину кроватку привезенные в подарок платьишки, маечки и пижамки, и слащавым голосом поспрашивать, какие песенки и стишки разучивают ребятки в детском саду.

В связи с этим у Макса сложилось и окрепло впечатление, что Алкины набеги были промотивированы чем-то иным. Чем-то отличным от заявленной версии, что она якобы скучает по дочке. А, например, стремлением подпитать «легенду», что ее немецкий брак – все-таки фиктивный. Или попыткой сохранить влияние над бывшим мужем – чисто на всякий случай, чисто про запас.

И с чего она решила, что оно осталось, это ее влияние?

Ну, что же, с самовлюбленными стервами такое случается.

Вся его былая привязанность сдохла в конвульсиях в течение одной бессонной ночи, наступившей после того дня, когда она заявила ему о своей многоходовке, сшитой белыми нитками лжи. Потому он не стал ей перечить, и удерживать ее не стал, и упрашивать – а это уж тем более.

Говорят, любовь трансформируется в ненависть в один шаг. А если не возникла ненависть? Если, кроме презрения, никаких чувств к жене, поменявшей одну постельку на другую в поисках сладко-легкой красивой жизни, не появилось? О чем-то существенном это говорит?

Пожалуй, да. Говорит. Особенно если учесть, что, помимо уязвленного самолюбия, он испытывал жгучий стыд и злую досаду.

Не было любви, дружок, никакой, даже на копейку. А была унизительная зависимость самца от своей самки и идиотское самодовольство оттого, какая она у него классная – хоть на подиум, хоть на эстраду. Совсем не то, что ваши коровы, мужики.

Поразмыслив, он решил, что произведения великих поэтов – это одно, а жизнь – другое, и что в существующей ныне реальности любовью следует называть именно то, что чувствовал он к Алке тогда, а ненавистью – то, что он испытывает к ней сегодня. И никакой идиллической романтики.

Кстати говоря, с прочими «мисс вселенная», бывшими у него до женитьбы, отношения строились на той же основе и по той же причине. Следовательно, вывод его верен: любовь между мужчиной и женщиной – это секс, приятное после него совместное времяпрепровождение и немного разговоров.

И как следствие из вывода: утрату всего перечисленного можно легко пережить, подобрав подходящую замену партнерше.

Однако проблема состояла в том, что времени на партнерш у Коновалова теперь не оставалось – свободные часы он проводил с Натюшей, и красть их у ребенка считал подлостью и предательством. Хватит малышке одного предательства. На всю оставшуюся жизнь хватит.

Настя по Алке тосковала, особенно поначалу. Часто спрашивала, когда мамочка насовсем приедет. Макс ей наврал, что та в командировке, но приедет, конечно. Настя начинала ждать, потом привыкала и ждать забывала, увлеченная детской круговертью: детский сад, подружки во дворе, по выходным с папкой мультики в 3Д-кинотеатре, вечерами – красивые книжки с картинками, он читал, она слушала.

Наезжала Алка, бередила Настину рану, уезжала, пробыв час-полтора. Настя снова начинала тосковать.

Потом произошел случай, поставивший точку в этих визитах.

В тот раз бывшая жена игнорировала дочь полностью, с азартом вещая о красотах европейской жизни, хотя Коновалову это было неинтересно. Скучно было ему про все это знать, вот только зло разбирало из-за