Логово зверя - Михаил Широкий

Голос шефа вдруг резко прервался. Он вытянул шею и пристально всмотрелся в объятые мраком лесные кущи, лишь слегка тронутые косым отсветом фар.

Там, чуть поодаль от дороги, за частым переплетением ветвей и кустов, он разглядел человеческий силуэт. Огромный, неподвижный, застылый, словно изваяние. Он почти сливался с окружавшей его тьмой, терялся за плотной завесой густой листвы, его почти невозможно было различить. Пожалуй, можно было принять его за необычайно толстый, раздавшийся в ширину ствол дерева…

Если бы не глаза. Большие, немного суженные, мерцавшие красноватым притушенным огнём. Они внимательно, не отрываясь и не мигая, наблюдали за застрявшими на лесной дороге людьми, тщетно пытавшимися сдвинуть преградившее им путь дерево, а затем ни с того ни с сего начавшими выяснять отношения.

Иван Саныч несколько мгновений смотрел в эти устремлённые на него из темноты сумрачно поблёскивавшие глаза, увенчивавшие громадную чёрную фигуру, и вдруг почувствовал, как по его коже пробежал лёгкий холодок. Холодок страха. И это было крайне неприятное ощущение. Тем более неприятное, что Иван Саныч не привык перед кем или чем-либо испытывать страх. Напротив, он привык, что все вокруг боятся его самого…

– Это ещё что за хрень? – пробормотал он, чувствуя опять-таки не очень свойственные ему беспокойство и тревогу, но ещё не решаясь признаться себе в этом.

Он обернулся к шофёру и, увидев его лицо, нахмурился и помрачнел. Водитель широко распахнутыми, округлившимися глазами глядел на замерший в зарослях гигантский силуэт, и на лице его было написано не только недоумение, но и явный, неподдельный ужас.

Дурной пример оказался заразительным: взглянув на искажённую, смертельно побледневшую физиономию водилы, Иван Саныч ощутил, как его постепенно охватывает нервная дрожь, а во рту появляется странный горьковатый привкус. С трудом глотнув вязкую слюну и растерянно озираясь кругом, он совсем тихо, будто не своим голосом и вовсе не характерным для него просительным тоном обратился к своему спутнику:

– Ты это… сходил бы поглядел… что это там?

Однако с таким же успехом он мог бы попросить водителя перерезать себе горло. Тот никак не отреагировал, даже не пошевелился, бровью не повёл. Продолжал, как вкопанный, стоять на месте и во все глаза смотреть на что-то необъяснимое и небывалое, следившее за ними из чащи.

Иван Саныч, чувствуя, что страх овладевает им всё больше и начинает затмевать ему разум, сделал над собой усилие, стараясь взять себя в руки и принять какое-нибудь решение. Он вновь попытался вывести из ступора окаменевшего шофёра и подбирал нужные для этого слова…

Но не успел. И не издал не звука. Потому что из леса вдруг донёсся негромкий продолжительный свист, сменившийся вскоре низким хрипловатым рычанием, перемежавшимся с бессвязным сердитым ворчанием.

От этих следовавших один за другим звуков, не то звериных, не то человеческих, у шефа кровь застыла в жилах, а горло будто сжало спазмом. Не решаясь взглянуть туда, откуда они донеслись, он, словно в инстинктивном поиске помощи, снова обратил взгляд на водителя.

И увидел, как лицо водилы, белое как мел, исказилось страдальческой гримасой, в глазах блеснул неописуемый, безумный ужас, а правая рука медленно поднялась и устремила вперёд трясущийся указательный палец.

Одновременно Иван Саныч услышал треск ломаемых веток и шелест потревоженной листвы и, резко обернувшись, обнаружил, что стоявшая среди зарослей исполинская тёмная фигура, до тех пор совершенно недвижимая, застывшая, как монумент, вдруг всколыхнулась, зашевелила конечностями, тронулась с места и, неторопливыми, уверенными движениями раздвигая тугие развесистые ветви, устремилась к дороге.

У шефа перехватило дыхание, волосы на голове зашевелились, в глазах потемнело. Ему хотелось закричать, но он не в силах был выдавить из себя ни звука – язык онемел, будто отнялся, и не повиновался ему. Он понимал, что, пока не стало слишком поздно, надо бежать, нестись отсюда без оглядки, как на крыльях; однако его ноги ослабли и сделались точно ватными, и он не смог бы сейчас даже идти, не то что бежать.

Он вновь повернулся к своему спутнику… и изумлённо вытаращил глаза. Того не было больше на прежнем месте, к которому, как казалось только что, он будто прирос. Водитель оказался более сообразительным и прытким, чем его начальник. Видя, как что-то громадное, тёмное и страшное, чего он не мог понять и объяснить себе, медленно, но неуклонно надвигается на них из леса, он мгновенно преодолел сковавший его страх и пустился наутёк, напрочь позабыв о своём грозном хозяине, перед которым всего минуту назад благоговел и трепетал, и бросив его на произвол судьбы. Иван Саныч успел лишь заметить, как шустрый водила в два прыжка пересёк дорогу и, подскочив, как кузнечик, в один миг скрылся в высоких кустах, росших на противоположной её стороне. И был таков!

Сражённый шеф мгновение-другое очумело, полуоткрыв рот, смотрел ему вслед. Лицо его скривилось и задрожало, точно он собирался заплакать. Он понял, что в самую решительную и катастрофическую минуту его жизни его предали. Что на верность запуганных, лицемерных и вероломных приспешников, пресмыкающихся и лебезящих перед начальством лишь до тех пор, пока оно в силе, надеяться нельзя. Что он остался совсем один, лицом к лицу с чем-то загадочным и невообразимо жутким, шаг за шагом приближавшимся к нему. И что сейчас, через считанные секунды, ему придётся в полном одиночестве, рассчитывая лишь на свои практически иссякшие, ушедшие, как вода в песок, силы, бороться за свою жизнь, вступить в смертельную схватку с тем, чему он не знал даже названия и что внушало ему неодолимый, парализующий ужас.

Но зато уже спустя миг он мог во всех подробностях разглядеть это нечто. Проложив себе путь сквозь плотные перепутанные заросли, на дорогу, на освещённый её участок, вышел могучий плечистый гигант, огромное, необъятное тело которого было покрыто длинной густой шерстью. Его широкогрудое, почти квадратное туловище было увенчано массивной, тоже косматой головой с низким покатым лбом, полускрытым нависавшими сверху чёрными, с прожилками рыжины волосами, с необычайно развитыми, выпиравшими надбровными дугами, мощной, выступавшей вперёд челюстью и почти полным отсутствием носа.

С первого взгляда можно было подумать, что это обезьяна. Самая настоящая горилла, достигшая каких-то невероятных, сверхъестественных размеров… Если бы не глаза. Они были не звериные. Человеческие! Они смотрели осмысленно, вдумчиво, с каким-то непонятным, неуловимым, таинственным значением.

Иван Саныч, чувствуя, как кровь леденеет и останавливается у него в жилах, запрокинул голову и заглянул в лицо незнакомца. Их взгляды встретились. Несколько секунд они пристально, не отводя глаз, будто изучая один одного, смотрели друг