Восемь бусин на тонкой ниточке - Елена Михалкова

– Это кто – Лучко? – недоверчиво спросил кто-то.

– Похоже… – протянули в ответ.

Еву окружили со всех сторон. Она стояла, откинув голову, наслаждаясь всеобщим вниманием и восхищенным удивлением. А потом заметила в стороне Марину Воробьянову. У той так же, как в детстве, были уложены две красивых толстых косы вокруг головы. Марина стояла с каким-то щекастым толстячком, крепко держась за его локоть, и вся светилась от гордости. «Муж», – наметанным взглядом определила Ева. И улыбнулась про себя.

На следующий день те одноклассники, которые были на встрече, рассказывали тем, кто не смог прийти, что Ева Лучко увела у Воробьяновой супруга. Да, прямо там, на вечере, и увела. Танцевала с ним весь вечер, потом смотрят – а их уже и нет. Потом, говорили, он звонил Марине, что-то врал про то, что срочно понадобилась его помощь с машиной… Выкручивался, одним словом.

А Ева, наигравшись с толстячком, отпустила его, как кошка пойманную мышь. Тот метнулся под крылышко к жене, просить прощения. Но дальнейшее Еву уже не интересовало: она добилась своего.

А всего два месяца спустя на вечеринке у друзей она неожиданно встретила Таню Коломееву, вожатую из своего первого лагеря. Таня осталась такой же красавицей, только глаза глядели устало. Она не сразу узнала Еву, но, узнав, обрадовалась, как старой подруге.

Пока они болтали, вспоминая юность, к Тане подошел темноволосый мужчина с седыми висками.

– Женя, мой муж, – представила его Коломеева. – Женечка, это Ева, моя бывшая подопечная из «Ласточки».

Ева взглянула на мужчину, задержала на нем взгляд. По губам ее скользнула улыбка.

Здороваясь, она на секунду сжала пальцами его ладонь.

Евгений работал в автосалоне.

– О, это просто замечательно! – расцвела Ева. – Я как раз выбираю машину. Вы не дадите мне пару советов?

Таня оказалась выключена из разговора. Она с грустью наблюдала, как ее муж сперва неохотно, а затем все с большим удовольствием делится мнением с Евой. Та хохотала над его шутками, откидывая голову, и все ее гладкое, крепкое, полное жизни тело тянулось к нему. Во всяком случае, так казалось Тане.

«С ума сошла? – ругала она себя. – Они всего лишь разговаривают. Присоединись к ним, посмейся над его шутками, как она!» Но Таня боялась подойти. Последнее время они часто ссорились с мужем, и ей не хотелось раздражать его лишний раз. Вдруг он рассердится, если жена подойдет?

И Таня осталась в стороне.

Год спустя, выходя из зала суда после завершения процедуры развода, Таня вспомнила ту вечеринку. А ведь она могла подойти, взять его под локоть, увести, не обращая внимания на насмешливый взгляд Евы… Исправило бы это что-нибудь? Может быть. Может быть, тогда не случилось бы его измены, после которой их брак рассыпался окончательно, без всякой надежды собрать все заново.

Таня вернулась домой, в квартиру, которая им двоим с мужем казалась маленькой, а ей одной была велика. Встала перед зеркалом. Зеркало отразило красивую русоволосую женщину средних лет. Но у женщины было такое выражение лица, как будто она больше никогда в жизни не улыбнется.

Таня прижалась лбом к зеркалу, опустила руки, как когда-то Ева Лучко. И разрешила слезам литься свободно.

А в эту же секунду Ева с удовольствием разглядывала свое отражение в зеркале. Когда зазвонил телефон, она взглянула на экран – это был Евгений – пожала плечами и не стала брать трубку.

Он не был ей больше нужен. Отработанный материал.

…………………………………………………

Маша бесшумно выскользнула из комнаты, где засыпала Ева. Возле той осталась дежурить Нюта.

Именно от Нюты Успенская узнала, что первым ее крики о помощи услышал Гена Коровкин. А потом во дворе зашлась в диком лае Тявка, и стало понятно, что случилась беда.

Пока Борис и Матвей вытаскивали Еву из бани, Нюта успела сбегать за медицинским чемоданчиком.

– Я всегда вожу его с собой, – объяснила девушка. – Там запас лекарств на экстренный случай. Вколола ей антидот от отравления угарным газом внутримышечно, нашатырь сунула под нос, и это помогло.

Придя в себя, Ева наотрез отказалась ехать в больницу, несмотря на совет Нюты.

Теперь она лежала в своей комнате – осунувшаяся, бледная, как будто кто-то стер с нее весь загар. Глаза превратились в крошечные щелочки. Но этими щелочками она пристально следила за окружающими.

Ева не помнила, как она потеряла сознание. Но у Маши были кое-какие соображения на этот счет. Когда во всеобщей суматохе пострадавшую унесли в дом, Успенская незаметно проскользнула в баню.

И обнаружила то, что и ожидала увидеть: печная вьюшка была плотно закрыта.

Дождавшись, когда Нюта отойдет в сторону, Маша присела на край кровати к Еве Освальд.

– Скажи, пожалуйста, ты закрывала задвижку в бане? – тихо спросила она.

Ева потерла виски и страдальчески уставилась на Машу:

– Какую задвижку? Ты о чем?

– Железную. В трубе. Закрывала?

– Господи, ну какое это имеет значение?! Нет, не закрывала! Я понятия не имела, что там есть задвижка.

Она откинулась на подушку и поморщилась, как от боли. Ее бледное искаженное лицо испугало Машу.

– Может быть, мне все-таки отвезти тебя в больницу? – робко предложила она. – Или попросить Бориса, у него машина проходимее моей.

Подошедшая Нюта горячо поддержала ее:

– Правда, Ева! Маша все верно говорит, вам обязательно нужно показаться врачу!

Ева повернула к ним голову и презрительно улыбнулась.

– Что, за дурочку меня держите?

Маша и Нюта растерянно переглянулись.

– Хотите сплавить меня в больницу, чтобы самим Марфу окучить? – продолжала Ева. – Ничего у вас, дорогие, не получится. Вам меня из игры так просто не вывести.

Понизила голос и прибавила, любезно улыбнувшись:

– Кишка тонка. У обеих.

– Да не собиралась я вас никуда сплавлять! – с детской обидой воскликнула Нюта. – Что вы такое говорите!

– Ты, может, и нет, – легко согласилась Ева. – Умственных ресурсов не хватит. А вот она, – Освальд подбородком указала на Машу, – запросто.

В эту секунду Маше показалось, что перед ней Борис в женском обличье: хамоватый хозяин жизни, способный оскорбить любого просто так, походя, без всякой причины. От молоденькой белолицей Нюты можно не ждать отпора. Ей можно бросить про нехватку умственных ресурсов и довольно посмеиваться, гордясь своим остроумием.

Маша поднялась.

– Нам тебя из игры так просто не вывести, говоришь? – Она ответила Еве такой же милой улыбкой. – Нюта, напомни, что ты вколола нашей дорогой Еве?

Успенская была уверена, что девушка в ответ просто назовет лекарство. Но Нюта сделала больше, чем ожидалось.

– Официально – ацизол, – отчиталась она голоском примерной ученицы.

Но что-то было в ее голоске такое, что заставило Еву приподняться на локте.

– Что значит «официально»? – визгливо спросила она. – Что было в шприце?

Личико у Нюты стало хитрое и довольное. Она выразительно пожала плечами.

– Поверь мне на слово, нам нет необходимости отправлять тебя в больницу, – хладнокровно сказала Маша.

– Что вы задумали?! – Она перевела взгляд с Маши на Нюту. – Что?!

Нюта несколько раз моргнула. Вид у нее был на редкость бесхитростный.

– Разве я могу это объяснить? – вздохнула она. – Мне не хватит умственных ресурсов. Чувствую, что уже не хватает. Поправляйтесь, Ева, и не думайте о плохом.

С этими словами она помахала ладошкой и пошла к двери. Маша последовала за ней, сохраняя серьезное лицо.

В коридоре, как только за ними закрылась дверь, она крепко пожала девушке руку.

– Надеюсь, мы не слишком сильно ее испугали, – озабоченно сказала Нюта. Но глаза ее смеялись.

– Даже если испугали, Еве это только на пользу, – заверила Маша.

– Она тебе и спасибо не сказала, – удрученно заметила девушка. – Ты ее вытаскивала из этой ужасной бани, чуть сама не потеряла сознание…

– А ты делала укол и приводила в чувство, – в тон ей ответила Успенская.

Нюта беззаботно махнула рукой:

– Ерунда. Я же не ради благодарности старалась.

Расставшись с девушкой, Маша отправилась искать Олейникова. Ей хотелось многое сказать ему. И пока Успенская бродила по дому, злорадно скрипевшему дверями и открывавшему для нее пустые комнаты, она успела накопить такие запасы злости, что хватило бы на трех Олейниковых.

Матвея она нашла в библиотеке, устроившимся в кресле. В этом же кресле Марфа вчера утонула, как птенец в гнезде, а Олейникову оно, казалось, мало.

Маша налетела на него, точно кошка на большого пса:

– Ты этого хотел?! Вот он, твой план в действии?!

Казалось, волосы у нее вот-вот заискрятся от переполнявшей Машу ярости.

– Ты о чем? – поинтересовался Матвей.

Но даже его холодный тон уже не мог остановить Машу.

– Ты понимаешь, что произошло? – прошипела она. – Думаешь, это несчастная случайность, что Ева едва не умерла в чертовой бане? Ничего подобного! Кто-то закрыл вьюшку, и угарный газ пошел внутрь. Если бы на месте Евы оказалась Марфа Степановна, она уже была бы мертва! Потому что ей восемьдесят лет, а не сорок пять, и убийца принимал это в расчет! Что ты щуришься на меня?! Да, убийца! Марфа чудом осталась жива! Я до сих пор не могу понять, почему Ева пошла в баню вместо нее.