Домашний арест или новый папа по соседству - Олли Серж

Но дочка чуть не плачет. Упертая…

В группу нам войти удается не сразу, потому что дверь оказывается перекрыта несколькими листами деревянных досок разного размера и цвета.

-Татьяна Тарасовна, - зову я нянечку. Та не откликается. - Верочка, давай завтра, - ухожу на новый заход уговоров.

Но вдруг женщина все-таки появляется. И не одна, а в компании нашего дворника-слесаря дяди Паши. Он постанывает и зажимает в кулаке наволочку.

-Что случилось? - Кивает нам нянечка. - В туалет захотела? А я предупреждала, чтобы компот за всеми не допивала. Сегодня из сухофруктов был, - поясняет нам проблему, - большинство детей не любит, а ваша - молодец.

-Нет, - вздыхаю. - Нам нужны слова стихотворения. Вера их в шкафчике забыла.

-И конфетки, - добавляет мелкая.

-Какие конфетки? - Смотрю я на дочь. - Вот ты за чем бежала!

-Ну у Ильи день рождения был…

-Так! - Повышаю грозно голос, собираясь отчитать дочь, но осекаюсь, потому что замечаю, с каким оценивающим интересом Иван смотрит на доски.

-Может, помочь занести? - Предлагает слесарю. - Давайте их к стене поставим.

-Да что там заносить, - отмахивается дядя Паша. - Их собрать бы сегодня надо было. А я вон - гвоздь в ладонь поймал. Разодрался. Теперь не могу даже молоток держать.

-Могу помочь… У вас есть инструмент? - Заглядывает в группу Аронов.

-Ой, помогите, пожалуйста, - оживляется нянечка. - Все есть. Даже шуруповерт. Если сегодня не соберём шкафы эти, то новых завтра заведующая нам от новой партии не даст. В подготовительную уйдут. А у нас обязательно нужно сменить. На ладан дышат. Того и гляди, на детей падать начнут!

-Не вопрос… - снимает пальто Иван.

-А ты не мешайся здесь, - строго говорит Вере Татьяна Тарасовна. - Иди с группой пока погуляй.

Дочь, конечно, такому раскладу остаётся совершенно не рада. Но под строгим нажимом вы рослых, сдается и разрешает проводить себя до площадки.

Нянечка, оценив, что детская мебель находится в надежных руках, уводит дядю Пашу в медкомнату.

Странно, но дело у Ивана действительно спорится. Будто он всю жизнь только и делал, что шкафчики собирал…

-Этому тоже депутатов учат? - Интересуюсь с улыбкой.

-Этому армия учит, - хмыкает Аронов. - Так доходчиво, что в жизни не забудешь!

-Понятно… - присаживаюсь я на подоконник и тоже снимаю пальто. В группе жарко. - На некоторые вещи можно смотреть вечно. - Говорю с улыбкой, - Как мужчина строит, готовит…

-И на то, как женщина раздевается, - перебивая, оборачивается на меня Иван.

Мои щеки неконтролируемо вспыхивают от его жадного и горячего взгляда. Когда вообще такое было, чтобы я сама? Он на подходе все срывает.

Беру себя в руки и отвечаю достаточно строго:

-Я не обещаю тебе ничего…

-Я знаю, - кивает. - Но это не мешает мне фантазировать.

Улыбнувшись, улыбкой кота-искусителя, продолжает работать шуруповертом.

Потихоньку начинаю оттаивать. Мне уютно и даже без слов приятно находиться рядом с Ароновым. Может быть, Марья права? Нужно просто наслаждаться чувствами? В конце концов, обидеть ребенка сильнее, чем собственный отец очень сложно. А Ивана… не нужно пытаться поставить на место отца. Вполне достаточно статуса друга. Так понятнее и безопаснее… Проблема просто в том, что мне бы хотелось иначе.

-О чем думаешь? - Вдруг окликает меня Аронов.

-Да так, - пожимаю плечами.

-Ох, не нравится мне твое «да так»… - вздыхает и мрачнеет.

Мне тоже хочется спросить, о чем он сейчас думает, но я молчу. Не хочется портить этот вечер. Все и так очень хрупко.

-На ужин можно пиццу заказать, - говорю, немного смущаясь, - или блинчики разогреть… Готовить уже нет времени.

-Да, я и думал предложить пиццу, - с энтузиазмом соглашается Иван. - Давай сразу закажем, чтобы не ждать.

Лезет в карман пальто, и в этот самый момент телефон начинает звонить.

Иван смотрит на экран.

-Извини, нужно ответить… - со вздохом откладывает в сторону шуруповерт. - Алло, да Алла Алексеевна…

Из динамика до меня доносится взбудораженный женский голос. К сожалению, разобрать, о чем он говорит, я могу только по ответам Ивана.

- Так, подождите, успокойтесь. У меня нет сомнений, что вы - хорошая сиделку. Конечно, ей нельзя коньяк. Даже если он повышает давление. Врач ей этого не прописывал. Нет! Никому она не нажалуется. Я вам обещаю. Кофе тоже нельзя категорически. Хорошо, об этом я тоже с ней поговорю… Да, спасибо, просто спокойно работайте…

-Что-то случилось? - Тревожно смотрю на Аронова, и принципе, уже без его ответа понимаю суть проблемы.

-Подожди, - делает мне он знак. - Нужно позвонить, а то поеду и убью ее…

Подхватывается на ноги и выходит на лестницу.

Я подбегаю к двери и прижимаюсь к ней ухом. Понимаю, что не мое дело, но… это выше сил и контроля.

-Какого черта, Элен! - Доносится до меня тихий рык Ивана. Он прокатывается эхом и поднимает волоски на моих руках. - Ты чего добиваешься? Мм? Сиделку я тебе нанял, вопрос с комфортным проживанием решил. Новая квартира будет готова через неделю! Что ещё нужно? Я тебя не блокировал! Я не беру трубку, потому что занят. Ты всегда можешь написать сообщение! Что? Ты не одна. Не нужно брать меня на жалость! Прекрати рыдать! Я больше не позволю тебе рушить свою жизнь. Ясно?! Я твою разрушил? Чем это? Ребенком? Так нахрена ты его оставляешь тогда, Лена?! Да, ты имеешь право сделать аборт! Ребенок - это наша с тобой обоюдная ответственность, и я от своей части не отказываюсь. Хотя она вообще! Слышишь? Никак, мать твою, в мои планы не входила! Прекрати, блин, плакать! Иначе я больше не поведусь на твои сказки про панические атаки и определю тебя в больницу. Замечательно! Собирай журналистов. Я зае..достало меня быть хорошим. Хочешь по-плохому? Будет плохому. Как? Узнаешь как! Но обещаю, что тебе не понравится! - Иван переводит дыхание. - Все! Замолчи, пожалуйста, ты просишь прощения, я тебя вынудил, я понял. И ещё. Ходить в ванну одной тебе тоже строго запрещено…

Понимая, что разговор окончен, я тенью сбегаю обратно на подоконник. Беру с него детские акварельные рисунки и делаю вид, что сосредоточенно рассматриваю.

Ощущения от услышанного у меня противоречивые. С одной стороны мне очень приятно, что Иван так категоричен с Элен. Что, наконец, перестал потакать ей и начал защищать «нас», а с