Кесарь - Даниил Сергеевич Калинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, Ходырев успел черпнуть лиха и познать горе на своем коротком веку. Был и голод, унесший мамку и младших сестер, и батя сгинул в лесу – когда на небольшой обоз всего из трех саней налетела озверевшая с голодухи волчья стая… Быстроногие кобылы соседей, впряженные в сани сельчан оказались порезвее, одна только отцовская Белуха еле-еле переступала ногами, из последних сил пытаясь оторваться от серых… Да куда там! Волки не хуже людей (а то и лучше!) понимают, какая жертва легче всего им достанется – а потому Белуху они задрали бы без шансов. Вот отец – отец мог спастись, особенно если бы соседские оказались посмелее! И взяв топоры в руки, помогли бате отбиться от налетевших волков… Но Никита Михалыч Ходырев не хотел бросать единственную уцелевшую кобылу, без которой поля по весне не вспахать – а мужики-селяне, собравшие с Никитой малый обоз, следующий в Смоленск, не только не подумали прийти на помощь, но не рискнули даже остановиться и дождаться отца Ивана…
Тогда же старший брат Мишка – случилось все три зимы назад – спешно собрался и подался в Смоленск, искать счастья на ратной службе. Давно хотел, да отец не пускал, ему сыновьи руки ой как нужны были в хозяйстве… С тех пор еще дважды отчаянно завидующий Михаилу Иван виделся со старшим братом – принарядившимся в стрелецкий кафтан да сапоги, перепоясанный кушаком с саблей на перевязи, тот изредка заглядывал покрасоваться в родную деревню! Но еще по весне большая часть смоленских служивых отправилась на соединение с ратью Михаила Скопина-Шуйского; под началом князя (говорят, теперь уже «Великого» князя!) и ратуется теперь с ворами Михаил…
Да, Смута, начавшаяся с выступления на Москву первого самозванца, здорово тряхнула Русь – но именно Смоленские волости она не особо-то и зацепила. До недавнего времени… Ведь оба самозванца следовали к столице кружными путями северских городов и южного порубежья – Чернигов, Путивль, Новгород-Северский… Здесь царскую власть недолюбливали еще со времен Бориса Годунова, здесь было крепко влияние казачества (и донского, и запорожского) – а казаки во множестве поддержали Лжедмитриев. Куда им было соваться под мощнейшую Смоленскую крепость с воровской голытьбой да горсткой ляхов!
Ну, а пока Смута собирала на Руси кровавую дань, Иван воспитывался в семье дядьки по материнской линии – благо, что мужские руки в хозяйстве всегда сгодятся! Погоревал Ванька, конечно, крепко – но жизнь понемногу налаживалась, брала свое, и крепкий парубок как-то незаметно вырос и возмужал, став единственным наследником отцовской избы и земельного надела семьи. Так что вскоре Ванька прослыл на деревне не самым последним женихом! Приглянулась ему на вечерних гуляниях парубков и девчат и девушка по сердце – Ульяна… И добрый молодец уже хотел было заслать сватов к ее родителям.
Но потом Смута пришла под Смоленск…
Началось все с налетов черкасов и литовцев на порубежные волости; дворянские заставы воеводы Шеины или просто разбегались, или были слишком малочисленны, чтобы сдержать натиск врага. Впрочем, деревня Ваньки Ходырева находилась далеко от границы с Литвой, и какое-то время война избегала его односельчан; однако земля полнилась слухами, что уже и сам король ляхов готовится к походу на Москву! А ближе к осени, когда неясные слухи стали получать пугающие подтверждения, крепкая семья Ульянки из еще относительно молодого отца и четверых работящих сыновей, да матери при трех дочерях, спешно собралась – и не дожидаясь ни большого обоза селян, ни сватов Ивана, отправились к Смоленску. Прохор, отец Ули (так Ходырев называл свою зазнобушку на гуляньях) вполне справедливо рассчитал, что когда обоз деревенских соберется, ляхи уже подступят к Смоленску – а если и нет, то множество крестьян могут и не впустить в переполненный беженцами град. В отличие от одной лишь семьи… Кроме того, чем больше обоз, тем выше шансы, что его захотят пограбить вороги; а уж от волков можно отбиться и с сыновьями!
Неглупый мужик Прохор… Был. Вроде бы и все рассчитал, да только люди могут лишь предполагать! Однако же складывается все порой совершенно иначе, как если бы мы того хотели…
Вот и Ванька Ходырев вместо долгожданной свадьбы да первой брачной ночи с любушкой, получил лишь быстрый, застенчивый поцелуй в небритую щеку – да твердое, горячее обещание любушки, что пойдет только за него; сам же Прохор наотрез отказался брать Ивана с собой… Думал, что в осажденном граде не прокормит со своих запасов лишний рот? Или боялся греха молодых, еще до свадьбы? А может, надеялся сосватать похорошевшую на глазах дочь за кого из служивых, иль ремесленников смоленских?! Может, и все вместе; так или иначе, прощание с Ульяной для Вани Ходырева стало последней встречей с зазнобой…
Седьмицу спустя с ухода их небольшого обоза, деревенские, возвращавшиеся с соседнего села, случайно нашли разбитые возы да порубленные тела всей семьи Прохора, сброшенные в овраг у дороги. Сердобольные сельчане похоронили зверски порубленных саблями несчастных, к тому же крепко погрызенных лисами да волками; но даже по числу павших можно было без сомнений сказать, что погибли все, без исключений…
Ох, и какой же неподъемной тяжестью свалилось на Ивана новое горе! Как же скрутило оно его сердце и душу, заставив на несколько дней забыть о еде, да искать спасенья в сонном иль хмельном забытье… Как же хотелось Ходыреву проснуться – и понять, что новости последних дней есть всего лишь ночной кошмар! Что сейчас, вот именно сейчас он проснется и осознает, что не было никаких черных вестей об Ули, что жива и невредима его любушка, что ждет его в Смоленске под охраной прочных стен крепости…
А все прочее было лишь страшным сном.
Увы, но проснувшись очередной раз, Иван смог осознать лишь, что топя свое горе в хмелю, он только бесцельно себя губит – в то время как погубившие Прохора и семью его тяти ходят по земле, да несут страдания и смерть прочим русичам! Поквитаться с черкасами иль литовцами, отомстить тятям! Вот, что
