Старьевщица - Олег Рой

— Зачем ты пришла сюда? — недружелюбно буркнул он. — Я тебя не звал.

— Чего ты бесишься? — хмыкнула она в ответ. — Из-за того, что цветы испортили костюм? Подумаешь, велика ли важность! У тебя теперь столько денег, что ты можешь не только каждый день, но даже каждый час покупать себе по самому дорогому костюму в лучших бутиках Англии, Франции или Италии.

— При чем здесь костюм? — возмутился он. — Дело не в этом. Я злюсь совсем не поэтому.

— А почему же? Может быть, ты мне расскажешь об этом? — вкрадчиво поинтересовалась она.

— Я хочу вспомнить маму...

— Так ты ж ее помнишь, — живо возразила Старьевщица. — Не может быть, чтоб ты забыл, как она выпорола тебя за двойку в тот день, когда от вас ушел твой отец. И то, как она болела, ты тоже прекрасно помнишь. Ты тогда только начал встречаться с Катей и всей душой рвался к своей любимой девушке, дорожил каждой минутой. А тут, как нарочно, нужно было тащиться к матери в больницу, на другой конец Москвы, да еще по дороге обегать магазины и аптеки, покупая то, что ей нужно, и везде отстоять очередь.

Неужели ты забыл, как злился из-за этого на мать, как готов был просто ненавидеть ее? И как ты обрадовался, когда она наконец умерла, освободив тебя от тягот ухода за ней? Виду ты, конечно, не подавал, изображал перед знакомыми вселенскую скорбь — но в глубине души просто ликовал, что освободился и что теперь ничто не стоит между тобой и твоей любимой Катюшей? И похороны матери ты тоже помнишь очень хорошо. Как она лежала в гробу, в белом платочке, но сама вся какая-то серая и точно восковая. Ты ведь не забыл, что ее вид вызвал в тебе такое отвращение, что ты побрезговал поцеловать ее? Все подходили прощаться с ней, а ты специально подошел последним, наклонился, но так и не поцеловал, только сделал вид...

— Но я не хочу помнить это! — Андрей не выдержал и сорвался на крик. — Я хочу вызывать в памяти хоть что-то... Хоть что-то хорошее. Не может быть, чтобы родная мать, которая меня любила — а она любила меня, я знаю это! — не была связана для меня ни с чем светлым, добрым и хорошим! Этого не может быть, слышишь? Чтобы она ни разу не приласкала меня, не сказала мне ни одного теплого слова, не сделала ничего такого, что оставило бы во мне светлый след... Так ведь просто не бывает! Но ничего, ничего подобного у меня в памяти нет!

— Ну, нет так нет, — Старьевщица пожала плечами. — Раз нет — так о чем теперь говорить? Тебе, мой дорогой, повезло гораздо больше, чем многим другим людям, ты сам хозяин своим воспоминаниям. И если в них чего-то не сохранилось, что-то утрачено, то виноват в этом только ты сам, и больше никто.

— Значит, все-таки было что-то хорошее? — Он пристально поглядел на нее. — Наверняка было, хоть я этого и не помню. Значит, ты купила у меня и это воспоминание... Благодаря тебе я лишился почти всего доброго и светлого, что было во мне... Оттого-то мне так и плохо. Знаешь, еще немного — и я начну тебя ненавидеть.

— Да знаю, —устало усмехнулась Старьевщица. — Ничего нового ты мне не сообщил. Сколько раз я слышала эти и куда более пылкие слова на ту же тему от людей, оказавшихся в моей власти... Но видишь ли, дорогой мой, никого из вас я не заставляла силой становиться моим клиентом. Каждый из вас сделал этот выбор сам. Ты сам каждый раз решал — продавать свои воспоминания или нет. И упрекать меня тебе не в чем. Не правда ли?

Возражать Андрей не стал. Ему просто нечего было возразить...

Воспоминание четырнадцатое

Андрей. Месть бывшей жене

Как наступила осень, Андрей не заметил. В этом году погода как-то совсем уж не задалась, лето выдалось холодным, дождливым. Ни одного хорошего денька — а синоптики по телевизору, точно в насмешку, каждый вечер обещали на завтра тепло и солнце. Андрей только и знал, что ругаться, слушая прогнозы погоды — это ж надо так врать и не краснеть! Бесстыдная ложь синоптиков вскоре начала раздражать до того, что он стал выключать телевизор, как только дело доходило до прогнозов погоды. Все равно смотреть там было не на что. Раньше хотя бы подбирали красивых длинноногих дикторш, которыми приятно было полюбоваться, когда они, изящно жестикулируя возле карты, сообщали о заморозках и циклонах. А теперь о погоде почему-то рассказывали, нелепо размахивая руками, одни сплошные уродины с плоскими задницами и глупыми физиономиями. Глядеть на таких не было ровным счетом никакого желания.

Так что лето незаметно переползло в осень. Казалось, его вовсе и не было.

В очередной мрачный осенний вечер с холодным ветром и мерзким моросящим дождем Андрею совсем не хотелось выходить из дому. Но, увы, это было необходимо. Сегодня ему обязательно нужно было появиться на очередной тусовке — традиционном празднике одного из самых известных столичных журналов о моде и красоте. Эта пышная вечеринка проходила из года в год и неизменно пользовалась популярностью. На ней собирались все сливки общества, и приглашение туда считалось особой честью, удостаивался его далеко не каждый. К тому же вечеринку каждый раз широко освещали в прессе. Отчеты, фотографии, сплетни... Больше месяца она служила информационным поводом для глянцевых журналов и многочисленных сайтов, посвященных светской жизни.

Словом, Андрей был уверен: пропустить ее нельзя. Как говорится, nobless oblige — положение обязывает.

И потому, поборов сильное нежелание двигаться (состояние, которое редко покидало его в последнее время), он все-таки заставил себя собраться, выехал из дома и отправился на тусовку в компании своей теперь уже постоянной спутницы. Но это была не Даша. С Дашкой он после той ссоры больше никуда не ходил, хотя они и помирились. Вроде бы... Их общение теперь стало совсем не таким, каким было раньше. Андрею не хотелось часто видеться с преданной подругой. В присутствии Даши он испытывал непонятное чувство, будто стыдился чего-то или был в чем-то виноват. Хотя, казалось бы, чего стыдиться, ничего из ряда вон выходящего он не сделал, ни в чем не провинился... Но все равно возникала странная тяжесть в душе. Он не мог разобраться, что с ним происходит, но коль скоро ощущения были реальными и неприятными, Андрей старался пореже встречаться с Дашкой. А ее место, во всяком случае, во время выходов в свет, неожиданно заняла, как ни странно, Старьевщица. Как-то раз они случайно встретились — он ехал на презентацию. Андрей неожиданно для себя предложил ей составить ему компанию, и, к его удивлению, она не отказалась. И с тех пор начала повсюду сопровождать его. Знакомым и журналистам он представлял ее как приятельницу, занимающуюся антикварным бизнесом. А в первый такой момент, когда ему надо было назвать ее имя, он чуть не брякнул: Старьевщица! — но вовремя прикусил язык, сделав вид, что закашлялся. И она сама назвалась журналистам: Анна. Неловкости никто не заметил. Позже Андрей спросил, настоящее ли это ее имя, но она лишь привычно усмехнулась в ответ:

— Какая разница? Как бы меня ни звали, я все равно для тебя навсегда останусь Старьевщицей.

Вот и на сегодняшней вечеринке она привычно сопровождала его. В элегантном сиреневом платье до колен, в туфельках от Лабутена, с тонкой работы бриллиантовым колье на шее, она выглядела куда эффектнее и представительнее, чем Дашка в своих одежках — несмотря даже на то, что была старше той как минимум лет на десять, а может быть, и намного больше. Да и держалась Старьевщица истинной светской львицей — в классическом, не современном употреблении этого понятия — в наши дни его опошлили так, что оно стало звучать скорее насмешкой, нежели комплиментом.

— Смотри-ка, дорогой, кто здесь! — вполголоса проговорила Старьевщица Анна, указывая глазами в сторону. Вокруг них уже толпился бомонд.

Андрей повернул голову в направлении ее взгляда и невольно поморщился. Вот некстати... Он ожидал увидеть кого угодно — но только не эту высоченную и худую, как жердь, блондинку с длинными, по-русалочьи распущенными волосами в вызывающем ярко-красном коротком платье. Акулина!..

— Вот только моей бывшей жены тут не хватало! — с досадой воскликнул он.

Блондинка меж тем не сводила с него глаз и, поймав наконец его взгляд, помахала рукой и призывно заулыбалась.

Для Акулины эта их встреча была отнюдь не случайной. Вот уже несколько недель она прилагала все усилия, чтобы попасть на светские мероприятия, где появлялся ее бывший супруг. С недавнего времени у нее созрел план, который сама Акулина считала весьма удачным и не таким сложным для исполнения. Нужно было только немного постараться, и все получится. Этим она и занималась в данный момент.

Акулина относилась к многократно описанной в литературе категории женщин, существовавших во все времена и почти во всех культурах—к категории профессиональных содержанок. Вступив на этот путь в пятнадцатилетием возрасте, она и не собиралась сходить с него, во всяком случае, пока не состарится. А до старости, как считала Акулина, ей было еще далеко. Она, не моргнув глазом, говорила всем, что имеет два высших образования и работает моделью. Ее нисколько не смущало, что эти утверждения не имели никакого отношения к действительности, поскольку она не работала ни одного дня в своей жизни. Впрочем, она никогда нигде и не училась, если не считать средней школы, аттестат в которой Акулина получила только потому, что учителя сжалились и кое-как натянули прогульщице и чуть ли не самой отстающей ученице в классе тройки по всем предметам. Впрочем, дипломы пары каких-то сомнительных университетов у Акулины имелись, но оба они были куплены — один непосредственно в платном вузе, из тех самых, что имеют звучные претенциозные названия, но не дают студентам даже самых элементарных знаний. А другой диплом, не мудрствуя лукаво, она и вовсе приобрела в переходе метро. То же самое относилось и к работе. Акулина могла часами вдохновенно врать, рассказывая, на каких престижных подиумах она дефилировала, в каких крутых местах снималась, что рекламировала и какие огромные бабки за это срубила. Она говорила и сама верила, что так и было. Но на самом деле как модель она еще ни разу в жизни не получила ни одного предложения, хотя и распихала свое портфолио по всем базам данных Москвы.