Каменные клены - Лена Элтанг

Это все равно что играть в шашки на лунный свет: проиграешь, а луна взойдет в то же самое время, хоть ты дерись. Если ты, конечно, не бог Тот, владыка времени.

Дневник Луэллина

я прочел сашино письмо в последний раз, сунул его в корзину для бумаг, выпил чаю и уехал на вокзал паддингтон, прихватив с собой фляжку: умный утнапишти, предчувствуя потоп, построил ковчег и запасся вином, потому что к вину боги слетаются, как мухи, почуявши знакомый запах

кажется, сартр где-то писал: чтобы напомнить французам об ужасах оккупации, довольно изобразить концерт немецкой военной музыки в люксембургском саду, так вот, чтобы напомнить мне о моей дурацкой работе, достаточно увидеть неумелого шофера, сплошь покрытого нервными пятнами

именно такой, маленький сутулый пакистанец, и вез меня на вокзал паддингтон, я дал ему карточку нашей конторы, пусть приходит покататься на тренажере: может быть, познав искусственный лондон, он перестанет бояться настоящего

садясь в поезд, я подумал, что слова нашей конторы, пожалуй, уже неуместны — уайтхарт вряд ли вытерпит еще три дня, а раньше я уж точно не приеду, ну и чорт с ней, с этой конторой, поеду в уэльс, наймусь в клены садовником за ночлег и миндальные сухарики

теперь саша в хенли, подумал я, распечатывая картонку с кофе, бродит в нарядной толпе по стюартовой поляне, может ли она полоснуть человека по шее, чтобы кровь хлынула из разверстой дыры, как из широко открытого рта? может ли подсыпать порошку в стакан с вином и смотреть, как закатываются глаза жертвы и пена собирается комочками в уголках губ?

что я, собственно, собираюсь делать: смешить смотрителя? смешить клубную охрану? смешить себя самого?

в одном старом романе ивлина во — про мистера пинфолда, [87] путешествующего на пароходе, — над героем смеются все пассажиры и команда, даже капитан и кок, а ему все нипочем, он знай на своем стоит: на корабле убийство, говорит он, и к тому же не одно! что ж, у мистера пинфолда хотя бы были причины упираться — он видел и слышал, а я только прочел, это еще смешнее

хотя, если бы меня спросили, что именно я прочел, я бы сказал: слова я убью его в выпавшем из чужой тетради письме, написанном кириллицей и так никогда и не отправленном

пока мы ехали вдоль моря, в автобусе пахло гнилыми водорослями, и я думал о том, что сказала сашина соседка, похожая на богиню тоэрис [88] в облике бегемота с человеческой грудью

я ведь почему тогда так испугалась, инспектор, сказала она, вспомнила, как мы маленькими играли в русские похороны, мне было десять, аликс — четырнадцать, вместо гроба у нас был ящик из-под консервов, совсем небольшой, ноги сгибать в коленях не хотелось, мертвые же прямо лежат, поэтому всегда клали эдну александрину, так жалко ее было, я даже плакала! помню, как резко там пахло ясменником, на этой поляне, мы целовали покойницу в лоб, читали отходную и заваливали ящик листьями и папоротником — эдна так тихо там лежала, зажмурившись, и старалась не дышать, бедняжка

потом, когда автобус миновал свонси и за окном потянулись пологие холмы, я допил свой ром, завинтил фляжку и стал думать о сэмюэле пеписе

четыреста лет назад в лондоне жил некий сэмюэл пепис, [89] любитель вкусно поесть, в его дневнике оказалось много слов — миллион с четвертью, а в дневнике некоего робба [90] слов было в двадцать раз больше, и прожил он почти девяносто лет, потому что слова продлевают жизнь, как поцелуи и красное вино

для чего я пишу свой дневник — для того, чтобы небо спустить, землю подвесить, покойников вывести, богов низвести, звезды загасить, самый тартар осветить, [91] или для чего-нибудь позначительней?

и заменит ли мой дневник все, что я потерял?

зато я знаю, зачем она пишет свой — она разучилась говорить, и ей больше не нужен собеседник

и читатель ей не нужен, но теперь у нее, кажется, есть целых два

в хенли я провел шесть с половиной странных часов

перед отъездом из хенли в уэльс я купил две открытки с видом на саутворк-бридж, устроился в кафе на автобусной станции и послал плотнику цитату из йейтса: с духами возможно вступать в невинное общение — если не заключать с ними сговоров, не наносить никому вреда с их помощью и не проявлять чрезмерного любопытства к заповедным тайнам

а суконщику написал отдельно: в х. пусто-пусто, пари проигрываю, еду в в.

между прочим, ни тот, ни другой мне не ответили, раньше такого не случалось — что-то меняется и мне становится немного не по себе

у администратора армстронга были темные, близко посаженные глаза обманщика, он встретил меня на пороге кабинета, загородив дверь своим большим, крепко надушенным телом, вам нужен смотритель? сказал он, оглядев меня с ног до головы, но такого у нас нет, последний клубный смотритель умер еще до войны и похоронен возле часовни святой мари

… да вы проходите, инспектор, я сам вам все покажу! вон там, слева — наш новый понтонный мост, он легко чистится и безопасен, вы ведь, наверное, получили жалобу?

а почему у вас мост из голубого пластика? спросил я, входя в приятную роль проверяющего, деревянный смотрелся бы много лучше

после той истории с гленом ливи правление решило заменить старый мост, неужто не слышали? армстронг покачал головой, а столько было разговоров… бедняга глен пытался пристать к мосту в потемках, перевернулся и не смог выбраться, его затянуло под сваи — дно здесь было хуже, чем в дартмурском болоте!

а вот некий дрессер… начал я, но администратор перебил меня, да нет же, его звали глен ливи! славный был парень, не стоило ему отправляться к шлюзу в одиночку, да еще и выпив лишнего, армстронг укоризненно поцокал языком — о, как я давно такого не слышал! в лондоне никто не цокает языком! — правление клуба строго смотрит на подобные нарушения, если бы он не утонул, его бы непременно исключили, уверяю вас, инспектор

инспектор? нет, я все-таки ужасно похож на полицейского — надо купить новый плащ, а пижонскую казулу выбросить, хотя она и заменяет собой целый дом в плохую погоду

похоже, вы ошиблись, армстронг, сказал я сухо, видите ли, я приехал сюда, чтобы узнать побольше о клубе лайонз-энд, поскольку свой клуб я намерен покинуть в ближайшее время, мой друг бредли сказал, что здешний смотритель покажет мне все, что стоит увидеть

имя спонсора бредли было выгравировано на одной из золотистых табличек у входа в клуб, и, судя по просветлевшему взгляду армстронга, я сделал неплохой выбор

Табита. Письмо шестое

Тетя, все наладилось!

Луэллин вернулся, он привез мне уэльский сувенир — каменную овечку, я спросила, почему она каменная, а он сказал, что камень — это лучшее, что есть в Уэльсе.

У нас есть Говорящий камень, сказал он, Бедренный камень, Воспитательный камень и даже Камень Вора на пустынном острове Мон… да чего у нас только нет!

Почему, почему я учила немецкий и латынь, ведь выбери я в колледже валлийский, могла бы говорить с Л. на его языке, я была бы единственной на всю улицу, на весь район! Ему так одиноко в Хобарт-пэншн, к тому же раньше он жил какой-то другой жизнью, я это точно знаю, и теперь у него не осталось ни друзей, ни знакомых. И даже родителей, кажется, нет.

И еще вот что: он принес мне — да, да, сам постучал в мою дверь! — какой-то листок, исписанный кириллицей. Вы ведь, кажется, работаете со словарями, сказал он, улыбаясь этой своей горестной улыбкой, от которой я готова закричать и броситься в лестничный пролет. Так вот, сказал он, мне нужно перевести страничку текста, довольно необычного.

С русского, тетя Джейн, представляешь?

Я сначала испугалась, что он переписывается с какой-нибудь славянской невестой, как тот парень из нашего колледжа, Том Стонуолл, он потом уехал с ней бог знает куда и пропал, но все оказалось проще: Луэллина тоже кто-то попросил, и листок не имел к нему никакого отношения.

Перевести я его, разумеется, не могла, отдала Брейкенриджу, у него в компьютере программа-переводчик, так что все дело заняло несколько секунд. Получилось немного сбивчиво, но увлекательно, про чью-то сестру и ее мужа, похоже на отрывок из дешевого детектива — я такие в поезд беру читать, когда езжу к вам в Уорсал.

Луэллин страшно обрадовался, когда я зашла сказать, что перевод мне пришлют по электронной почте, просто не знал, куда меня посадить. Это и не удивительно, у него в гостиной вместо кресел картонные коробки со всяким нераспакованным барахлом. Все вместе напоминает железнодорожное купе, забитое военными трофеями.