"Взлет и падение Третьего рейха" - Уильям Ширер

По воспоминаниям Гудериана, несколько дней спустя, 13 февраля 1945 года, из-за обстановки на русском фронте произошла еще одна стычка, продолжавшаяся два часа.

"Передо мной стоял человек с поднятыми кулаками и багровыми от гнева щеками, дрожавший всем телом… и потерявший всякий контроль над собой. После каждого взрыва негодования Гитлер ходил длинными шагами вдоль края ковра, затем внезапно останавливался передо мной и бросал мне в лицо новую порцию негодующих обвинений. Он почти визжал, казалось, его глаза вот-вот вылезут из орбит, а вздувшиеся на висках вены лопнут".

И в таком состоянии, душевном и физическом, немецкий фюрер принял одно из последних важных государственных решений. 19 марта он подписал директиву о том, что все военные, промышленные, транспортные объекты и объекты связи, как и все материальные ресурсы Германии, должны быть уничтожены, дабы не попасть в руки врага. Исполнение возлагалось на военных совместно с нацистскими гаулейтерами и комиссарами обороны. Директива заканчивалась словами: "Все распоряжения, противоречащие настоящему приказу, недействительны".

Германию собирались превратить в обширную пустыню. Ничего не следовало оставлять из того, что могло бы помочь немецкому народу как-то пережить свое поражение.

Откровенный и прямой Альберт Шпеер, министр вооружений и военного производства, предвидел эту варварскую директиву, исходя из предшествующих встреч с Гитлером. 15 марта он составил памятную записку, в которой решительно выступил против этого преступного шага и подтвердил, что война проиграна. Вечером 18 марта он представил ее фюреру.

"Полного крушения немецкой экономики, — писал Шпеер, — следует со всей определенностью ожидать в ближайшие четыре — восемь недель… После этого краха продолжать войну военными средствами станет невозможно… Мы должны предпринять все, чтобы до конца сохранять, пусть даже самым примитивным образом, основу для существования нации… На этом этапе войны мы не имеем права производить разрушения, которые могут отразиться на жизни народа. Если враги хотят уничтожить нашу нацию, которая сражалась с непостижимой храбростью, тогда пусть этот исторический позор полностью ляжет на них. Наш долг — сохранить для нации любую возможность возрождения в отдаленном будущем… "

Но Гитлер, решив свою собственную судьбу, отныне не интересовался дальнейшим существованием немецкого народа, к которому всегда выражал такую безграничную любовь. И он сказал Шпееру:

"Если война будет проиграна, нация также погибнет. Это ее неизбежный удел. Нет необходимости заниматься основой, которая потребуется народу, чтобы продолжать самое примитивное существование. Напротив, будет гораздо лучше уничтожить все эти вещи нашими же руками, потому что немецкая нация лишь докажет, что она слабее, а будущее будет принадлежать более сильной восточной нации (России). Кроме того, после битвы уцелеют только неполноценные люди, ибо все полноценные будут перебиты".

На следующий день верховный главнокомандующий открыто провозгласил свою позорную доктрину "выжженной земли". 23 марта появился на свет в равной мере чудовищный приказ Мартина Бормана, человека-крота, первого среди сатрапов Гитлера, с которым в настоящее время никто не мог сравниться по положению. Шпеер так описал это на Нюрнбергском процессе:

"Декретом Бормана предусматривалось сосредоточение всего населения с Запада и с Востока, включая иностранных рабочих и военнопленных, в центре рейха. К месту сбора миллионы людей должны были двигаться пешком. Никакого обеспечения продуктами питания и предметами первой необходимости ввиду сложившейся обстановки не предусматривалось. Условия движения не позволяли взять что-либо с собой. Результатом всего этого мог стать страшный голод, последствия которого трудно представить".

И если бы все прочие приказы Гитлера и Бормана — а было издано еще немало дополнительных директив — исполнялись, миллионы немцев, остававшихся к тому времени в живых, наверняка погибли бы. Свидетельствуя на Нюрнбергском процессе, Шпеер попытался обобщить различные приказы и распоряжения, требовавшие превращения рейха в "выжженную землю".

Уничтожению, по его словам, подлежали: все промышленные предприятия, все важные источники и средства передачи электроэнергии, водопроводы, газовые сети, продовольственные и вещевые склады; все мосты, все водные пути, корабли и суда, все грузовые автомобили и все локомотивы.

Приближался конец и немецкой армии.

Пока англо-канадские армии фельдмаршала Монтгомери форсировали в последнюю неделю марта Нижний Рейн, продвигались в северо-восточном направлении к Бремену, Гамбургу и Балтийскому побережью в районе Любека, американские 9-я армия генерала Симпсона и 1-я армия генерала Ходжеса быстро охватывали Рур соответственно с севера и с юга, 1 апреля они соединились у Липпштадта. Группа армий "Б" под командованием фельдмаршала Моделя, состоявшая из 15-й и 5-й танковых армий, насчитывавших примерно 21 дивизию, была загнана в ловушку среди развалин крупнейшего промышленного района Германии. Она продержалась 18 дней и 18 апреля сдалась. В плену оказалось еще 325 тысяч немцев, в том числе 30 генералов. Моделя среди них не было. Он предпочел застрелиться.

Окружение армий Моделя в Руре оголило немецкий фронт на большом протяжении на Западе. В образовавшуюся брешь шириной 200 миль двинулись американские 9-я и 1-я армии, высвободившиеся в Руре. Отсюда они устремились к Эльбе, к самому сердцу Германии. Открылась дорога на Берлин, поскольку в промежутке между этими двумя американскими армиями и немецкой столицей находилось всего несколько беспорядочно разбросанных, дезорганизованных немецких дивизий. Вечером 11 апреля, преодолев с рассвета около 60 миль, передовые части 9-й армии достигли Эльбы у Магдебурга, а на следующий день организовали на другом берегу предмостный плацдарм. Американцы находились всего в 60 километрах от Берлина.

Цель Эйзенхауэра теперь состояла в том, чтобы расколоть Германию надвое, соединившись с русскими на Эльбе, между Магдебургом и Дрезденом. Несмотря на резкую критику со стороны Черчилля и английского военного руководства за то, что не взяли Берлин раньше русских, хотя легко могли это сделать, Эйзенхауэр и его штаб работали как одержимые над решением неотложной задачи. Теперь, после соединения с русскими, необходимо было немедленно двинуться на юго-восток, чтобы овладеть так называемой Национальной крепостью, где в труднопроходимых Альпийских горах Южной Баварии и Западной Австрии Гитлер собирал на последнем рубеже обороны оставшиеся силы.

"Национальная крепость" была миражом. Ее никогда не существовало, кроме как в пропагандистских тирадах д-ра Геббельса и в головах сверхосторожных штабистов Эйзенхауэра, которые клюнули на эту удочку. Еще 11 марта разведка штаба верховного командования союзных экспедиционных сил предупредила Эйзенхауэра, что нацисты планируют создать в горах неприступную крепость и что Гитлер будет лично руководить ее обороной из своего убежища в Берхтесгадене. По сообщениям разведки, покрытые льдом горные утесы были практически непроходимы.

"Здесь, — утверждала разведывательная сводка, — под прикрытием естественных оборонительных препятствий, усиленных самым эффективным секретным оружием из когда-либо созданного человеком, уцелевшие силы, которые до сих пор руководили Германией, положат начало ее возрождению; здесь на заводах, расположенных в бомбоубежищах, будет изготовляться оружие; здесь в обширных подземных нишах будет храниться продовольствие и снаряжение, а специально сформированный корпус из молодых людей будет обучаться ведению партизанской войны, с тем чтобы целая подпольная армия могла быть подготовлена и направлена на освобождение Германии от оккупировавших ее сил".

Казалось, в разведывательное управление штаба верховного союзного командования проникли английские и американские мастера детективных романов. Во всяком случае, эти фантастические измышления всерьез восприняли в штабе союзных экспедиционных сил, где начальник штаба Эйзенхауэра генерал Беделл Смит ломал голову над ужасной возможностью "затяжной кампании в альпийских районах", что повлекло бы огромные людские потери и привело бы к затягиванию войны на неопределенный срок {"Лишь по окончании всей кампании, — писал позднее генерал Омар Брэдли, — мы поняли, что эта крепость существовала в воображении нескольких фанатичных нацистов. Она превратилась в такое пугало, что я просто поражаюсь, как мы могли столь наивно поверить в ее существование. Но пока оно существовало, легенда о крепости была слишком зловещей угрозой, чтобы ею пренебрегать, и в результате в последние недели войны мы не могли не учитывать ее в своих оперативных планах" (Брэдли О. Записки солдата, с. 536). "Превеликое множество всего было написано об Альпийской крепости, — заметил с усмешкой фельдмаршал Кессельринг после войны, — и в основном чепухи" (Кессельринг. Послужной список солдата, с. 276). — Прим. авт. }. Еще раз — уже в последний — изобретательному д-ру Геббельсу удалось повлиять посредством пропагандистского блефа на ход военных операций. И хотя Адольф Гитлер вначале допускал возможность отступления в австро-баварские Альпы, чтобы укрыться и дать последний бой в горах, близ которых он родился, где провел немало часов своей жизни, где на горном курорте Оберзальцберг, за Берхтесгаденом, он построил дом, который мог назвать своим, он долго колебался, пока не стало слишком поздно.