Волкодав - Мария Васильевна Семенова

один на один. Замерший в страхе Каттай ждал, что его всесильный покровитель выхватит из-за пояса кнут, но тот обошёлся без оружия – одним кулаком. Ему не потребовалось замаха. Каттай не успел даже толком увидеть, что именно содеял Шаркут. Меднокожий просто улетел на несколько шагов прочь и свалился к ногам своих товарищей. Его нос превратился во влажный бесформенный ком, брызгавший во все стороны красным, глаза закатились. Какое-то мгновение Шаркут неподвижно стоял возле освещённой стены, под обжигающими открытой ненавистью взглядами рудокопов. Ну-ка, мол, чья возьмёт?.. Кто отважится броситься, кто хотя бы шёпотом выговорит: «Ублюдок!»?.. Ну?!.

Их было не меньше пятнадцати человек, все с зубилами и кайлами в руках, но с места не двинулся ни один.

– То-то же, – вслух выговорил Шаркут. Повернулся и в сопровождении трепещущего Каттая вышел вон из забоя. Каттай прошёл мимо Дистена, но не решился ни заговорить с ним, ни даже поднять на саккаремца глаза. За их спинами невольники возобновили работу.

Способность видеть сквозь недра не обманула Каттая. Прекраснейшие опалы в самом деле начали попадаться один за другим, причём именно в том порядке, в каком он предсказал их появление. Сперва чёрные, таящие невероятную радугу, – счастливые камни, в чьей власти острота зрения и укрощение подлых страстей. Затем огненные, созерцание которых гонит прочь обмороки и грусть. Ради лучшего из них, высотой почти в человеческий рост, пришлось расширять выход наверх. Камень мягко закутали, взвалили на волокушу и со всеми предосторожностями отправили гранильщикам Армара. Там его очистят от корки и загрязнённых кусков, бережно отшлифуют… Но даже теперь, необработанным и нетронутым, самоцвет обещал далеко превзойти прославленную «Мельсину в огне». Чего доброго, прежний камень ещё вынесут из Сокровищницы и продадут, а новый установят на его месте под именем «Славы Южного Зуба». Как знать!..

…За огненными опалами последовали царские, названные так оттого, что именно ими была с давних пор увенчана корона аррантского Царя-Солнца, – тёмно-красное ядро с изумрудно-зелёной каймой. Цвета, излюбленные не только высшими Домами просвещённой державы…

Каттай очень пёкся о судьбе «своего» забоя: не иссякает ли снова? И если так, то не сочтёт ли господин Шаркут добытые богатства слишком скудными и не могущими послужить половиной Деяния?.. Его мучили смутные опасения. Он не понимал их природы, только то, что день ото дня они становились сильнее. Не жалея ног, он спускался на двадцать девятый, в жару, духоту и подземную вонь. Иногда – сопровождая распорядителя. Иногда – в одиночку.

Однажды Каттай пришёл туда и увидел, что все рудокопы в забое прикованы за ошейники к длинной цепи, укреплённой возле «чела». Лица у всех были как у приговорённых, и работа, понятно, двигалась куда медленнее, чем накануне. Лишь нескольким позволено было передвигаться свободно. Трое налегали на крепкие лаги, взваливая на волокушу очередной крупный камень, даже сквозь напластования грязи мерцавший алыми бликами в молочно-голубой глубине. Ещё трое тачками вывозили пустую породу. Эта работа считалась наиболее лёгкой. Каттай присмотрелся и с ужасом увидел на спинах у всех шестерых свежие следы кнута.

К его некоторому облегчению, присматривал за рудокопами знакомый надсмотрщик – Бичета, и Каттай отважился к нему подойти.

– Господин мой, что случилось? Почему все закованы?..

Бичета передёрнул плечами. Мальчишка-лозоходец был рабом, однако этот раб носил серебряную «ходачиху», и сам Шаркут ему покровительствовал. Поэтому Бичета неохотно, но всё же ответил:

– По приказу распорядителя. За непокорство.

«Сохрани и помилуй Лунное Небо! За непокорство?..» Каттай ужаснулся ещё больше и не отважился на дальнейшие расспросы. Он посмотрел на Дистена, работавшего дальше всех от «чела». Вот уж кто был, по мнению Каттая, воистину добрым рабом! Это верно, старый горшечник когда-то убил негодяя, причинившего его семье зло, но законное наказание принимал с твёрдостью и достоинством… Чтобы такой человек да вдруг взялся проявлять непокорство?..

Выждав, Каттай подгадал время, когда Бичета ушёл сопроводить до подъёмника вновь выломанную самоцветную глыбу, и подбежал к Должнику:

– Дядя Дистен!.. Чем вы все здесь провинились?..

Взгляд саккаремца показался мальчику каким-то далёким.

– Вчера, – медленно ответил горшечник, – один из нас увидел на стене тень. И это была не его собственная тень, малыш. Она грозила рукой – вот так – дескать, уходите поскорее отсюда! – и у неё торчал на спине горб. Я не буду тебе говорить, о чём мы сразу подумали. Сегодня мы замешкались перед входом в забой, а когда нас погнали вперёд, шестеро попытались войти сюда раньше других. О чём подумали надсмотрщики, я тебе говорить тоже не буду. Этих шестерых тотчас отделили и наказали, и я уверен, что покойные матери тех, кто порол… Ну да Богиня их, впрочем, наверняка уже простила… а остальных посадили на цепь. Вот так, малыш…

– Дядя Дистен! – взмолился Каттай, против воли чувствуя себя в чём-то непоправимо виновным. – Дядя Дистен, ты потерпи! Я тебя обязательно выкуплю!..

Ответить Должник не успел. Возле входа в забой появился вернувшийся Бичета, и прикованные рудокопы усерднее застучали кирками. Никому не хотелось лишний раз испробовать на себе его кнут. Каттай поспешно отошёл от Дистена, чтобы не навлечь на него гнев надсмотрщика, и пробрался к самому «челу».

Оттуда как раз извлекали очередную бесформенную глыбу, таившую внутри самородок Пламени Недр. Каттаю не требовалось полсуток путешествовать по переходам и шахтам, чтобы взглянуть на уже обработанные камни, он и без Армаровых гранильщиков знал: чем дальше, тем чище, крупнее и ярче становились опалы. Вот и этот камень: половина его была белёсо-голубой и таила внутри алые и зелёные отблески. А другая половина… В ней голубизна и двойная игра цветов сходили на нет, уступая место зёрнам мозаики всех мыслимых переливов. Эти зёрна были подобны ночному сиянию в небесах, о котором, вспоминая родной остров, рассказывал бедный Ингомер…

Таких самоцветов Каттай ещё не встречал. Даже в Сокровищнице. Потому что до сего дня их просто не было. Их никто не находил здесь, никто не извлекал из земли.

Каттай подбежал к «челу» и торопливо, жадно протянул к нему руки: что там, в толще?.. Есть ли другие подобные камни? Достойные если не державных властителей, то их дочерей и супруг?.. Таким ли окажется круглый, с большую тыкву, опал, который только-только начали вырубать из стены?..

…Дыхание Опасности, пронизавшее всё его существо, повеяло настолько грозно и мощно, что он еле устоял на ногах. Так вот она, истинная причина беспокойства, мучившего его все эти дни!.. Головная боль, о которой он, правду молвить, начал понемногу уже забывать, шипастым железным обручем впилась в темя и виски. Такой обруч во время