Канцелярист - Антон Сергеевич Федотов

запрос в МВД по поводу того, куда ушли деньги его родителей после их смерти? Короче, пусть уж лучше с пользой сдохнет, чем самостоятельно его утилизировать!

— Ad majorem Dei gloriam, — прокомментировал Воронцов-старший. — И никак иначе.

Повилас вздрогнул. Для него это приговор. Можно, конечно, спеть про «это не я съел варение», но ведь не поверят ему. Ткнут под нос очередные доказательства со словами «Вы, дорогой мой, вы!». Серьезные люди к таким разговорам подходят исключительно после тщательной подготовки. И когда сомнений у них нет никаких.

— Что ты от меня хочешь? — Резко выдохнул Шрам.

Граф обращение на «ты» проигнорировал. В очередной раз. В конце концов они врагами были еще с Великой войны. Можно и поблажечку дать старому… Знакомцу. Да и чего стоит слово приговоренного. Ведь диверсант перед графом уже фактически мертв. Единственная причина, по которой он тратит время на этот разговор — «последняя гастроль», которой их враг может попытаться искупить хотя бы часть нанесенного им империи ущерба.

О том, сколько горя принес за последние несколько лет этот человек его Семье, Григорий Никитич старался не думать. Чтобы не сорваться и не удавить мразь собственными руками.

— Есть мнение, что ты прилагаешь не все силы к тому, чтобы помочь нам уничтожить Магистра.

— Я же сообщил… — Начал было Повилас, но его очередная оправдательная речь была прервана небрежным взмахом руки.

Некоторое время собеседники молчали. Слышалось лишь негромкое позвякивание цепи оков, которыми пленник был прикован к столу.

— Мне надоело, — наконец констатировал граф. — Тебе знакомо понятие «итальянить»? Возможно, у тебя на родине это называется как-то по-другому. Я расскажу суть. Это вид забастовки, при котором рабочие скрупулезно следуют всем возможным правилам, прописанным в официальных документах предприятия. В итоге производство оказывается практически парализованным. И пользу от труда огромных коллективов становится не многим больше, чем если бы они вообще не вышли на рабочие места. Аналогия тебе понятна?

Шрам помолчал. Глянул на Старого Коршуна. Злости в его взгляде уже давно не было. Не мог он заставить себя испытывать гнев. Не было на него сил. Питающую ярость в глазах давно сменило затравленное выражение, рожденное чувством обреченности.

— Ребенком шантажировать будешь, сука? — Как-то отстраненно бросил он понимая, что сам бы именно так и поступил, будь к тому хоть малейшая возможность.

Воронцов рассмеялся. Негромко, но зло.

— Представь себе, буду. — Довольно убедительно констатировал он. — Мне в жизни жути пришлось творить столько… От жизни твоей девочки зависит безопасность граждан империи. Если бы у меня не было выхода, то…

Григорий Никитич недолго помолчал, давая собеседнику шанс осознать сказанное.

— … Вот только выход есть, — продолжил он. — Итак, мое предложение: если ты мне не поможешь, то я просто НЕ СТАНУ принимать никакого участия в жизни твоей дочери.

Повилас открыл было рот для сакраментального «И чо?..». Но тут же закрыл его. Нынешний собеседник не из тех, что станет болтать попусту. А это значит, что его слова следует, как минимум, обдумать.

Итак, что грозит Нике, если ее отец просто исчезнет? Имперский детский дом. Отчего-то Шрам был уверен, что если его последней просьбой станет отправить дочь в латвийское подобное учреждение, то ему не откажут. А еще диверсант прекрасно знал, что никогда такого не попросит. За благостной картинкой на его родине частенько скрывалось истинное равнодушие к тем, кому повезло меньше. Уж лучше пусть остается в Руси. Имперцы хотя бы дают профессию и хоть как-то помогают вступить в самостоятельную жизнь. Но все равно, без имени, денег и с таким бэкграундом пробиться в жизни будет довольно тяжело. И это если она не сломается куда раньше. Дети жестоки. Уж он-то знает об этом совершенно точно. А чужачка, да еще и «мягкотелая», «богачка» — с высокой долей вероятности станет объектом для травли. И даже если сотрудники интерната приложат все усилия, вероятность психологического слома в первые же месяцы именно для его дочери — очень высока.

Повилас глянул на задумчивого графа. Действительно, иногда вовсе нет смысла быть «злодеем», достаточно лишь отойти в сторону и не мешать естественному ходу вещей.

И даже злиться толком не получается. Во-первых, самого его при достижении цели нежный возраст объекта пыток не остановил бы. А, во-вторых, все-таки при инерционном варианте событий девочка будет расплачиваться именно за его грехи.

Вот и предмет для торга: не будет ли Ника ЖИТЬ, а то КАК она будет жить после того, как Повилас примет свое решение.

Для него самого приемлемых вариантов не оставалось.

— Кстати, — негромко заметил граф. — Полагаю, стоит тебя перевести поближе к Ковальчик. Она просто донимает персонал просьбами о встрече с тобой.

Шрам вздрогнул. Отчего-то он был уверен, что Наталия к нему добрых чувств не питает. А страшнее вопроса о том, что способна сотворить сумасшедшая жница с телом еще живого человека, лишь вопрос СКОЛЬКО она способна это самое творить.

«Это-то „пережить“ еще можно!», — диверсант и сам усмехнулся подобному каламбуру. А вот вопрос с Никой оставался открытым.

— Мои гарантии? — Спросил он пересохшим горлом.

— Только мое слово, — равнодушно пожал плечами граф. — И шанс для девочки. Это все.

* * *

— Он согласился. — Негромко констатировал князь Михалков, не отрывая взгляда от весело поблескивающих солнечных зайчиках, «отскакивающих» от небольших волн Мойки.

В данный момент он нарушал все и всяческие протоколы безопасности, распахнув плотную портьеру и встав прямо у окна. Никита Владимирович и сам не представлял всех тонкостей возведенного вокруг здания «Бастиона». Однако точно был уверен, что до него не долетит даже самая «хитровымудренная» пуля из известных его ведомству, ни мощное заклятие. Магия и техника столь плотно сплелись в общей защите объекта, что иногда даже спецам было сложно понять где заканчивается одно и начинается другое. Хотя бы просто увидеть главноуправляющего с улицы было невозможно. Качественная иллюзия не только создавала эффект задернутой шторы, но и «смещала» визуально окно для взгляда наблюдателя. То есть, любой выстрел пришелся бы не на оконный проем, а в толстые стены, буквально пронизанные древней магией и арматурой из особого сплава. Пожалуй, подобная защита могла выдержать и прямое попадание ядерной бомбы.

«Вот только какой в этом смысл, продолжать дальше жить, когда все что ты призван защищать уже погибло?», — в который раз подумалось ему.

И все равно, не смотря на все предосторожности и ухищрения, древняя инструкция, запрещающая подходить