Рим. Книга 1. Последний Легат - Шимун Врочек

Я иду. Солдаты при виде меня вытягиваются, затихают…

— Вольно, — говорю я. — Продолжайте, продолжайте.

У костра один солдат бреет другого. Сокращение расходов. Тоже верно — цирюльник стоит денег. Рядом на очаге хлюпает и шумит в медном котелке пшеничная каша. Контубернии — палатки по восемь человек — готовятся к завтраку.

Иду к главной площади лагеря.

Порыв ветра доносит до меня запах пригоревшей каши. Кто-то явно зазевался. Где-то вдалеке кричит центурион, сгоняя новобранцев на утреннюю разминку…

Я иду вдоль рядов палаток. Ветер рвет натянутую плотную ткань. Завидев меня, «мулы» вытягиваются по струнке, салютуют. Складные стулья вокруг костра, на огне булькает медный котелок.

Один из легионеров, высокий и крепкий, с коротким ежиком, при моем приближении вскакивает. Он кажется мне смутно знакомым…

— Легат! — слышу я голос. Поворачиваю голову… ага, теперь я его узнаю.

Точно. Это один из людей Тита Волтумия, тот самый громогласный хвастун и любитель похабных шуток. Как его? Секст Победитель?

— Легионер Секст, — говорю я, с удовольствием глядя на статного, подтянутого солдата. — Как твои дела, воин?

— Все отлично, господин. Спасибо!

— А Тит… — говорю я и тут вспоминаю. Конечно. Я приказал Титу Волтумию остаться в городе, чтобы он все время был у меня под рукой.

— Он в городе, легат, — отвечает Секст.

— Как раненые?

— Вашими молитвами, легат. К ним приходил медик. Спасибо вам!

Я киваю.

— Хорошо, Секст. Увидимся на плацу. — Я подмигиваю и иду.

За моей спиной затихает восторженный шепот. В отличие от младших командиров, легатам позволено легкое панибратство с воинами.

Возвращаюсь в палатку командира легиона. До торжественного построения остается полчаса…

Главный над цирюльниками успел задремать. Когда я вхожу, он вскакивает. Толстый, смешной.

— Что ж, — говорю я, сажусь на стул. — Легатом я уже стал. А теперь сделайте меня красивым легатом.

Три часа утра. Моросит мелкий противный дождик.

Ровные ряды манипул. Легион выстроен на санктум принципум — главной площади лагеря. Общее построение по когортам и центуриям — легионеры стоят молча, центурионы по краям. Ветер с треском треплет алые знамена когорт и шевелит конский волос на гребнях центурионов.

Священный орел легиона реет над головами — древко в руках аквалифера, орлоносца. Суровое лицо, шрам на левой щеке. Немигающий, застывший взгляд. Львиный оскал на его шлеме. С длинного желтого клыка мертвого льва срывается капля и летит вниз. Когда она пролетает мимо лица, аквалифер моргает…

Бульк! Капля разбивается у его ног.

— Воины! — Мой голос разносится над площадью, над круглыми шлемами солдат, над орлом, раскинувшим крылья в пасмурно-сером небе…

Трепещут, как живые, алые вексиллы, застыли неподвижно золотые значки когорт. Имаго — лик императора Августа на золотом фоне — смотрит бесстрастно, как и положено живому богу. Ровные квадраты когорт и манипул. Неподвижные лица солдат. Тысячи глаз смотрят прямо на меня. Очень, очень торжественный момент.

— Воины! — повторяю я, поднимаю правую руку.

Я стою на возвышении — трибуне — выпрямившись. Справа и слева от меня мои офицеры и слегка отдельно — префект лагеря Эггин, зараза эдакая. Лица квадратные. Морды кирпичом. Эггин хмурится.

Жрецы-гаруспики поставили походный алтарь, выстроились рядом. Самый тощий из жрецов держит на привязи белую овцу, другой, чуть потолще, — черного петуха. Белая, как снег, овца предназначена Гению легиона, она одурманена травой с сонным настоем; петуха же просто держат за шею — никуда не денешься. В опущенной руке главного из гаруспиков — священный нож.

Слева жрецы-птицегадатели замерли у клеток с курами и тоже ожидают приказа начинать. У помощника в руке ведро с кормом.

Легионеры ждут.

В клетках для священных кур — они такие важные, словно их самих поназначали легатами направо и налево, — утренний форум. Квохтание. Куриные сенаторы обсуждают свои священно-куриные дела и плевать хотели на окружающих их гордых потомком Ромула.

Отлично. Один из лучших римских легионов ждет, что скажут гадания. Затаив дыхание, воины смотрят перед собой. Львы по храбрости и выучке, они трепещут… Судьба львов зависит от кур. Смешно.

— Воины! — говорю я в третий раз. — Мы начинаем гадание!

Поворачиваюсь и киваю жрецам: вперед. Главный дает знак помощнику, тот начинает раскидывать зерно морщинистой рукой.

Куры с удовольствием клюют корм. Не оторвать. Я почти физически чувствую облегченный вздох «мулов». Куры клюют корм, который дал им новый легат, — это хорошая примета.

Новый легат — это я. И с гаданием все чисто. Ну… почти. Если не считать того, что я заранее отправил двух рабов, приписанных к палатке претория, чтобы они набрали в лесу гусениц. Потолще и покрупнее. Мы с Метеллием нарубили их кусочками и смешали с зерном. Теперь кур от этой смеси за уши не оттащишь — даже если бы они у них были, эти уши.

Львов нужно накормить заранее и до отвала — так учил мой брат.

Главный жрец поднимает руки. Легион замер, солдаты перестали дышать. Если знамения благоприятные, все будет хорошо (и новый легат никого не съест), если плохие — лучше бы отложить любые дела на другое время.

В древности решающие сражения не раз переносились на другой день — только из-за плохого аппетита легионных кур.

Жрец чуть медлит, скашивает глаза. Я смотрю на него молча и упорно: давай, старик. Да-вай.

Жрец натыкается на мой взгляд, вздрагивает. Затем произносит дребезжащим старческим голосом:

— Священные куры охотно клюют корм. Боги благословляют Семнадцатый!

Пауза. Потом легионеры начинают кричать — разом, словно воздух взрывается. Тысячи глоток открываются одновременно. По ощущениям напоминает извержение вулкана.

— А-а-а-а! — это радость.

Я оглядываю свой легион. Солдаты довольны. Приметы отличные. Что ж… Раз курицы дали добро, думаю, можно начинать смотр…

Огромный луг на берегу Визургия служит учебным полигоном для «мулов». Марсово поле — германский вариант. Здесь проводятся строевые учения легионов.

У самого берега вкопаны деревянные столбы, к ним привязаны соломенные чучела. Это враг. На них «мулы» отрабатывают удары мечом.

Я слышу вопли центурионов, вижу, как бегут солдаты. Резкие крики. Это центурион гоняет «тиронов» — новобранцев. После трех месяцев начального обучения они станут «милитами», произнесут воинскую клятву, и их распределят по центуриям. Благословенный момент. Я видел такое в Мавритании. Во время церемонии посвящения, когда звучала клятва, бывшие тироны стояли с мокрыми глазами.

Пока же это время не пришло, они — «мясо», «зелень» и «вонючая подстилка для шелудивой собаки». Вся черная работа по легиону — это для них. Бедняги.

Начальная подготовка. Уверен, эти тироны уже пожалели, что поддались на уговоры вербовщика.

— Вы думаете, вы воины?! — орет центурион так, что брызги слюны долетают до последних рядов. — Нет, девочки! Вы — дерьмо! Запомните это! Вы подстилка для козлов! Вы — потные вонючие обмотки последнего паршивого раба!

Новобранцы стоят, боясь лишний раз моргнуть. Известная штука. Кто из тиронов первый обратит на себя внимание инструктора — тот попал. Центурион будет «любить» в лице этого новобранца весь отряд.

— Думаете, вы похожи на воинов?! — орет центурион.

Тироны стоят, вылупив глаза. Нет, они так не думают.

От крика центуриона сдвигаются с места горы и реки выходят из берегов. Кипит лава. Земля становится круглой, норовит выскочить из-под ног, убежать куда-нибудь и спрятаться.

— Если вы так думаете, у вас навоз вместо мозгов! Запомните! Вы — никто! Вы — грязь под моими ногами! Губка, которой подтерли жирную задницу и забыли в отхожем месте! Вы — говно! От вас — воняет! Жалкие твари! Я, б…ь, научу вас, б…ь, любить мой, б…ь, любимый, б…ь, Семнадцатый, б…ь, Морской легион! Я!

И все — на одном дыхании, почти без пауз. Впечатляет.

Крик такой вдохновенный, что физиономия центуриона становится багровой. От нахлынувших патриотических чувств к Семнадцатому Морскому, видимо.

— Есть тут умные? — спрашивает центурион с надеждой.

Поиск «любимцев» продолжается. И тут главное — не выделиться сразу, иначе центурион назначит тебя любимцем и козлом отпущения — и будет любить в твоем лице все прибывшее пополнение. За все настоящие и вымышленные провинности.

— Ты! — жезл центуриона упирается в грудь молодому новобранцу. У него рыжие волосы и короткий веснушчатый нос. — Твое имя?

— Нерий Галька, центурион!

Бух! Голова тирона мотается, на щеке тут же наливается красным след от удара. Новобранец поднимает голову, лицо бледное.

— Что?! — орет инструктор. — Кто центурион?! Ты ни хрена не центурион, зелень, это я здесь хренов центурион! Понял, Ягненочек?!