Три подруги и разбитое зеркало - Анастасия Солнцева

есть старшая сестра сама Фируса узнала в двенадцать лет. Тогда родители впервые взяли её с собой в заграничную поездку. До этого Руся справедливо считала себя единственным ребенком. Любимым, балованным и бесконечно оберегаемым.

В тот день посадив младшую дочь рядом с собой Мариса быстро и коротко, не отвлекаясь на, по её мнению, лишние переживания и эмоции собственного ребенка, колебавшиеся от глубокого потрясения до нездоровой радости, рассказала следующее.

Согласно особому внутреннему указу Совета на всех муз было наложено два обязательства. Первое: сочетаться браком исключительно с себе подобными. Второе: в каждой семье должно было родиться не менее двух детей. Больше можно, меньше – нет. Первенцы, независимо от пола, отдавались сразу после рождения Старейшинам для воспитания идеальных прислужниц. Второй по старшинству ребенок оставался в семье, но мог быть призван на службу Совету в любое время с момента наступления двенадцатого дня рождения.

И вот, Русе объявили:

– Совет хочет встретиться с тобой. Заодно, познакомишься с Симоной, своей старшей сестрой.

– Симона? Имя какое-то странное…, – пробормотала в ответ Руся, которой казалось, будто родители просто жестоко шутят.

– Имя выбирает Совет, – холодно ответила ей мать, на лице которой не было и тени улыбки.

Через неделю девочка предстала пред взглядами Старейшин. Предыдущие семь дней ушли на то, чтобы добраться по пункта встречи – глухой деревни на юге Франции. В страну бунтарей, революционеров, вина и круассанов они с родителями отправились на машине. Стоило им только пересечь границу, как позади их автомобиля пристроилось несколько черных джипов. Так, в сопровождении неизвестных, скрывавшихся за тонированными стеклами, они покатили по пустынным провинциальным дорогам, наблюдая непримечательные пейзажи и изредка встречаясь взглядами друг с другом. Ближе к вечеру мама завязала Русе глаза и весь остальной путь маленькая муза преодолела с плотной повязкой на голове, отчаянно прислушиваясь к каждому звуку и пытаясь понять, что происходит.

Родители на любые её вопросы отмалчивались и очень скоро, осознав всю бесполезность, Руся перестала что-либо спрашивать вообще.

Наконец, машина остановилась, девочку вывели на улицу, где витал стойкий аромат лаванды и еще чего-то, смутно знакомого.

Фирусу взяли за руку и повели куда-то. Вели долго, стойко сохраняя глубокое молчание, но помогая перепрыгивать и переступать через преграды, взбираться по лестницам и переходить веревочные мосты. Те препятствия, с которыми она не могла справиться стоя на собственных ногах, она преодолевала на мужских руках, которые показались такими надежными, что Фируса периодически соскальзывала в сон, а потому не могла точно сказать, сколько времени заняла дорога. Кем был тот мужчина, который привел её в чертоги Старейшин, Руся так и не узнала.

Когда утомительное путешествие завершилось с неё сняли повязку, предварительно дав наставление: «Досчитай до ста и только тогда открывай глаза». Без прежних вопросов подчинившись, Руся в уме сосчитала до указанной цифры и подняла веки, с удивлением обнаружив себя стоящей посреди высокого и широко каменного колодца. Подняв голову, она увидела небо, оно было ярко-голубым, таким, что после повязки разболелись глаза. Произведя в уме нехитрые подсчеты, Руся сообразила, что фраза про глухую деревню не была преувеличением, ведь у них ушла вся ночь на то, чтобы добраться до Совета.

Оглянувшись по сторонам, она увидела двенадцать фигур в длинных просторных балахонах с наброшенными на голову капюшонами. Они сидели на возвышении, на высеченных из камня стульях, больше напоминающих троны, расставленные по периметру колодца на равном удалении друг от друга. Старейшины мало того, что гордо восседали на престолах, так еще и возвышались не меньше, чем на метр над каждым, кто оказывался в центре каменного мешка. Этот момент Руся запомнила очень четко, потому что тогда в полной мере ощутила всю свою ничтожность перед наделенными властью.

Лиц членов Совета Руся не разглядела. Горящий в лампадах огонь давал достаточно света, но Старейшины не спешили снимать свои капюшоны. Они просто смотрели на неё. Молча. И от этих взглядов ей, маленькой, перепуганной и растерянной, было неуютно, ведь она чувствовала, что они не просто смотрят. Они изучают её.

Старейшины продолжали молчать, а она, не в силах вымолвить ни слова, молча глядела на них в ответ. Всё это продолжалось не дольше десяти минут, но музе показалось, что миновало с десяток лет. Наконец, один из членов Совета взмахнул рукой. Ткань широкого рукава на мгновение задралась, продемонстрировав сухую старческую руку с пигментными пятнами и вздувшимися мутно-голубыми венами. С жутким скрежетом часть каменной стены отъехала вверх и вошел отец Руси.

Подойдя, он встал рядом с дочерью, но так, чтобы ни кончиком пальца, ни краем странной черной одежды, чем-то напоминающей кимоно, не коснуться девочки.

– Понимаешь ли ты всю важность возложенной на твою семью миссии? – обратился к её отцу глухим дребезжащим голосом тот, который махал рукой.

Фирусе показалось, что он был самым главным в Совете. И не только потому, что он единственный из всех заговорил и хоть как-то подвигался в то время, как все остальные сидели истуканами. Но и потому, что у него единственного спереди на капюшоне светлого балахона был вышит серебряный знак. Музе так и не удалось рассмотреть его детали, потому что чем сильнее она напрягала взгляд, глядя на символ, тем сильнее он расплывался, превращаясь в серебряное пятно.

– Понимаю, – кивнул не глядя на дочь Артур.

– В таком случае, мы одобряем кандидатуру твоей дочери на пост помощника первого советника. С этого момента и навсегда она – служительница Совету. Единство и сила.

– Единство и сила, – поклонившись, откликнулся отец Фирусы, а после, глядя строго вперед, вцепился в дочь и потащил следом за собой на выход.

Часть каменной стены вновь поднялась, а потом с тем же звуком опустилась, но уже за их спинами. А сами они вышли в похожий на предыдущий колодец, но размером поменьше. Здесь не имелось ни тронов, ни людей в балахонах, благодаря чему Руся задышала ровнее и попыталась задать вопрос. Но отец лишь жестом приказал ей молчать. И девочка послушно затихла.

Из второго колодца отец и дочь тем же способом перешли в следующее помещение – копию первого и второго, но еще на порядок меньше.

Процедура повторилась несколько раз: скрежет, кусок уезжающего вверх камня, полная безлюдность и нарастающая торопливость отца. Последний колодец оказался таким узким, что высокий худощавый мужчина и девчонка, которую можно было двумя пальцами обхватить едва смогли пробраться по нему бочком.

– Интересно, а что делать людям с чуть более здоровой телокомплекцией, если Совет вызовет их к себе? – Ниса пренебрежительно прервала рассказ музы. – Ну, тем, кто не напоминает собственный рентгеновский