Осада - Джейк Хайт

Слуга Исхака поджидал у боковой двери, и визирь прошел за ним в дом. Слуга провел Халиля на лестницу и в небольшую комнату за ней. Пол покрывал пышный ковер. Несколько подушек, низкий столик с чайником и парой глиняных чашечек. Исхак стоял в ожидании, сцепив за спиной руки. Выглядел он как прежде: серо-стальные волосы, обветренное, усталое, красивое лицо. Слуга вышел, притворив толстую дверь, Исхак шагнул к гостю и по-дружески обнял.

— Добро пожаловать, старый друг!

— Спасибо, что согласился принять, — сказал Халиль, когда оба уселись на подушки.

— Ты сказал: хочешь поговорить о важном, и я с нетерпением ожидаю твоих слов.

Исхак разлил по чашкам парящий чай, протянул одну Халилю.

— Какие новости во дворце? Вспомнил ли султан про меня?

Халиль покачал головой — и паша понурился. Он явно надеялся, что Халиль принес новости о его назначении.

— Боюсь, из дворца я принес только скверные вести, — сказал визирь и, обведя рукой комнату, добавил: — Я могу говорить здесь свободно?

— Стены этой комнаты толсты. Нас никто не подслушает.

Халиль кивнул, но произнес тем не менее вполголоса:

— Я хотел поговорить о нашем султане. Боюсь, он не годится править. Он твердит только о заговорах против него. Он боится твоей власти и влияния, хочет лишить всего и сослать в далекую провинцию, где ты перестанешь являться угрозой. Он хочет поступить так со всеми выдающимися людьми империи, боясь их талантов. Полагаю, вскоре настанет и мой черед.

— Скверные новости, в самом деле, — заметил Исхак задумчиво, потягивая чай. — Я надеялся, с годами Мехмед станет мудрей.

— К сожалению, он не изменился. Как и в первый раз, окружает себя льстецами и глупцами. Не слушает меня, откровенно насмехается над советниками отца. Его слух открыт лишь для лести. Боюсь, он погубит империю.

— Не будь столь мелодраматичен. Мехмед еще молод. Со временем он обретет мудрость.

— Со временем? Когда же? Когда мы все умрем? — Халиль поставил на стол чашку, так и не пригубив чай. — Исхак, я не собираюсь ждать чуда до смерти. А ты?

— И что же ты предлагаешь?

— Возможно, нам было бы лучше послужить другому султану, — предложил Халиль.

Исхак прищурился, но промолчал, и потому Халиль продолжил:

— Сын Мехмеда, Селим, всего лишь младенец. Пока он вырастет, империя будет в надежных руках тех, кто достаточно мудр для надлежащего управления ею.

— Восстать на султана… И это твой совет? — выговорил Исхак с отвращением. — А что же ты уготовил для Мехмеда?

— Он молод и слаб. Войска не любят его, но с радостью последуют за тобой. Поднимай армию, бери дворец, а я уж позабочусь, чтобы сопротивления ты не встретил. Через месяц Селим будет на троне, а мы — верными визирями у его ног, управляющими империей так, как это полагается делать.

Исхак не ответил. Допил чай, встал и принялся ходить по комнате. Затем остановился и потер руки, будто хотел отряхнуть их от чего-то неприятного.

— Зачем ты пришел? — спросил он наконец. — Мы же старые друзья. Ты же знаешь: я никогда не предам султана.

— Но Мехмед не султан! — возразил Халиль, тоже вставая. — Ты же помнишь, как он правил в первый раз: носился с полубезумным персидским еретиком, не обращая внимания на армию, а христиане тем временем шли войной на наши земли! Мехмед не изменился! Мечтает о Константинополе — а сам едва не проиграл битву на Косовом поле, хотя воинов у него было вдвое больше, чем у христиан. Исхак, ты же был там, ты видел! И ты все равно готов отдать жизнь, чтобы насытить его глупое тщеславие?

— Может, он и глупец — но отважный глупец, — возразил Исхак. — Последнюю атаку на Косовом поле он возглавил сам — и выступил против превосходящих сил противника. Но я бы пошел за Мехмедом, будь он и трусом, ведь выбирать я не могу. Аллах избрал его в султаны, и этим все сказано.

— Даже если это значит, что тебя обошли, про тебя забыли, оставили гнить, пока люди вроде Саруджи-паши заняли место, принадлежащее тебе по праву?

— Халиль, я никогда не подниму руки на султана. Никогда, — отчеканил Исхак.

Халиль кивнул — ведь этого он и ожидал. Но все же игра пока не сыграна. Осталась еще одна карта.

— Исхак, дело не только в твоей верности султану. Я ведь не в игрушки играю. Знаю, ты презираешь интриги. Но от этой тебе не удастся уйти. Ты должен выбрать: со мной — или против меня.

Исхак отвернулся.

— Значит, старый друг, я против тебя, — сказал он, вздохнув. — Уходи. Слуга проведет тебя. И да пребудет с тобой милость Аллаха!

— И с тобой также, — отозвался Халиль, уходя.

Именно на такой итог встречи он и рассчитывал. Исхак всегда был человеком твердых и простых убеждений. Он оставался воином, не переносившим тайных гнусностей большой политики. Право же, Халиль не был удивлен — и раздосадован не был. Полуночная вылазка окончилась так, как Халиль и надеялся.

Мехмед едва успел встать с кровати, когда старший евнух сообщил: прибыл Исхак-паша и просит об аудиенции. Старый вояка явился на рассвете и с тех пор упрямо ждет. Отказывается уходить, пока не увидит султана. Мехмед принялся поспешно одеваться — разговор обещал быть интересным.

Как обычно, Мехмед задержался у потайного глазка, прежде чем войти в залу аудиенций, — рассмотрел как следует Исхака. Тот стоял, будто аршин проглотивши, прямой и строгий, облаченный в простую одежду воина, борода аккуратно подстрижена. Даже возвышаясь среди пустого зала аудиенций, он, казалось, излучал властность и решительность. Такого уж точно не стоит иметь среди врагов. Насмотревшись, Мехмед вошел в зал и уселся на трон, махнув рукой в ответ на поклон.

— Я рад видеть моего верного Исхака. Что же привело тебя ко мне в столь ранний час?

— Мой султан, я узнал о заговоре с целью убить вас и посадить на трон вашего младшего сына. Прошлой ночью ко мне приходили и предложили участвовать в заговоре. Я же, как понуждает долг, решил немедля известить ваше величество об измене.

— Измена? — Мехмед нахмурился. — Это большое зло. Кто же предал меня?

Исхак замялся — очевидно, выдать заговорщика ему было нелегко.

— К моему огромному сожалению, предал ваше величество сам великий визирь Халиль-паша.

— Я рад такой самоотверженной верности. Непросто обвинить в тягчайшем преступлении друга, даже ради того, чтобы защитить своего султана. Я вижу, мой отец по достоинству ценил тебя, поставив столь высоко. Тебе можно доверять — и потому твоя верность будет сообразно награждена.

— Спасибо, повелитель! — Исхак склонился.

— Халиля ни мне, ни тебе опасаться не стоит: я уже знаю все, что он сулил тебе прошлой ночью.

— О повелитель, как же?

— Потому что я его и послал.

— Ваше величество, я не понимаю.

— Исхак-паша, я собираюсь вскоре выступить на Константинополь. Мне нужен командир, которому я мог бы безоговорочно доверять. Прежде чем назначить тебя на должность, я хотел убедиться в твоей надежности. Теперь ты — правитель Анатолии. За тобою остается и пост командира анатолийской кавалерии.

— Ваше величество, я не могу выразить словами мою благодарность и признательность…

— А я очень благодарен за твою верность, Исхак-паша. Не страшись Халиля: заговора, о каком он рассказал тебе, нет и никогда не было.

Этой ночью Халиль сидел в одиночестве в своем кабинете и читал при свечах. Кабинет его был укромной комнатой с очень толстыми стенами, ключ от нее хранился только у самого визиря. Он разбирал шифрованное послание от монаха Геннадия. В письме содержалось предложение, которого Халиль давно уже ждал. Связь с хитроумным и коварным монахом окупилась сторицей. Визирь посылал Геннадию яд лишь для того, чтобы ускорить кончину императрицы-матери, и ничего более не ожидал. Но теперь Геннадий предлагал визирю сдать Константинополь. Обещал стряхнуть великий город как перезрелый плод к ногам визиря — при условии, что тот гарантирует избрание Геннадия патриархом и не допустит унии между католической и православной церквями.

От такого предложения невозможно отказаться. Благодаря помощи Геннадия, быть может, Константинополь все-таки падет! Халиль решил принять предложение, но с одним условием: пусть монах позаботится о том, чтобы султан Мехмед не пережил осады. Для человека столь хитрого и искусного, как Геннадий, убийство юного неосторожного султана не должно составить проблемы. Мехмедовы шпионы заполняют весь двор, от них не укрыться ни единому движению — но ведь за Геннадием они не наблюдают! А Халиль снабдит монаха нужными сведениями. Когда же Константинополь падет вместе с завоевавшим его султаном, именно Халиль, регент и великий визирь, станет править величайшей империей мира. Конечно, он милостиво позволит Геннадию принять патриарший сан.