Аромат желания - Анна Данилова

– Но если предположить, что тогда, седьмого ноября, у Гороховой в доме был он, этот ненормальный, то его дальнейшие поступки можно определенно назвать мотивированными! И, исходя из этого, срочно предупредить остальных ваших подруг об опасности. Получается, что он все это время пытается доказать самому себе, а может, и Лиле, что он своим свиным рылом способен не только залезть в «калашный» ряд… Если на самом деле допустить, что ему удалось подслушать ваш разговор, вернее, рассказ Лили о том, как он ей противен и что он, бедный, жалкий и больной, не способный ни на что, не имеет права даже дотронуться до таких женщин, как вы – красивых, чистых, богатых, холеных, красящих губы дорогой яркой помадой и пахнущих духами, носящих драгоценные меха и брильянты, – то все вы, дразнящие его сексуальный аппетит и только самим себе, по его мнению, кажущиеся недосягаемые для него, – целый букет потенциальных жертв. И чтобы доказать Лиле, что он, как и любой другой мужчина, может овладеть такой женщиной, он выбирает себе первую жертву, и ею становится Люба Горохова… Хозяйка этого дома…

– Да, все правильно и логично. Но ведь вслед за Любой идет тщательно спланированное изнасилование Ольги, женщины куда более скромной, работающей, и все такое, словом, не вписывающейся в наш уровень жизни.

– В том-то и дело, что тщательно спланированное! – воскликнула с горечью Глафира. – Ведь Ольгу усыпили… А для того, чтобы это проделать, надо было выкрасть как минимум у ее соседки ключи, проникнуть в квартиру ночью, изнасиловать… Зачем? Не понимаю…

– Если бы не Ольга, то следом шла бы Ирина Аленькая… А после нее – кто-нибудь из нас…

– Вы звонили кому-нибудь из своих подруг? – Глафира замотала головой, пытаясь придать своим мыслям стройность.

– Ну да! Говорю же! Позвонила Кате Ратмановой. Она трубку не берет уже два дня как. С Верочкой Дмитриевой мы разговаривали еще сегодня утром, Наташа Охотникова… Я ей еще не звонила, зато разговаривала со Светланой Борисовой, ее подругой, и та сказала, что Ната хандрит… Но, во всяком случае, жива и здорова.

Глафира быстренько пометила у себя в блокноте:

«Катя Ратманова. Вера Дмитриева. Наташа Охотникова. Светлана Борисова. Лиля…»

– Как фамилия Лили?

– Самарцева.

– «…Лиля Самарцева». Так, все заново, я продиктую, а вы скажете, никого не упустила:

1. Любовь Горохова

2. Ирина Аленькая

3. Катя Ратманова

4. Вера Дмитриева

5. Наташа Охотникова

6. Светлана Борисова

7. Лиля Самарцева

8. Светлана Баксанова

9. Ольга Болотникова

Двоих зачеркиваю, их нет в живых. Олю Болотникову подчеркну – на нее нападали, но оставили в живых. А теперь, Света, пожалуйста, сообщите мне номера телефонов и адреса всех женщин из этого списка, кроме, понятное дело, Ольги. Я отлично знаю, где она живет. И вообще, я ее подруга…

– Хорошо, я все сделаю. Кстати говоря, поэт-то наш тоже действовал вроде как по списку. А он откуда узнал адреса? Ведь жертву наверняка выслеживал…

– Я тоже об этом думала. Скорее всего, он выкрал записную книжку Лили. Или же, записав со слов Лили же фамилии и имена ее подруг, нашел информацию о них в Интернете.

– Да-да, он точно дружит с Интернетом, Лиля рассказывала что-то о том, что он собирается написать книгу о золоте гитлеровцев или что-то в этом духе. Что собирал информацию по Интернету…

– Золото Рейна? – У Глаши по спине побежали мурашки.

– Вот, точно! А вы что, уже слышали об этом золоте?

– Просто ваша подруга, Ирина Аленькая, незадолго до смерти тоже интересовалась этой же темой, искала «Золото Рейна» в поисковиках.

И тут Светлана заплакала. Горько. Тихо. Слезы покатились по ее фарфоровым щекам.

– Глаша, пожалуйста, помогите остановить этого изверга… Теперь-то нам точно известно, что это он. «Поэт», мать его…

– Постойте, – вдруг вспомнила Глафира. – А что же это вы не вспомнили про Василису?

– Какую еще Василису?

– Иванову! Разве она не была в вашей компании?

– Васька эта? Да вы что?! Люба ее терпеть не могла за неискренность, фальшивость и стремление всеми правдами и неправдами пролезть туда, где ее видеть не хотели… Она – известная в городе тусовщица, пустышка, очень завистливая женщина. Она терпеть не могла Любу, и все потому, что та ни разу после смерти Миши не пригласила ее к себе домой. Вернее, не так. Василиса после смерти Миши, который всегда приглашал в свой дом множество гостей, в том числе и Василису, сама ни разу не навестила Любу, вроде как поставила крест на этой семье. Я же говорила, что Любу навещали лишь преданные ей друзья. А Василиса, когда одумалась, что неплохо было бы бывать и здесь, с нами, попыталась навязать Любе свое общество, позвонила ей, сказала, что хотела бы приехать на годовщину смерти Миши… словом, Люба отказала ей, сказала, что ее дом – это не тусовка, что это частное владение и что она сама вольна распоряжаться, кого приглашать, а кого – нет. Так они стали врагами. Вернее, Люба о ней потом и не вспоминала, но до меня доходили слухи о том, как Василиса отзывается о Любе, что, мол, она алкоголичка и что все, кто у нее бывает, – тоже пьянь. Про нас она говорила «продавщицы и танцовщицы». Но почему вы про нее вспомнили?

– Да так… просто это она одна из первых забила в колокола, вызвалась помочь в расследовании убийства, и это именно она представила Лизе список окружения Любы. Но, поверьте, вас, вот всех тех, кого вы мне сегодня назвали, там нет. Зато есть Икорников Владимир Кондратьевич и Орлов Максим Петрович.

– Надо же… Да, это большие люди в областном масштабе, и они на самом деле работали в одной связке с Мишей, но после его смерти они забыли про Любу, можете мне поверить. Хотя… Я знаю, что они сейчас занимаются ее предстоящими похоронами… Но это так, для очистки совести, не больше. И никогда близкими друзьями Любы они не были. Василиса же назвала их исключительно для того, чтобы насолить им, чтобы во время следствия им потрепали нервы.

– Скажите, Светлана, а вся эта история про студентов? Благотворительные вечера…

– А… Вы и про это знаете? Что ж, не стану скрывать, это было. Развлекалась Любаша… Ошибки совершала, а кто их не совершает? Но если вы клоните к тому, что один из них и был этим самым «поэтом»… нет и еще раз нет. Студенты – совсем молоденькие мальчишки, а «поэту», по словам Лили, было далеко за тридцать.

ГЛАВА 23

Она приехала на дачу трехчасовой электричкой, шла долго, утопая резиновыми ботами в жидкой грязи проселочной дороги, и дождевые редкие капли, сливаясь с катящимися по бледным щекам слезами, разбивались о грубую прорезиненную материю дождевика. Три часа, а как темно, и небо стало ниже, фиолетовые тяжелые тучи того и гляди раздавят, прижмут к земле.

От остановки до дачного участка, расположенного недалеко от большой деревни, двадцать минут ходу. Она шла, стараясь не замечать мокнущих по обе стороны дороги кустов дикой смородины, зарослей шиповника, желтоватых переплетенных ветвей старых гигантских ив. Иногда ей казалось, что она не касается земли, что все то, что с ней происходит вот уже несколько лет, – тяжелый затяжной болезненный сон, и она сама – без плоти и крови, а потому и все вокруг тоже такое – фантастически прозрачное, сотканное из плотного воздуха и раскрашенное серыми, черными и зелеными красками. Она не могла вспомнить, когда последний раз замечала вокруг себя все то прекрасное, на что обыкновенно обращают внимание счастливые люди: небо, солнце, цветы, лица людей, звезды… Поэтому небо давило, дождь напоминал ей слезы, ветер – душевные муки, гроза же была предвестником беды или смерти…

Она шагала, высоко поднимая ноги и приминая ботами сухую острую траву, хлюпая по болотистым лужам, и старалась не думать о том, что происходило, происходит и еще много раз будет происходить с ее сыном.

«Он не ведает, что творит, его надо остановить. Господи, дай мне силы, чтобы его остановить… Подскажи мне слова, которые образумили бы его! И прости меня, Господи, за то, что я сделала с бедной девочкой. Я не хотела смерти, я лишь хотела остановить его, убедить его в том, что его тоже любят…»

Она спустилась с зеленого холма вниз, к деревне, пересекла широкую, посыпанную щебнем дорогу, бетонный мостик через высохшее русло реки, поднялась по гладкой, мокрой от мелкого дождя дороге до перекрестка и свернула в узкий проулок дачного поселка. В ноябре этот поселок выглядел вымершим, пустым, унылым. Все домишки были заперты, заколочены, на воротах и калитках висели замки. Некогда пышные сады сейчас смотрелись вереницей голых, скелетообразных деревьев. Серый пейзаж изредка разбавляла сочная, свежая зелень елок.

Женщина остановилась перед калиткой, легко открыла ее и по узкой каменной тропинке направилась к одноэтажному, выложенному из красного кирпича дому. Добротный, с новыми окнами и высоким крыльцом, он смотрелся настоящим жилым домом.

Женщина достала из кармана ключ, открыла дом, вошла и вздохнула, вспомнив, что электричество в поселке с наступлением осени отключают, а потому ей снова придется топить камин, чтобы наполнить теплом кухню и прилегающие к ней комнаты. А ужин придется готовить на газовой печке.