Джура - Георгий Тушкан

ПЛОХИ ДЕЛА НА БИЛЛЯНД-КИИКЕ

I

Беда никогда не приходит одна. После суровой зимы уже в начале марта подул теплый ветер и начал таять снег. Женщины и дети радовались, а Кучак пропел песню, посвященную ранней весне.

Аксакал не разделял всеобщего восторга. Весна обычно начиналась в этих горах с мая, и раннее потепление не предвещало ничего хорошего. Аксакал, озабоченный и невеселый, каждый вечер поднимался, несмотря на ревматические боли, на южный склон ущелья — единственное место, где после зимнего джута ледяная корка стала хрупкой и крошилась под ударами копыт яков. Джура разгребал снег, и аксакал замечал, что с каждым теплым днем количество снега на склонах уменьшалось, а слой льда под снегом делался толще. Однажды поднялся сильный буран, и на следующий день кутасы уже не в силах были разбить своими копытами толстую ледяную корку.

Аксакал творил заклинания, приносил жертвы духам, но земля по-прежнему была покрыта плотной коркой льда. Тогда он обратился к крайнему средству: вынул священную книгу «Юй-Ся-Цзи». Ее с таинственными телодвижениями вручил как-то Искандеру купец, приезжавший из Китая, в обмен на рубины. Зная страх старика перед всем необыкновенным, купец в витиеватых выражениях сообщил ему, что эта книга поможет ему в самые трудные минуты жизни. «Только, — предупредил его купец, — попусту нельзя к ней обращаться: она может навсегда утратить свои волшебные свойства».

Аксакал уединился с книгой в свою кибитку. Он избегал Джуры, требовавшего по нескольку раз в день, чтобы аксакал использовал чудодейственную силу этой книги для возврата увезенного карамультука или для того, чтобы найти засыпанное обвалом оружие басмачей. Тогда бы Джура не побоялся обвалов и добыл кииков и архаров.

Джура несколько раз наведывался к месту обвала, надеясь достать из-под снега оружие басмачей. Но там образовалась такая большая гора снега, спрессованная в смерзшиеся ледяные кирпичи, что разрыть ее было невозможно.

Шли дни, и корка льда не исчезала. Книга оказалась бессильной. Об этом громко сказал Джура.

Старик поморщился: последнее время Джура разрешал себе слишком много.

Когда стало очень холодно и отощавшие яки уже не могли подняться, аксакал приказал жителям снести к нему в кибитку всю сухую траву, чтобы кормить скот.

Сухой травы нашлось немного: она была подостлана под шкуры, на которых спали обитатели кишлака.

— Надо с осени сушить траву, и побольше: скот будет чем кормить, — сказал Джура и этим очень разозлил аксакала.

— Где это видано, чтобы подростки учили аксакалов! — сердито закричал старик. — Никто в роду не занимался таким пустым делом! Животные сами должны добывать себе корм из-под снега. Так было заведено исстари, и не мальчишке менять обычаи предков.

Между тем Искандер отдал всю собранную траву животным, которые принадлежали лично ему.

Старуха Айше объясняла все беды отказом Тагаю в гостеприимстве.

Аксакал, после того как духи добра, талисман и книга «Юй-Ся-Цзи» оказались бессильными, решил вызвать джиннов — духов зла, чтобы привлечь их на свою сторону. Он проделал все, что полагалось в таких случаях, и ждал чуда. Но чуда не было.

Пришлось резать скот, и в кишлаке вкусно пахло мясным бульоном. Вареного мяса было вдоволь. Этому радовался один Кучак. Он жил текущим днем и не задумывался о будущем. Кучак искренне удивлялся Джуре, безразлично относившемуся к еде.

— Ты макай мясо в соленую воду, вкуснее будет, — советовал Кучак, недоумевающий, почему Джура ест безо всякой охоты.

Джура долго не отвечал, а потом сказал:

— Скучно!

Этого Кучак никак не мог понять. Вот если бы нечего было есть…

— Может, ты болен? — спрашивал Кучак.

Юноша не отвечал. Он тосковал. И раньше он был безразличен к еде, болтовне. Зато он мог так долго слушать песни Кучака о героических подвигах Манаса, что иногда сам Кучак просил дать ему передышку.

Джура не мог сидеть без дела, и когда занимался чем-нибудь, то вкладывал в работу всю душу. Поэтому ковал ли он нож в кузнице, делал ли ошейник Бабу или резал по дереву — все спорилось в его руках. Джура часто в свободные минуты вырезал из дерева фигурки животных и птиц. Однажды он так удачно сделал изображение аксакала, что тот ужаснулся: так верно схваченное сходство граничило с колдовством. Аксакал запретил Джуре это занятие.

— Твои силы бередят джинны. Это они не дают тебе покоя и хотят твоей гибели. Работай больше, — советовал аксакал, глядя на неспокойного юношу.

И Джура работал, лишь бы руки не были без дела. Он не мог, как Кучак, часами бездумно валяться на шкурах.

С тех пор как в кишлаке побывали комсомольцы, Джура потерял покой. Наслушавшись диковинных вещей об иной жизни, Джура не мог долго усидеть дома и убегал в горы, стремясь увидеть, что за ними дальше. Но дальше высились такие же суровые, безмолвные горы, сверкавшие на солнце вечными снегами.

Все больше Джурой овладевало страстное желание пройти через горы, туда, где, по словам аксакала, обитали только арвахи — духи умерших — и куда был закрыт доступ живым людям под угрозой смерти.

Джура верил аксакалу и его рассказам о том, что китайский купец и комсомольцы знали особые заклинания, поэтому их и пропускали арвахи. Но все-таки он был готов иногда бросить все и пойти попытать счастья. Он вдруг начал спешить: ел торопясь, ходил торопясь, будто бы боялся опоздать. Все вдруг ему опостылело, и если и был человек, которого он взял бы «туда», это была Зейнеб. Без нее он не представлял себе жизни в том или ином мире. Он не мог уйти один. Да и куда уйдешь зимой? Он ждал лета.

После ссоры с Тагаем взор Джуры все чаще и чаще останавливался на стройной фигурке порывистой и своевольной Зейнеб, ни минуты не сидевшей на одном месте. Он почувствовал, что любит ее, но боялся высказать свою нежность. Он сердился, когда аксакал ругал ее, а порой и бил, но стыдился вступиться за нее. С каждым днем росла его ненависть к аксакалу; он твердо запомнил слова незнакомцев о том, что в их стране все люди равны между собою.

Наконец произошло событие, на время отвлекшее Джуру от его дум: Бабу родила щенка.

Бабу была охотничьей собакой отменных качеств. Ее способность отыскивать и настойчиво преследовать зверя, а самое главное — исключительная сообразительность выделяли ее из числа других собак. Аксакал, а особенно Джура с нетерпением ждали от нее потомства.

Каково же было их огорчение, когда родился только один-единственный щенок! Большого потомства никто не ждал: у этих собак, родственных тибетским догам и монгольским волкодавам, оно не бывает многочисленным: два-три щенка. Но рождение только одного щенка было несчастьем для кишлака. Тагай, знавший отменные качества Бабу, еще раньше обещал за каждого щенка по яку, и аксакал долго не соглашался отдать щенка Джуре. Наконец после ожесточенного спора Джура переселил Бабу с ее потомком к себе в кибитку. Он боялся, что жадный старик раздумает.