Темные огни - Розмари Роджерс

Хорошо понимая, чего он от нее ждет, Джинни сухо сказала:

— Ну что ты! Нет нужды менять свои привычки. Раз уж дело касается бизнеса, поступай как знаешь. Ведь я тоже всегда чем-то занята и не ощущаю себя покинутой.

— Ага! — он убрал руку с ее бедра. — Значит, ты меня наконец поняла. Я так и думал! Ладно, с сегодняшнего дня будем жить так, как нас устраивает, согласна? А сплетники пусть займутся кем-нибудь другим. Что ты на это скажешь?

— Конечно, я согласна с тобой.

Их глаза встретились, и князь Иван все с той же улыбкой слегка коснулся ее лба губами.

Как только князь вышел, Джинни соскочила с кровати и бросилась к умывальному тазу, стоявшему за ширмой в углу комнаты.

Она изо всех сил терла кожу, словно смывая следы насилия и унижения. Через минуту ее тело покраснело от горячей воды и мочалки.

Боже, как же она презирала себя! И как усилились ее недоверие и ненависть к человеку, которого она называла своим мужем! Мысли теснились у нее в голове, она прижала ладони к вискам и прикрыла глаза. Все, что случилось с ней, по-прежнему казалось Джинни нереальным — ну разве может так неслыханно измениться жизнь всего за несколько месяцев? А ведь за это время она успела выйти замуж за человека весьма странного, которого почти не знала. Хуже всего, что он, как муж Джинни имел права на ее тело.

Тщательно одетая и свежая, с волосами, стянутыми на затылке зеленой лентой, Джинни завтракала с мачехой в небольшой комнате на первом этаже. Сенатор уже уехал на Монтгомери-стрит.

— Он обеспокоен, — пояснила Соня. — Ты же видишь, что происходит вокруг?

Стряхнув с себя привычную сонливость, Джинни заметила во взгляде Сони замаскированную враждебность.

— Какой смысл беспокоиться, если ничего не можешь предотвратить. Иногда куда приятнее просто не замечать реальности, — равнодушно проговорила Джинни.

Это равнодушие Соню и вывело из себя:

— Избегать реальности, подумать только! Так вот почему ты ходишь с таким видом, будто тебе на всех наплевать! Господи, Джинни, зачем ты создаешь эту искусственную дистанцию между нами!

С Соней определенно что-то происходило: ее голос, обычно спокойный, дрожал, а щеки пылали.

— Но на этот раз я скажу тебе все — нравится это тебе или нет! До сих пор я не задала тебе ни одного вопроса о том, как ты жила в Мексике с того памятного дня, когда тебя… нет, мне никогда не забыть того ужасного дня! А ведь мы с отцом ни единым словом не упрекнули тебя за то, что ты не написала нам ни одного письма, кроме того холодного и лишенного всяких родственных эмоций послания. А мы сходили с ума от волнения! Но и тогда ты нам соврала! Разве ты не понимаешь, сколько времени и средств потратил отец, чтобы найти тебя и обрести уверенность, что ты вернешься к нам в целости и сохранности! И вот теперь ты замужем за князем, который тебя боготворит и готов предоставить тебе все, что ты только захочешь, и все же ты… Ты когда-нибудь спрашивала себя, отчего Иван так много времени проводит вне стен этого дома? Или тебе на это тоже наплевать?

Пока Соня говорила, Джинни молчала, сжав зубы, но едва та умолкла, она со злостью посмотрела на нее и сказала:

— Да, наплевать! Мне вполне по душе моя теперешняя жизнь, если уж ты хочешь знать правду. Я бы с радостью осталась в Мексике, где была действительно счастлива, — во всяком случае, какое-то время. Но в мою жизнь вмешались какие-то люди. И вот теперь я замужем за князем. Только жизнь не сказка, дорогая Соня, и прости меня, если я пытаюсь по-своему избавиться от давящей скуки моего нынешнего существования.

Соня облокотилась о стол, и на ее щеках вспыхнул румянец.

— Хоть ты и говоришь, как взрослая светская дама, Джинни, ты все еще ребенок. Тебе только двадцать один год, а ты уже видела немало грязи. Думаешь, твой отец не обвиняет в этом себя? Но в этом есть и доля твоей вины. Сколько раз я говорила тебе: не флиртуй так откровенно с мужчинами, особенно с теми, кто способен на насилие и предательство. Таким был человек, похитивший тебя, и мне очень жаль, что его не убили тогда. Впрочем, уверяю тебя, если он наберется наглости и объявится поблизости от границы, его пристрелят без всякой жалости, как он того и заслуживает. Боже мой, Джинни, как ты… как ты низко пала! Иван поведал нам, как быстро этот Стив нашел предлог, чтобы избавиться от тебя. Да как ты могла подумать, что этот скот вдруг преобразится? Такие, как он, только и ждут момента, чтобы улизнуть от соблазненной ими женщины. И ради этого чудовища ты готова отвернуться от всех, кто спас тебя от унижений и самой дурной доли! Твой отец…

— Перестань, Соня! — Джинни вскочила. — Ни ты, ни отец никогда не знали меня. Кстати, если бы я оказалась дурнушкой, меня наверняка сплавили бы во Францию или постарались побыстрее выдать замуж. Так оно, кстати, и вышло — вы с отцом весьма преуспели! Князь Сарканов — какая великолепная партия! Но я-то вышла за Ивана по одной только причине — потому что была в состоянии шока, напугана и очень-очень несчастлива и… Боже! Я до сих пор не знаю, почему это сделала, — то ли перепила, то ли находилась под воздействием наркотиков. Но теперь это не имеет значения. Что сделано, то сделано. Но если бы отец не аннулировал наш брак со Стивом…

Как только Джинни произнесла это имя, у нее перехватило дыхание.

— После всего, на что он тебя обрек, я очень надеюсь, что его найдут и убьют! И это случится обязательно — ведь твой отец назначил за его голову награду в пятьдесят тысяч долларов! На свете немало мужчин, способных убивать не хуже, чем он. За такие деньги они пойдут на все!

Джинни смертельно побледнела.

— Но почему, — прошептала она, — почему вы так жаждете его смерти? Вы что, хотите отомстить за меня? Неужели вы воображаете… — Тут она истерически рассмеялась. — Нет, не верю… Неужели вы думаете, что он явится за мной и нарушит все ваши планы? Ах, вы боитесь, что, пока он жив, я могу бросить своего так называемого мужа и убежать к Стиву? Что ж, вы правы. Что это ты так напугалась, Соня? Разве тебе не доложили, что я уже успела прикончить двоих?

Соня с ужасом смотрела на нее, жалея, что некстати распустила язык. Но то, что произошло сейчас с Джинни, казалось ей совершенно невероятным.

— Господи, Джинни, как ты можешь… В этот момент в дверь тихо постучали, и в комнату вошел недавно нанятый сенатором дворецкий-англичанин.

— Простите, мадам. Прибыл сэр Эрик Фотерингей. Он желает побеседовать с княгиней. Могу ли я сказать, что вы дома?

Обуреваемая самыми противоречивыми чувствами, Джинни, однако, настолько овладела собой и держалась так скромно и любезно, что даже удивила сэра Эрика, наслышанного о ее похождениях. Он решил, что слухи о ее бурном прошлом, вероятно, преувеличены. Впрочем, сэр Эрик хотел убедиться в этом сам, тем более что князь Сарканов явно не возражал, когда его жене оказывали знаки внимания. Странный все-таки этот князь! Хотя взгляды европейцев и англичан всегда заметно расходились. Кто знает, не связаны ли эти супруги каким-то особым договором…