Человек, который улыбался - Хеннинг Манкелль

– Пошли в столовую, – предложила она. – Я очень хочу кофе. Там никого нет – Петерс и Нурен минут десять назад выехали на дорожное происшествие в Бьерешё.

Они уселись за стол, каждый со своей кружкой.

– Один мой институтский приятель зарабатывал деньги на обучение играя на бирже, – сказала она.

Валландер, не понимая, куда она клонит, уставился на нее.

– Я ему позвонила, – сказала она чуть ли не извиняющимся голосом. – Иногда личные контакты работают быстрее, чем официальные. Я рассказала ему про СТРУФАБ, СИСИФОС и «Смеден». Дала имена – Холмберг и Фьелльшё. Он обещал разузнать все, что возможно. Час назад он мне позвонил домой, и я немедленно поехала сюда.

Теперь Валландер сообразил, что к чему, и с нетерпением ждал продолжения.

– Я записала все, что он сказал. Инвестиционная компания «Смеден» за последние годы много раз преобразовывалась. Советы директоров приходили и уходили, продажа акций несколько раз была приостановлена из-за подозрений в сговоре, наводках и прочих нарушениях биржевых правил. Крупные пакеты акций то и дело меняли хозяев, так что уследить за всем этим было невозможно. В финансовом мире «Смеден» стала чуть ли не символом безответственности и нечистоплотности. Так продолжалось довольно долго. Но несколько лет назад несколько зарубежных брокерских фирм, в частности в Англии, Бельгии и Испании, начали потихоньку скупать крупные пакеты акций «Смеден». Сначала никто не мог сообразить, что все эти фирмы действуют по заданию одного заказчика. Все эти сделки совершались очень медленно, месяцами, так что ни у кого никаких подозрений не возникло. К тому же к этому моменту «Смеден» настолько навязла у всех в зубах, что ее дела никем не воспринимались всерьез. На каждой пресс-конференции руководитель биржи просил избавить его от вопросов, касающихся «Смеден», потому что он уже не может слышать об этой компании. Но в один прекрасный день эти три брокерских фирмы скупили такое количество акций, что всех заинтересовало – кто же это так заинтересовался этой много раз опозорившейся фирмой? И тут оказалось, что у «Смеден» новый хозяин, небезызвестный Роберт Максвелл, англичанин.

– Имя мне ничего не говорит.

– И неудивительно. Он давно умер. Свалился с борта своей прогулочной яхты где-то у испанских берегов. Ходили слухи, что его просто убили. Что-то там говорили о «Моссаде», израильской секретной службе, о торговле оружием… Официально он числился владельцем нескольких газет и книгоиздательства, главный офис у него был в Лихтенштейне. Когда он погиб, вся его империя рухнула как карточный домик. Оказалось, что остались одни долги и растраты. Растрачен, в частности, пенсионный фонд. Банкротство было моментальным и всеобъемлющим… но сыновья его вроде бы продолжают дело.

– Англичанин, – задумчиво сказал Валландер. – И что это значит?

– Это значит, что дело на этом не закончилось. Контрольный пакет акций «Смеден» перешел в другие руки.

– В чьи?

– Всегда кто-нибудь стоит за спиной, – сказала Анн Бритт. – Роберт Максвелл действовал по заданию другого человека, который не хотел, чтобы его имя фигурировало в связи с этим делом. И этот человек – швед. Странная цепочка замкнулась.

Она испытующе смотрела на него:

– И как ты думаешь, кто этот швед? Можешь догадаться?

– Пока нет.

– Попробуй.

И в эту секунду Валландер понял, что он знает ответ.

– Альфред Хардерберг?

Она кивнула.

– Человек из Фарнхольмского замка, – медленно произнес он.

Они замолчали.

– Через «Смеден» он управлял и СТРУФАБ, – добавила она после паузы.

Валландер задумчиво посмотрел на нее.

– Блестяще, – сказал он. – Просто блестяще.

– Благодари моего приятеля. Он работает в полиции в Эскильстюне. Но есть еще одна деталь.

– Какая деталь?

– Не знаю, так ли это важно. Но, пока я тебя ждала, мне пришла в голову одна мысль. Густав Торстенссон погиб по дороге из Фарнхольмского замка. Ларс Борман повесился. Может быть, они оба, независимо друг от друга, обнаружили какую-то тайну – не знаю, что это могла быть за тайна…

Валландер кивнул.

– Ты права, – сказал он. – Но можно сделать и еще один вывод. Пока никаких доказательств нет, но для меня совершенно ясно: никакого самоубийства Ларс Борман не совершал. Так же как и Густав Торстенссон не попадал в автокатастрофу.

Они снова замолчали.

– Альферд Хардерберг, – промолвил он наконец. – Неужели это он стоит за всем этим?

Валландер уставился на чашку с кофе. Мысль эта была для него не так неожиданна, как казалась на первый взгляд.

Он посмотрел ей прямо в глаза:

– Может быть и он. Очень может быть.

10

Всю следующую неделю, как вспоминал потом Валландер, они возводили невидимые баррикады вокруг ведущегося расследования. Было похоже, что они, почти не имея времени в своем распоряжении, готовятся к битве. И, в общем-то, ничего странного в этом не было. Они обозначили врага – Альфред Хардерберг. Человек, не только ставший памятником самому себе, но и обладающий неслыханной властью, самодержец в своем княжестве – а ему не было еще и пятидесяти.

Все началось в пятницу вечером, когда Анн Бритт рассказала ему о подставном лице, англичанине Роберте Максвелле, загадочным образом свалившемся с борта своей яхты, и о том, что тайным владельцем «Смеден» является человек из Фарнхольмского замка. Таким образом, Альфред Хардерберг с периферии следствия попал в самый центр. Потом Валландер упрекал себя – подозрения насчет Хардерберга должны были зародиться гораздо раньше, но дать сколько-нибудь разумный ответ, почему этого не случилось, он не мог. По-видимому, в начале следствия он, не вникая в суть, подсознательно наделил Хардерберга некоей незаслуженной неприкосновенностью, словно Фарнхольмский замок был территорией какого-то иностранного государства, на которую распространялись дипломатические законы.

Теперь все было по-другому. Но дело шло очень медленно, и не только потому, что этого требовал Бьорк при поддержке Пера Окесона, но прежде всего потому, что фактического материала, которым они располагали, было очень мало. Они и раньше знали, что Густав Торстенссон был у Хардерберга экономическим советником, но никто и представления не имел, чем он занимался, в чем конкретно состояла его работа. У них не было и прямых доказательств, что финансовая империя Хардерберга занимается какими-то махинациями. Теперь они знали про Ларса Бормана, про мошенничество в ландстинге, скрытое от общественности. Почти всю ночь с пятницы на субботу 6 ноября они с Анн Бритт просидели в управлении. Фактов было мало, они в основном рассуждали и выстраивали версии, но у него уже тогда начал складываться план следствия, причем не только стратегический, но и тактический: им следовало работать чрезвычайно осторожно и тайно. Если они имели дело с Хардербергом, надо было считаться с тем, что у него повсюду глаза и уши, что он круглосуточно наблюдает за их действиями, знает, что они делают и на каком этапе находится следствие. К тому же надо было считаться и с тем, что связь, существующая между Ларсом Борманом, Хардербергом и убитыми адвокатами, сама по себе ничего не значит.

Его грызли и другого рода сомнения. Он прожил всю жизнь в слепой и безоговорочной вере, что шведские бизнесмены, как жена Цезаря, вне подозрений. Женщины и мужчины, стоящие во главе крупнейших предприятий, считались гарантами процветания и социальной гармонии. Экспорт был основой благополучия страны. Особенно сейчас, когда казавшееся незыблемым здание шведского благополучия закачалось, а в подвалах его обнаружились толпы изголодавшихся муравьев… Но, несмотря на эти сомнения, Валландер знал, что они очень близки к окончательному ответу, каким бы немыслимым он ни оказался.

– Мы пока на самой поверхности, – сказал он Анн Бритт той ночью, – но теперь у нас есть связь, есть зацепка, и мы должны работать в полную силу. Другой вопрос, поможет ли нам это найти убийц.

Они заперлись у него в кабинете. Его немного удивляло, что она не торопилась домой – в отличие от него, ее ждала семья. Все равно ничего существенного сейчас, ночью, они предпринять не могли, разумнее было бы выспаться и завтра начать с новыми силами. Но она говорила, и говорила, и не выказывала никаких признаков нетерпения… и он вспомнил самого себя, когда он был помоложе. В неблагодарной полицейской работе бывают моменты истинного вдохновения, жгучего интереса, и тогда становишься похожим на ребенка, которого невозможно оторвать от любимой игры.

– Я знаю, что мы на поверхности, – сказала она. – Но не забудь, что в падении Аль Капоне решающую роль сыграл скромный ревизор.

– Неуместное сравнение, – возразил Валландер. – Аль Капоне был гангстером, все знали, что его состояние основано на кражах, контрабанде, шантаже, взятках и убийствах. А здесь, если разобраться, мы ничего не знаем, кроме того, что крупный шведский предприниматель владеет контрольным пакетом акций в сомнительной инвестиционной компании, в которую входит некая консалтинговая фирмочка, а эта фирмочка, в свою очередь, ловко облапошила губернский ландстинг. Больше мы ничего не знаем.