Геноцид - Алексей Калугин

Таурриммас посмотрел на Упаннишшура, давая понять, что закончил рассказ.

– Что ж, – Упаннишшур одернул полу кожаной куртки. – Теперь мне все ясно, – он посмотрел на сограждан. – Надеюсь, всем остальным тоже понятно, что произошло.

– А что, собственно, произошло? – спросил мужчина с рыжеватой, клинышком, бородкой.

– В самом деле, – поддержал его высокий детина, косая сажень в плечах, с глазами навыкате. – Что за беда? – он раскинул руки в стороны, как будто хотел обхватить ими всех находившихся на причале и собрать вместе, как тростинки в вязанку. – Чего мы тут собрались-то?.. А?

Феггаттурис растерянно и, как показалось Рафу, даже немного испуганно посмотрел на лица собравшихся.

– Вы что тут, спятили все? – тихо, полушепотом произнес он. – На Мелководье впервые произошло убийство. А вы считаете, что ничего не случилось?..

– Как мы уже выяснили, об убийстве речь не идет, – перебил альбиноса Упаннишшур. – Никто не видел мертвого плоскоглазого.

– Я его видел! – ткнул себя пальцем в грудь Феггаттурис. – Понял, ты?.. Я видел мертвого плоскоглазого с дыркой во лбу! – Феггаттурис сделал шаг в сторону Упаннишшура и ткнул его пальцем в лоб. – Таурриммас убил плоскоглазого! Тебе это ясно?

Упаннишшур недовольно поджал губы. Ему не нравилось то, как вел себя Феггаттурис. И даже не потому, что альбинос пытался задеть его лично, а потому, что он все делал неправильно. Феггаттурис был излишне эмоционален, излишне порывист, излишне уверен в себе… Эта излишность так и перла из него, создавая атмосферу дискомфорта. Именно поэтому находиться рядом с Феггаттурисом было неприятно. Настолько неприятно, что хотелось бежать. Будь Упаннишшур заурядным обитателем Квадратного острова, он, возможно, именно так и поступил бы. Нет, конечно, он бы не побежал, а развернулся и ушел, сохраняя чувство собственного достоинства. Но положение, что занимал он в общине, обязывало его даже в такой, прямо скажем, крайне неприятной ситуации проявлять выдержку и самообладание, соответствующие… Соответствующие.

– А что ты делал в Тихой заводи? – спросил у альбиноса Упаннишшур. – Между прочим, никто из тех троих, кто рассказывал о происшествии, не упомянул о тебе. – Он посмотрел на свидетелей. – Или я ошибаюсь?

– Не было его в Тихой заводи! – уверенно заявил Таурриммас. – Я увидел его только на третий день после отплытия, когда он нагнал нас и принялся орать со своего плота, что это я, мол, убил плоскоглазого, а потому должен вернуться, чтобы эти лягушата провели объективное дознание и судили меня по своим законам.

– Я ничего не говорил о лягушатах, – вставил Феггаттурис.

– Понятное дело, – с чувством собственного превосходства усмехнулся Таурриммас. – Так называют плоскоглазых только бывалые плотогоны.

– Так называют плоскоглазых надменные олухи! – неожиданно для себя самого заявил во всеуслышание Раф.

Слушавшая разговор публика зашумела. Гомон был настолько неопределенный, настолько лишенный ярко выраженной эмоциональной окраски, что невозможно было понять, какую сторону поддерживают островитяне.

– Тихо! Тихо! – поднял руку над головой Упаннишшур. Голоса тотчас же смолкли. – Мы сейчас обсуждаем не прозвища плоскоглазых.

В наступившей тишине отчетливо прозвучал негромкий голос Виираппана:

– Любопытно, а что мы сейчас обсуждаем?

– Насколько я понимаю, – улыбнулся Упаннишшур, – мы обсуждаем тот факт, что плоскоглазые оказались ненадежными партнерами.

– Да-а? – Виираппан озадаченно почесал бороду. – А я-то думал…

– А раз так, – продолжил свою речь Упаннишшур, – мы должны предпринять какие-то шаги, которые в дальнейшем должны обезопасить наши торговые отношения.

– Таурриммас подсунул плоскоглазым заплесневелую кожу, поэтому они и вернули ее, – сказал Феггаттурис. – В первых двух тюках, что показал плоскоглазым Таурриммас, кожа была хорошая. Очень хорошая. А в остальных – гниль, обернутая сверху кусками новой кожи. И, по-вашему, это справедливый обмен?

– Откуда ты знаешь, что было в моих тюках? – набычился Таурриммас. – Ты не помогал мне их паковать.

– Я помогал плоскоглазым их распаковывать, – ответил Феггаттурис. – И я видел, что за гниль ты им подсунул, обернув сверху двумя-тремя слоями новой кожи.

– Ложь! – Таурриммас крест-накрест взмахнул руками. – Подлая ложь! – Указательный палец – в грудь альбиносу. – Тебя не было в Тихой заводи!

– То, что ты меня не видел, еще не означает того, что меня там не было, – презрительно усмехнулся Феггаттурис. – Я приплыл в Тихую заводь за три недели до тебя. И покинул ее после того, как узнал, что произошло.

– Спросите у Кумманниса! – Таурриммас ткнул пальцем в плотогона. – Он тоже скажет, что не видел Феггаттуриса в Тихой заводи!

– Вы и не могли меня видеть, – Феггаттурис махнул рукой на собиравшегося что-то сказать Кумманниса, и тот так и не произнес ни слова. – Мой плот стоял под сводом плывущего дерева.

– С чего это вдруг ты его туда загнал?

– Это мое дело.

– Ты уверен, что плоскоглазый умер? – спросил Упаннишшур.

– Я видел труп.

– Полагаю, ты не можешь утверждать, что это именно тот плоскоглазый, с которым повздорил Таурриммас, – Упаннишшур лукаво прищурился и погрозил Феггаттурису пальцем. – Ты не мог этого видеть.

– Для того чтобы получить два, нужно всего лишь к одному прибавить один, – Виираппан улыбнулся и повторил жест Упаннишшура – погрозил ему пальцем. – Кого ты хочешь обмануть, Упаннишшур? Себя? – Он указал рукой на того, к кому обращался. – Меня. – Он показал на себя. – Феггаттуриса. – Жест руки в сторону альбиноса. – Или, – широким круговым движением руки Виираппан обвел всех присутствующих, – вообще всех, кто готов тебя слушать? – Старик сделал шаг вперед и, наклонив голову, с интересом посмотрел на Упаннишшура. – Зачем тебе это? После всего, что мы здесь услышали, всякому здравомыслящему человеку ясно – Таурриммас убил плоскоглазого! И если он сам не желает этого признать…

– Замолчи, старик! – взмахнул руками Таурриммас. Он был похож на птицу, которую подбили камнем, – она падала, но, отчаянно взмахивая крыльями, все еще пыталась выровнять полет. – Я не хочу никого обманывать! Да, я ударил плоскоглазого. Одного из тех, что пытались ограбить меня и в конце концов все же ограбили! Но я не видел его мертвым! Если этот человек, – он указал на Феггаттуриса, но при этом не взглянул на него, – утверждает, что плоскоглазый умер, что ж, – Таурриммас раскинул руки в стороны, – выходит, я его убил. В чем моя вина? Объясните – я не понимаю! Каждый из нас убивает птицу, рыбу или иного морского зверя, когда хочет есть. Когда ему нужна кожа, иглы или панцирь. Я убил плоскоглазого, который хотел украсть мой уголь. Уголь был мой, поскольку я за него заплатил! Скажите мне, разве я не прав?