Черный цветок - Ольга Денисова

Как ни странно, разбойники понимали его тоску, но никто не жалел его. Разве что мама Гожа подкладывала кусочки получше да иногда гладила по голове. Сначала это Есеню раздражало, но потом он привык к ее «воробушку», к ее ласке и перестал замечать подтрунивание разбойников. Она ко всем относилась как к своим детям, хотя Есеня успел заметить, что в ее шалаше каждую ночь кто-нибудь да остается.

На пятый день его пребывания в лагере в первый раз произошло событие, заслуживающее внимания. Есеню обучал Хлыст, преимущественно валяя его по земле, - впрочем, на этот раз Есеня почувствовал кое-какие сдвиги; во всяком случае, падал он мягче и вскакивал быстрей. Он только что поднялся на ноги, приготовившись отразить новое нападение, как увидел, что под навес заходит какая-то женщина, худая и белокурая. Ему почудилось в ней что-то знакомое, и он отмахнулся от Хлыста, показывая на гостью.

- Ба! Да это же Загорка! Моя красавица! - Хлыст растопырил руки и направился к навесу.

Женщина оглянулась, и Есеня узнал несчастную горшечницу, которая изображала на рынке обворованную вдову.

- Убери лапищи, Хлыст. Я мужняя жена, мне твои ласки ни к чему, - женщина хлопнула его по рукам и толкнула в грудь.

- Ой, гордая какая! - рассмеялся Хлыст. - Подумаешь - мужняя жена! Чего пришла тогда?

- Я к Полозу, по делу. И Гоже принесла кое-чего. Иди, ты чем-то был занят.

Есеня смотрел на нее и не знал, как к этому относиться. Он успел забыть о ней, и о золотом, и о том, каким дураком она его выставила в глазах базара, но тут обида с новой силой подступила к горлу. Он стиснул кулаки и смотрел на нее не отрываясь, пока она не заметила его.

- Ой, у вас новенький появился! Молоденький какой!

- Воробушек, - кивнула мама Гожа.

Горшечница подошла поближе и всплеснула руками:

- Батюшки, да я же его знаю! Он мне золотой на базаре дал, представляешь, Гожа?

Есеня скрипнул зубами, развернулся и рванул в лес. Он не мог ударить женщину, не мог оскорбить, но ему очень хотелось сделать что-нибудь такое.

- Жмуренок! Куда? Щас обедать будем! - крикнул вслед Хлыст, но Есеня не остановился.

Впрочем, успокоился он быстро и, погуляв минут двадцать, вернулся в лагерь, надеясь, что горшечница уже ушла. Но он ошибся. Напротив, она села обедать вместе со всеми, кто оставался в лагере, и разбойники слушали ее рассказ о событиях в городе - а говорила она без умолку.

- Воробушек, иди скорей, послушай! - позвала мама Гожа, и Есеня вдруг понял, что ему тоже ужасно хочется узнать: как там? Что изменилось за эти пять дней? Что на базаре делается, видела ли эта Загорка Звягу или Сухана, а может, слышала о них что-нибудь?

Он взял с чугунной плиты приготовленную ему миску с кашей и сел около очага, стараясь не смотреть на горшечницу.

- Давай познакомимся, воробушек, - сразу же предложила Загорка, - а то я так и не узнала, как тебя зовут.

- Я Балуй, - ответил он угрюмо.

- Он Жмуренок, - захохотали разбойники. - Правда, что ли, золотой ей отдал? На бедность!

Они снова захохотали, хлопая Есеню по плечам.

- Ну и отдал, - огрызнулся он.

- Чего ржете? - возмутилась Загорка. - Я чисто сработала, а он - добрый мальчик, он меня пожалел. Небось, батька выдрал за золотой-то?

- А то, - хмыкнул Есеня.

Разбойники захохотали еще громче.

- Вот видите? А вы ржете, - Загорка потянулась и погладила его по голове, а Есеня отстранился. - Ты что же, сердишься на меня? Не сердись.

- Ничего я не сержусь.

- Сердишься, я вижу. Работа у меня такая, кто-то вот обозы грабит, а кто-то на базаре деньги у лопухов выманивает.

- Ой, Жмуренок, ну какой ты… - Хлыст смахнул слезу из угла глаза, - какой ты пентюх! У нее же на лбу написано, что она лиса хитрющая, как же ты на такую дешевку клюнул-то?

- На свой лоб посмотри, - парировала Загорка. - Не обижай ребенка, он добрый. Воробушек, на самом деле воробушек!

- Сама ты… - сквозь зубы проворчал Есеня.

Крик из леса заставил разбойников вскочить на ноги, Есеня поднялся вместе со всеми, мама Гожа побледнела и отставила в сторону миску с кашей.

- Это Полоз кричал, - пробормотал Хлыст.

- Пошли, пошли быстро!

Они побросали обед на широкую плиту очага и побежали на крик. Есеня кинулся за ними, в лес, в сторону ручья, и вскоре они вышли навстречу Полозу и остальным разбойникам - те стояли у воды. Троих разбойников несли на носилках, собранных из тонких жердей и веток. Щерба опирался на палку, одна штанина пропиталась кровью, но он шел сам, еще один разбойник прижимал рукой рану на боку.

- Помогайте, - велел Полоз, и все как один разбойники из лагеря вброд перешли ручей. Есеня, хоть не любил купаться в одежде, не мог не последовать за ними. - Да не нам - Щербе и Гурту, не надо им раны в грязной воде полоскать.

- Как вас угораздило?

- Нас в деревне ждали. Забой убит. Они хотели взять пленного, но мы не дались.

Есеня посмотрел на носилки и увидел рыжего Брагу - через его грудь прошел сабельный удар, рана была прикрыта повязкой, но та давно пропиталась кровью насквозь: по краям черной, а в середине ярко-алой. Есеню замутило, и он шагнул обратно в ручей.

- Жмуренок! - окликнул его Полоз. - Под носилки вставай, подстрахуешь.

Они подняли Брагу повыше, чтобы пронести над водой, и Есеня понял, что от него требуется: поддерживать носилки снизу, чтоб не перевернулись. Но с них капала кровь - Есеня никогда не видел столько крови. Он вообще-то крови не боялся, но ее было слишком много, слишком. Она стекала вниз и запекалась сопливыми сгустками, и по этим сгусткам бежали свежие капли, густели и падали в воду тягучими шлепками.

- Ну? - рявкнул Полоз. - Что встал?

Есеня стиснул зубы и зажмурил глаза, нагибаясь под носилки, взялся руками за липкие жерди и тут же почувствовал, как за шиворот плюхнулось что-то теплое и склизкое. Рот наполнился вязкой солоноватой слюной. По руке вниз побежала темно-красная дорожка, заползая в рукав, капнуло на макушку; желудок попытался выбросить недоеденный обед, но Есеня плотно зажал рот и запрокинул голову. Всего-то десять шагов… Густая капля крови упала на поднятое лицо, и, как только Есеня услышал: «Опускаем», так выкатился из-под носилок и хотел сбежать в лес, но его вывернуло тут же, прямо в воду, под ноги Хлысту, который вдвоем с Рубцом тащил через ручей стонущего Щербу.

- Ах ты сморкач! - рявкнул Щерба и слегка подтолкнул Есеню под зад здоровой ногой.

- Сиди спокойно, - огрызнулся Хлыст, - и так тяжело.

- Жмуренок! Там еще двое носилок, вперед! - велел Полоз, оглянувшись.

Есеню вырвало снова, по дороге на другой берег, но, как ни странно, во второй раз лезть под носилки оказалось проще. Или крови было меньше, или в желудке ничего не осталось. К третьим носилкам вернулся Хлыст.