Чужое сердце - Ирина Градова

Я обрадовалась, когда Лицкявичус предложил вместе поехать в «Шаг в будущее». Когда Вика сообщила мне об этом, я выразила удивление, но девушка, смеясь, заметила:

– Знаете, Агния, мне порой кажется, что Андрей Эдуардович любит брать вас с собой, так сказать, для отвода глаз: «клиент» видит привлекательную даму, не вызывающую ни малейших подозрений, и теряет бдительность. Тогда-то Андрей Эдуардович и нападает на него исподтишка!

Не скажу, что слова Вики польстили мне: хотелось думать, что Лицкявичус все же ценит мои качества как специалиста, а не просто пользуется моими внешними данными для пользы дела! Вика рассказала, что Леонид проверил все ДНК родителей и детей, попавших в наше поле зрения, и пришел к ужасающе невероятному выводу: как и в случае Владика, гены остальных девяти детей не имели ничего общего с родительскими! С этими результатами уже можно было идти к Немову. Я не забыла слов, сказанных деканом Зиненко в адрес этого человека. Конечно, можно списать все на элементарную зависть, ведь Немову удалось то, что удается лишь немногим, – поставить врачебную науку на деловую основу и извлекать из нее большую материальную выгоду. Тем не менее что-то мешало мне поверить в то, что Зиненко завидует более молодому коллеге. В его словах звучало скорее презрение, нежели пустое злопыхательство. Кроме того, с точки зрения научного мира имя Зиненко уж всяко значило больше, чем имя, пусть и успешного, но вполне заурядного директора клиники.

– У этого Немова прекрасное прикрытие, – заметил Лицкявичус по дороге в «Шаг». – Спонсоры не только богатые, но и именитые: мне пришлось здорово поднапрячься, чтобы получить их имена, так как они являются закрытой информацией. Но именно поэтому эффекта неожиданности не получится, и теперь Немов в курсе, что мы едем к нему, и знает, по какому поводу.

– Думаете, он подготовился?

– Можно предвидеть.

– Но как это ему удастся? – удивилась я. – У нас десяток случаев подмены генетического материала – простой халатностью такого не объяснишь!

– Посмотрим.

«Шаг в будущее» впечатлял как своими размерами, так и внутренней отделкой. Отдельно стоящий старинный трехэтажный особняк в центре города был заново отреставрирован. Вокруг располагался небольшой парк. Деревья стояли почти голые, но кое-где все еще виднелись желтые и красные листья, ожидающие сильного порыва ветра, чтобы облететь на чисто выметенные дорожки. Повсюду красивые чугунные скамейки, а по аллеям прогуливались парочки – в основном женщины с большими животами в сопровождении своих супругов. Все без исключения выглядели счастливыми, и я подумала, что такая картина сама по себе явилась бы прекрасной рекламой для клиники Немова.

Внутри все выглядело очень современно, чего никак нельзя было ожидать, судя по внешнему виду особняка. Везде мраморные полы, мягкая мебель, плазменные панели на ослепительно-белых стенах, красивые светильники и аквариумы с разноцветными рыбками. Когда мы входили в приемную Немова, часы в холле пробили ровно четыре часа, и он сам вышел нам навстречу. Увидев этого человека, я сразу же вспомнила слова Зиненко о старшем Немове. Он упомянул, что профессор был красивым, представительным мужчиной, и совершенно то же самое я могла бы сказать о его сыне – выше среднего роста, худощавый и подтянутый брюнет с живым взглядом темных, блестящих глаз, он встретил нас без улыбки. Я подумала, что это хорошо: лучезарная улыбка выглядела бы натянутой при данных обстоятельствах и заставила бы меня заподозрить Немова в неискренности и желании ввести нас в заблуждение. Оказавшись в кабинете, я заметила огромное количество дипломов и сертификатов, которыми были увешаны все стены. Кроме того, здесь присутствовали фотографии самого Немова и его сотрудников в окружении довольно известных политических и медийных личностей. Все в этом кабинете кричало о благополучии и процветании.

– Не стану скрывать, – начал Немов, предложив нам присесть, – что я в курсе проблемы, из-за которой ОМР заинтересовался деятельностью моего скромного учреждения.

Слово «скромное» прозвучало в данной обстановке совершенно неестественно, и я заметила, как скривился Лицкявичус.

– Тогда вы понимаете, что между вами и самым громким скандалом последнего десятилетия стоим только мы, – холодно сказал он в ответ на заявление Немова.

Директор клиники на мгновение изменился в лице, но тут же взял себя в руки и вернул на него выражение сдержанной доброжелательности. Он не произнес ни слова, предоставляя говорить нам, – довольно умно с его стороны.

– Как вы объясните тот факт, что несколько семей получили в вашей клинике неизвестный генетический материал вместо яйцеклетки матери, оплодотворенной спермой отца? – задал первый вопрос Лицкявичус.

Немов слегка пожал плечами.

– Видите ли, – сказал он, – процессом зачатия руководит сам господь бог, а ЭКО занимаются люди. Это, конечно, очень досадное происшествие...

– Десять, – перебил Лицкявичус.

– Что, простите?

– Это не одно происшествие, Дмитрий Борисович, а десять, и вам об этом, как вы сами сказали, хорошо известно. Одно можно было бы счесть случайностью, два – досадным недоразумением, но десять – это уже закономерность. Вы понимаете, какой иск могут вчинить вам пострадавшие, ваши бывшие пациентки?

– Что ж, они имеют на это полное право, – развел руками Немов. – Я даже сам готов предложить этим людям компенсацию.

Мы с Лицкявичусом переглянулись: добровольного признания вины мы не ожидали, совсем наоборот, рассчитывали, что Немов начнет отпираться и сбрасывать с себя всякую ответственность за происшедшее.

– Это не решит проблемы, – упрямо возразил глава ОМР. – К вам продолжают обращаться пациенты, и где, спрашивается, гарантия того, что такого больше не произойдет ни с кем из них?

– Гарантию я как раз вам предоставить могу, – спокойно ответил Немов. Потянувшись к ящику, он извлек оттуда тонкую пластиковую папку и аккуратно подвинул ее по направлению к нашему концу стола.

– Что это? – спросил Лицкявичус.

– То, что может объяснить ошибку. Понимаете, долгие годы в моей клинике работал человек, которому здесь явно было не место. К сожалению, я узнал об этом совсем недавно и уволил эту женщину!

– Когда именно вы ее уволили? – поинтересовался Лицкявичус.

Я прекрасно поняла, почему он задал этот вопрос. Так обычно поступают во всех медицинских учреждениях, когда запахнет скандалом: «виновные» быстренько увольняются, и начальство умывает руки, показывая, что сделано все возможное для предотвращения повторения ситуации в дальнейшем.

– Около года назад, – пояснил Немов. – Здесь все написано, если вы посмотрите.

– Мы можем поговорить с этой женщиной? Кем она работала?

– Старшим лаборантом. Но она в свое время оканчивала медицинский вуз, так что она имела право заниматься ЭКО, – добавил директор клиники, буквально предвосхищая следующий вопрос. – И, конечно же, вы можете с ней поговорить, если найдете: не думаю, что в отделе кадров остались сведения о ней – мы стараемся не хранить лишних бумаг. Эта дама любила выпить, а другие сотрудники ее покрывали, потому и случилось то, что случилось. Как руководитель, я, разумеется, с себя ответственности не снимаю и, как уже сказано, мы готовы выплатить пострадавшим компенсацию. Вы можете связаться с моими юристами, и они уладят дело к всеобщему удовольствию.

– Мне не кажется, что здесь можно говорить об «удовольствии», – вмешалась я в разговор. – В результате халатности вашей служащей – если, конечно, не будет доказано наличие злого умысла в ее действиях, – десять человек получили, грубо говоря, «чужих» детей. С таким же успехом они могли бы их усыновить в детском доме, но они этого не хотели, поэтому и обратились к вам!

Я почувствовала, как Лицкявичус под столом мягко положил свою сухую шершавую ладонь на мою руку.

– Я не могу выразить словами, как мне жаль – поверьте! – с тяжелым вздохом произнес Немов. – Беда в том, что изменить ничего нельзя. Остается надеяться, что эти дети уже стали родными в своих семьях, ведь родители всегда считали их таковыми.

Кипя от возмущения, я поднялась из-за стола.

– Мне нужно выйти, – сказала я, едва сдерживаясь, чтобы не высказать Немову все, что я о нем думаю.

– Идите, Агния Кирилловна, – кивнул Лицкявичус. – А у меня еще есть пара вопросов к Дмитрию Борисовичу. Это не займет много времени.

Вылетев из кабинета, я огляделась. По коридорам сновали симпатичные девушки в разноцветных медицинских одеждах и беременные мамаши. Последние выглядели так, словно вытянули счастливый билет. Это можно понять, ведь долгое время они считали, что им не дано испытать счастья материнства. У меня возникло почти непреодолимое желание встать посреди коридора и громко крикнуть: «Люди, вас дурачат за ваши же собственные деньги! Вам могут подсунуть чужого зародыша, а вы будете пребывать в благостном неведении до тех пор, пока с вами или вашим ребенком не случится несчастье, требующее пересадки органа или даже банального переливания крови, вы неожиданно не будете поставлены перед фактом, что генетически не имеете никакого отношения к своим отпрыскам!» Интересно, что случится, если я так и поступлю?