Есть время жить - Пауль Локамп

– Сосед свинью забил. Причём по всем правилам, – сначала зарезал, а потом сразу пристрелил, чтобы не изображала чёрта, как в книге «Франк Крук». Читал?

– Читал, – я усмехнулся. – Описание независимой Литвы в начале прошлого века, зело совпадает с нашими предкризисными реалиями. Особенно это касается армии и финансовых пирамид.

– Робби, а не ты ли пять лет назад статью написал? Когда про кризис народ еще не думал, не мечтал. «Жизнь в долг», кажется, называлась, ты присылал почитать, – Лёшка задумчиво взялся за бороду и продолжил, – её же напечатать отказались, аргументируя «так не может быть», помнишь? А ведь так и вышло. Кстати, про пенсионеров, Вы, парни, заметили, что стариков среди уцелевших почти нет? Это как, не кажется странным?

– Кто смог, вытащил своих стариков, а кто нет, увы… – Айвар потушил сигарету в пепельнице и потянулся за следующей. – Если бы мои были живы, я бы сделал всё от меня зависящее, что бы их спасти.

– Это бы ты так сделал, а я голову даю на отсечение, что много молодых просто забыло про своих. Сами – да, спасали свои шкуры, а родителей бросили. Такое отношение к старикам началось еще до эпидемии. Помните, как клевали пенсионеров, занимающих рабочие места, в самом начале кризиса?

– Помню, – сказал я, – интересно, как старики вспоминают митинги за независимость в конце восьмидесятых годов? Наверное, с невиданной доселе «теплотой» – мол, мы для вас, молодых, независимое государство построили, а оно нас кинуло, как Стенька Разин княжну через борт.

– Что значит – государство кинуло? – Айвар развернулся ко мне вместе со стулом. – Кто это государство строил? Молодые? Хрен, сами себя кинули! Это же они, «антилихэнция» долбанная, вдоволь намечтавшись про свободу в тепле уютных кухонь, это устроили. А потому, что, сидя в своих НИИ, никогда нормально, в полную силу, не работали! Вспомни, как все, независимо от возраста, резво бросились разворовывать и делить постсоветское имущество! Ах да, простите, это называлось приватизацией. А кто же у нас был в первых рядах, этих бойцов за правое дело? Директора, парторги предприятий, председатели и агрономы колхозов, а также работники горкомов и комсомольские инструктора. Вот на этих примерах и росла молодежь, которую массово кинули в омут дикого, необузданного капитализма. Затем новые властители, их же силами посаженные на трон, раскололи общество на нужных и ненужных людей, в первую очередь списав стариков. Следующими на очереди будут молодые. Всё для того, чтобы самим удержаться у сытого корыта. Хотя теперь уже вряд ли так будет. Но к этому всё шло. А там, глядишь, уже и до истинных дерьмократических ценностей недалеко, как там у русских в пословице говорится: «Иван, не помнящий родства?» Именно так и было бы, если не эпидемия. Поэтому и возраст выживших такой – это просто результат борьбы с собственной тенью, только тень наносит ответные, весьма ощутимые удары.

– Чёрт с вами, бояре, я спорить не буду, есть вещи поважнее, – я отмахнулся от спорщиков. – Надо завтра ехать к воякам, говорить с ними про штурм Клиники – это раз. Надо готовиться в дорогу за семьёй – это два. Надо доехать до Клайпеды и узнать, что с родственниками Асты. Док, если мы их не найдём, то когда уедем – присмотришь за ней, она здесь останется.

– Конечно, Робби, я не отказываюсь от планов по устройству больнички, поэтому она будет здесь очень кстати. Завтра поеду в город, искать Сираздинова. А вы вдвоём на Украину доедете?

– У нас что, есть выбор? – я посмотрел на него. – Есть такое слово, Док, – «надо». Запомни – я своих по жизни не бросаю!

А потом… Потом мы слегка расслабились. Народ мы малопьющий, но, видно, так карта легла, что засиделись. Оружие, от греха подальше, убрали в дом. Женщины сначала немного возмущались – мол, «нашли время», а потом, махнув рукой, отстали. Нам просто надо было расслабиться – слишком много боли внутри накопилось, за эти десять дней. Задремавший за столом Альгис проснулся, принес свою неизменную гармошку и часов в двенадцать ночи, хрипя басами и завиваясь дымкой, в звёздное мартовское небо понеслось: Как на грозный Терек выгнали казаки, Выгнали казаки сорок тысяч лошадей. И покрылось поле, и покрылся берег Сотнями порубаных, постреляных людей. Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить!

1 апреля, утро

Утром мы смиренно выслушали женские подначки о наших певческих талантах и, получив по чашке сладкого горячего чая, начали собираться. Как и решили накануне – надо «налаживать связи с опчиством»; Док собрался в город, на поиски Лёшки Сираздинова, а мы с Айваром поехали наведаться к Миндаугасу и его бойцам. Лекарства – вещь необходимая, причем в условиях гибели производства эти вещи стали ценнее золота. Если уговорим, то пять хорошо подготовленных бойцов – это, как говаривал один знакомый, «серьёзная заявка на победу». До Кармелавы доехали без приключений – группой, вместе с Доком. Затем, по извечной мужской привычке, мы повернули налево и, осторожно перевалив через поваленную сосну, поехали по лесной дороге к заброшенной ракетной базе. Кстати, она была построена еще в 1976 году, и в самом начале там стоял комплекс R-12 с четырьмя стартовыми площадками и шестью подземными ангарами для ракет. Позже эти ракеты были заменены на СС-20, которые и находились там до 1988 года. Когда начались игры в независимость, 58-я ракетная дивизия была расформирована, и база в 1990 году база опустела, правда, ненадолго. Быстро нашлись «предприимчивые» люди – разбирали оставленное имущество так, что пыль стояла столбом. Бетонные плиты дорог были аккуратно разобраны, краном погружены на машины и вывезены в неизвестном направлении. Когда степень разрушения по результатам сравнялась с ковровой бомбардировкой, в городок запустили военных. Расхитителей «социалистической собственности» разогнали, а попадавшиеся патрулям нарушители получали по рёбрам, «дабы впредь неповадно было». Собственно, это был готовый полигон, где и устраивались учения небольших груп. Армейцев выбрасывали километров за пятьдесят, откуда до ракетной базы они добирались на своих двоих, устраивали учения и опять уходили по лесам, к месту ППД, в сторону Каунаса. Когда аэропорт начал расширяться, эту игрушку у военных отобрали, и городок начал зарастать лесом, служа пристанищем для расплодившихся в округе кабанов, косуль, бобров, а также нескольких бомжей, обживших небольшие караульные помещения. Теперь где-то в этих зарослях обосновался Миндаугас.

Мы выехали на опушку леса, остановились и вышли из машины. Перед нами расстилалось поле, с правой стороны виднелись какие-то будки аэродромной службы, а слева, почти на горизонте – небольшой хутор. Закинув Сайгу на спину, я вышел немного вперёд и, слегка подняв руки, остановился – чтобы сидящие в зарослях бойцы не пристрелили, приняв за очередного мародёра. Тишина. Глухая, какая бывает только в испорченном телевизоре, когда на экране мелькают перекошенные в крике лица, а ты сидишь и лихорадочно крутишь настройки в надежде поймать звук. Тихо, только с дерева сорвалась сорока, прочертя синеву неба росчерком длинного хвоста. Я постоял несколько минут и, пожав плечами, мол «пойду, что ли» двинулся по дороге, идущей через поле вперёд.