Тринадцатая рота (Часть 2) - Николай Бораненков

- Цыц! Ни слова. На то нет приказа.

- Слушаюсь, сударь!

Гуляйбабка посмотрел в ту сторону, откуда доносилось все нарастающее "ура-а", и у него самого навернулись на глаза слезы. По ослепительной белизне ровного, как стол, поля, вздымая снежную пыль, лавиной катились кавалерия и танки. Один танк вырвался далеко вперед. На башне его полыхало костром расчехленное знамя.

- О, майн гот! Мы погибли! - воскликнул генерал. - Прощай, мои внуки...

Гуляйбабка сгреб в охапку генерала, сунул его под фанерный полог возка, вскочил на возок сам, крикнул:

- Прохор, валяй!

- Куда прикажете, сударь?

- Вперед, в Брянские леса!

33. ОТЕЛЬ "ВЕЧНОЕ ЦАРСТВО ИМ"

Выйдя на привокзальную площадь, Трущобин, оставшийся за Гуляйбабку, окаменел. Возле стоянки автомашин и подвод самозванцы Цаплин и Чистоквасенко приколачивали к телеграфному столбу большой, с дверь величиной, рекламный щит БЕИПСА. На щите было наспех намалевано:

"Ахтунг, ахтунг! Офицеры и солдаты рейха! "Благотворительное единение искренней помощи сражающемуся Адольфу" (БЕИПСА) любезно предлагает свои услуги. Оно может помочь вам:

1. Смазать буксы в колесах.

2. Уничтожить всех нательных и прочих паразитов.

3. Указать дорогу в комендатуру, гестапо, городскую управу, а также на Брянск, Смоленск и Берлин.

4. Подвезти вас на своем транспорте до городской гостиницы.

5. Поднести ваши чемоданы, рюкзаки, тюки и прочее, за исключением перин, одеял, шуб, валенок, подушек, лыж, которые состоят на особом учете германской администрации, как стратегическое сырье военного времени.

6. Вынести из вагона и внести в вагон на санитарных носилках калек, обмороженных, душевно расстроенных и отощавших.

7. Написать письмо, телеграмму лицам, оставшимся без конечностей.

Заказы на продукты питания, обогрев, смену белья, лечение, устройство на ночлег, ремонт одежды и обуви, гадание о прогнозах войны не принимаются.

За всеми справками обращаться к администратору БЕИПСА - первый газетный киоск за углом на площади Геббельса".

Трущобин подбежал к Цаплину и Чистоквасенко, которые к тому времени уже прибили щит и теперь, отойдя на почтительное расстояние, любовались творением своей фантазии и рук. И уж очень упивался выдумкой Чистоквасенко. Он то заламывал шапку, то взмахивал руками.

- Я вас спрашиваю, что вы повесили? - наседал Трущобин. - Кто вас об этом просил? Или вы захотели в гестапо?

- Так не сидеть же сложа руки, - вступился за товарища Цаплин. - Работать надо. Помогать! Трущобин погрозил кулаком:

- Ну, погоди! Дай Гуляйбабка вернется. Мы вас "проработаем". Снять! Сейчас же снять эту мазню. И немедля сжечь! Живо!

- А як же...

- Что "як же"?

- Та мы ж и помогаты вже почали.

Трущобин посмотрел вокруг. На площади ни одного солдата. Не проснулся еще вокзал. Тишина. Только гудки в морозном воздухе да отдаленный гул канонады.

- Наша помощь одна. Разведка. Эшелоны считать на станции.

- А мы разве не считаем? Все тютелька в тютельку. А это так, между дел.

- Что вы затеяли?

- Пустяки, - махнул рукавицей Цаплин. - Отец Ахтыро-Волынский одного хапугу повез.

- Какого хапугу? - спросил Трущобин.

- Фашиста из Берлина. Приезжал в подмосковные церкви золото с икон сдирать. Теперь с панталонами на шее отступает. Ногу отморозил. Не мог идти, вот и пришлось...

- Куда он его?

- В овраг.

- В какой овраг?

- В готтель "Вично царство им", - перекрестился Чистоквасенко.

- Да вы не волнуйтесь, - поспешил с успокоением Цаплин. - Тут недалечко. Сейчас вернется батя. До оврага рукой подать. Свалит и назад.

- Вы что, уже прихлопнули его?

- А чего с ним канителиться? Служба у меня такая. Помощник президента по свадьбам и похоронам.

- Ох, Петька! - вздохнул Трущобин. - Не сносить вам головы. - И дал команду снимать рекламу.

Цаплин и Чистоквасенко живо приступили к делу. Затрещала отдираемая фанера, а вместе с ней и ветхий забор. Еще минута, и реклама была бы снята, но тут к орудовавшим топорами откуда-то вдруг притопал в соломенных ботах, укутанный в шаль фельдфебель с автоматом под мышкой. Под шинелью у него было что-то напихано, да так, что он еле поворачивался и казался похожим на огромный куль с мякиной.

- Что здесь происходит? - спросил фельдфебель, кивнув на рекламу.

- Готовим топливо, господин фельдфебель, - быстро нашел что ответить Трущобин. - Для отопления вокзала.

- Обогрев замерзающих солдат фюрера - это сверхпатриотично! - похвалил фельдфебель. - Вы великие патриоты. Я тоже великий патриот и к тому же национальный герой фатерлянда! Рассказал бы вам, как я стал национальным героем, но дьявольски холодно и к тому же я тороплюсь раздобыть кое-какие утепляющие вещицы для господина полковника, к которому я прикомандирован телохранителем.

Фельдфебель оторвал от кончика носа сосульку и продолжал:

- Господин полковник большой специалист по ликвидации вражеских прорывов и брешей в рухнувшей обороне. Он сказал, что брешь под Сухиничами он заткнет, как пивную бочку пробкой. И он заткнет. Я верю ему, как своей жене, у которой квартирует уже второй штурмовик. Но... но, чтобы эта "пробка" лучше затыкалась, моего господина полковника надо утеплить. Он большой щеголь и приехал на русский фронт в одном кожаном реглане. К нему, правда, пришит воротник из эрзац-меха, но это не меняет положения. Господин полковник гнется от проклятого русского мороза, как старая собака.

- Что же он требует для обогрева? - спросил Трущобин.

- Он хотел бы влезть в русскую шубу, но претендентов на русские шубы оказалось так много, что в Сухиничах не осталось даже драного рукава от них. Так вот, теперь господин полковник согласен утеплить себя хотя бы подушками. Кстати, не могли бы вы помочь мне достать парочку пуховых?

- Нет. Ни в наличии, ни на примете таковых не имеется.

- Жаль, - вздохнул фельдфебель. - Господин полковник за них бы хорошо заплатил...