Бесстрашная леди - Лесли Лафой

— Меня возмущает, что вы так легко смирились со своей судьбой.

— Видеть свое будущее — это великая мука, а видеть собственную смерть — мука вдвойне. Я прожил многие годы, зная о том, что меня ждет, Глинис. Лучше бы, конечно, дожить до старости, но этого не случится, поэтому я стараюсь как можно лучше провести отпущенные мне годы.

Быть откровенной с Карриком было непросто.

— Как женщины относятся к вам? Смотрят на вас как на человека, приговоренного к смерти, которого еще можно успеть сделать счастливым? Или стараются помочь вам забыть о том, что вас ожидает?

— Это зависит от их отношения к христианским добродетелям.

Черт возьми, с ним трудно сохранять легкомысленный тон.

— И они получают удовлетворение, если, покидая вас, видят на вашем лице улыбку?

— Видимо, да, но я никогда не спрашивал их об этом. — В его глазах появился хитрый огонек. — А вам хотелось бы вызвать у меня улыбку?

— Никогда не следует слишком легко сдаваться, де Марсо, — возразила она. — Вы когда-нибудь думали о том, что бы вы делали, если бы ваше видение не реализовалось? Если бы это оказалось ошибкой?

— Нет, в этом нет никакого смысла, это не может быть ошибкой. Но вы не ответили на мой вопрос, Малдун.

— А думали ли вы когда-нибудь о том, чтобы осчастливить кого-нибудь?

— Могу вас заверить, мадам, я делал все, от меня зависящее, чтобы дамы покидали меня удовлетворенными и улыбающимися. Это вопрос чести и репутации.

— Хоть на минуту прекратите изображать из себя ловеласа. Я говорю серьезно. Я провела рядом с вами несколько дней и знаю, что вы не равнодушны к тем, кто вас окружает. Неужели рядом с вами не оказалось женщины, которую вы могли бы полюбить?

Улыбка исчезла с его лица, когда он посмотрел на Глинис.

— Если честно, Малдун, — наконец ответил он, — не оказалось. И не потому, что я сдерживал свои чувства. Просто ни одна из них не волновала меня. Я всегда удовлетворял их, но поступал с ними честно. Не прикидывался влюбленным, не давал пустых обещаний.

Каррик нахмурился. То, что он сейчас сказал, было полуправдой. Если спустя некоторое время кто-нибудь задаст ему такой вопрос, он вспомнит Глинис. А будет ли она вспоминать о нем?

— На самом деле я всегда старался находиться в стороне от окружающих. Не жажду, чтобы толпы скорбящих рыдали на моей могиле, а враги злорадствовали. Предпочел бы уйти из этого мира незаметно.

— А ваша семья, Каррик, — произнесла она мягко, — она не может относиться равнодушно к вашей судьбе.

Глинис Малдун весьма настойчива. И он не может кривить душой, отвечая ей.

— В пятнадцать лет я стал моряком, чтобы быть подальше от родных. Так, полагал я, им будет легче потерять меня. Но из этой затеи ничего не вышло. Роберт ни на секунду не оставлял меня, и я ничего не мог сделать. — Он рассмеялся. — Однажды я даже продал его одной даме, которая по возрасту годилась нам в матери. Ему с большим трудом удалось убежать от нее, но будь я проклят, если он в конце концов не нашел меня.

— А когда нашел, рассчитался с вами?

— Я только через несколько недель пришел в себя. Он свернул мне челюсть и сломал пару ребер. — Каррик помолчал и продолжил: — Я старше Роберта на год, но порой мне кажется, что это он мой брат-близнец, а не Фелан.

— Роберт говорил мне, что вы второй сын, и это определило вашу судьбу. Что он имел в виду?

На этот вопрос было несложно ответить.

— По закону старший сын наследует все имущество отца. Младшего воспитывают и обучают на тот случай, если со старшим что-нибудь случится. Он как будто лишний. А с Феланом все будет в порядке.

— Но родители не могут считать своего ребенка лишним. Такое просто в голове не укладывается.

Проклятие. Он всеми силами пытался сменить тему, но это ему не удавалось.

— С годами я понял, что родители знают о моей ранней кончине, и этим определяется их отношение ко мне. Они дали мне хорошее образование, потворствовали мне, прощали мои провинности.

— Но мне кажется, вы не употребили это во зло.

Ее слова согрели ему душу.

— Глинис, милая, скажите об этом моим родителям, когда встретитесь с ними.

— А вы действительно думаете, что они направляются сюда? — спросила Глинис, когда они уже въезжали во двор.

Он кивнул, радуясь, что разговор перешел на более спокойные темы.

— В тот день, когда мы добрались до Сараид, я послал Патрика встретить их пароход. Мать найдет способ вернуть вас в ваш мир. Она весьма энергичная женщина.

Глинис бросила на Каррика взгляд и вдруг представила его себе на ее ранчо. Он и она, скачущие рядом по полям так, как сейчас. И возвращающиеся домой в конце дня. Ведь она может отправить Каррика вместе с Глинис. И тогда ему не будет грозить безвременная кончина. Это прекрасное решение проблемы. И совсем простое.

Она остановилась у конюшни, ожидая, пока Каррик заведет туда Молана. При слабом свете фонарей глаза его казались совершенно темными. Сердце Глинис сжалось.

— Когда ваша мать отошлет меня домой, Каррик, пусть отошлет и вас вместе со мной.

— Это невозможно! — отрезал он, слез с лошади и вошел в конюшню.

Она была обескуражена его решительным тоном. Ведь только что они беседовали по душам, и он был откровенен с ней.

— Каррик!

Он даже не обернулся, и Глинис пошла за ним.

— Вы даже не хотите обсудить такую возможность, — укоризненно проговорила она, заводя Берта в конюшню.

— И вам не советую, — ответил он, не поднимая головы.

— Почему?

— Потому что, теша себя надеждой, — сказал он, расстегивая ремешки на лошади, — вы испытываете боль. Так что будьте благоразумны.

— Но…

— Идите в дом, Глинис! — Он снял седло с Молана. — Я сам позабочусь о лошадях. — Его взгляд был красноречивее всяких слов.

Глинис была в отчаянии. Ей безумно хотелось бросить что-нибудь тяжелое в него, заставить его вернуться во двор и закончить этот вечер чем-нибудь более приятным. Но она не хотела, чтобы он знал, как больно ранил ей душу. Проходя в дверь, она бросила через плечо:

— Спокойной ночи и приятных сновидений.

— Добрый вечер, мисс Малдун, — услышала она, выходя из конюшни.

— Привет, Роберт, и всего хорошего.

Каррик поднял голову как раз в тот момент, когда его кузен сошел с дорожки, по которой быстро прошла Глинис. Он спокойно начал снимать седло с Берта, ожидая, когда Роберт присоединится к нему.

— Как прошло все у Макенна?

— Нормально. А что тебе удалось узнать в Грейстоуне?

— Имя офицера, который допрашивает Шина, Каннингем. Капитан Джеймс Каннингем. Он в ярости, потому что ничего не смог добиться от Шина. Всем известно, что этот сукин сын настоящий садист, он так же омерзительно относится к британцам, как и к местным жителям.