Последний парад адмирала. Судьба вице-адмирала З.П. Рожественского - Владимир Грибовский

Всему этому удивлялся капитан 2–го ранга В. И. Семенов, преодолевший тысячи километров от Сайгона до Либавы, чтобы принять участие в переходе 2–й эскадры[106].

Его появление на эскадре представлялось очень важным: прибыв в Порт–Артур вскоре после начала войны, Владимир Иванович принимал участие в боевых действиях командиром миноносца «Решительный», старшим офицером крейсера II ранга «Ангара» и крейсера I ранга «Диана», на котором бился с японцами в сражении 28 июля 1904 г. в Желтом море.

Семенов вначале был принят на эскадру как бы сверх штата и оформлен на должность флагманского штурмана, а потом — начальника военно–морского отдела штаба командующего. Сам он скромно именовал себя «пассажиром» — офицером без определенных обязанностей.

«Ничего, что у вас нет определенного занятия, — успокаивал его З. П. Рожественский, — вы нам много поможете своими рассказами о том, что и как было, как и что вышло. Наши на вас так насядут, так вам придется работать языком, что ни о какой другой работе и не подумаете!»

Однако «наши» (то есть офицеры штаба — В. Г.) не насели, а смотрели на Семенова настороженно. Сам же адмирал, хотя и «всецело отдавался», по воспоминаниям Владимира Ивановича, «мысли и заботе об успешном ходе военных действий», не нацелил работу штаба на изучение боевого опыта и не потрудился сплотить своих ближайших помощников.

Вообще, если Зиновий Петрович и проводил совещания, то в форме указаний, и, как правило, не допускал обмена мнениями и каких‑либо обсуждений. В отличие от своего одноклассника по Морскому училищу, погибшего адмирала В. К. Виттефта, он не терпел коллегиальных решений. Конечно, Вильгельм Карлович Виттефт был далек от идеала военного вождя, но Зиновий Петрович явно впадал в другую крайность.

По мнению командующего, наибольшую ценность в его штабе представлял присланный Н. Л. Скрыдловым капитан 2–го ранга Н. Л. Кладо, с которым В. И. Семенов враждовал как очно, так и заочно (в печати). Но Кладо следовало отправить обратно во Владивосток, а его беседы с Зиновием Петровичем велись наедине и остались в тайне. Известно лишь, что Кладо информировал адмирала о минных заграждениях и о том, что адмирал Н. Л. Скрыдлов не вышлет навстречу эскадре два уцелевших крейсера Владивостокского отряда — «Россию» и «Громовой».

28–29 сентября 1904 г. эскадра перешла из Ревеля в Либаву, последнюю «родную» базу перед уходом из России в дальний путь на Восток. Здесь корабли спешно принимали недостающие запасы и готовились к океанскому плаванию. Письменных инструкций Зиновий Петрович так и не получил. На секретном совещании в Петергофе, где решился вопрос о походе, целью эскадры определили достижение Порт–Артура для совместных действий с 1–й Тихоокеанской эскадрой, которые должны были привести к овладению морем[107].

Глава девятая

ПОХОД

Выход эскадры был назначен на 1 октября 1904 г., но аванпорт Либавы — порт Императора Александра III — оказался «мелковат» для перегруженных новых броненосцев. Вначале, еще в день прихода (29 сентября), «Орел» и «Ослябя» коснулись грунта, на первом из них даже открылась течь, ликвидированная силами личного состава[108]. Добавили трудностей и осенние ветра, от которых, естественно, не защищали волноломы аванпорта; ветер и волны сорвали с бочек флагманский броненосец «Князь Суворов» и поволокли прямо на ближайший мол. Однако моряки не оплошали, отдав якорь и вовремя подведя буксиры. «Князь Суворов» избежал повреждений, но в назначенный день выхода броненосцы, по выражению В. И. Семенова, «днищами касались грунта, ползали по илу и никак не могли развернуться»[109]. «Недурен порт! Полюбуйтесь!» — сказал («желчно бросил») В. И. Семенову Зиновий Петрович, который негодовал по поводу отсрочки выхода Так или иначе, «Князь Суворов» смог выйти из аванпорта только около 16 часов, провожаемый катерами с родственниками его офицеров. Большинство из тех, кто приехал в Либаву проститься с «аргонавтами» флагманского корабля, более никогда не увидели своих близких.

Вытянувшись на внешний рейд, эскадра окончила погрузки и последние расчеты с берегом В 7 час. 00 мин. утра снялся с якоря и ушел в море 1–й эшелон контр–адмирала О. А. Энквиста, который на «Алмазе» вел за собой «Светлану», «Жемчуг», «Дмитрия Донского», транспорты «Метеор», «Князь Горчаков», миноносцы «Блестящий» и «Прозорливый». Один час спустя за ним последовал контр–адмирал Д. Г. Фелькерзам с «Ослябей», «Сисоем Великим», «Наварином», «Адмиралом Нахимовым», транспортом «Китай» и миноносцами «Быстрый» и «Бравый». Третий эшелон (вышел в 9 час. 30 мин.) было доверено вести командиру «Авроры» капитану 1–го ранга Е. Р. Егорьеву, который выстроил вслед за своим крейсером транспорты «Анадырь», «Камчатка», «Малайя», ледокол «Ермак», миноносцы «Безупречный» и «Бодрый».

Наконец, в 11 час. 00 мин. сам З. П. Рожественский повел в дальний путь четвертый эшелон — броненосцы «Князь Суворов», «Император Александр III», «Бородино», «Орел», транспорт «Корея», буксир «Роланд», миноносцы «Бедовый» и «Буйный». Несмотря на все недостатки Либавы, эскадра за трое суток стоянки (30 сентября — 2 октября) приняла здесь 6500 т. угля, 1000 т. воды и четырехдневный запас свежей провизии для 9000 человек[110].

Отпуская в присутствии В. И. Семенова язвительные замечания о Либавском порте, Зиновий Петрович словно забыл

о том (или В. И. Семенов преувеличил), что сам более года, находясь во главе ГМШ, отвечал за его готовность к обеспечению базирования флота. Более того, уходя в беспримерный поход на Дальний Восток, 2–я Тихоокеанская эскадра оставила в Либаве (на очередную зимовку) броненосцы «Император Николай I», «Адмирал Ушаков», «Адмирал Сенявин», «Генерал–адмирал Апраксин», крейсер I ранга «Владимир Мономах», которые З. П. Рожественский мог взять с собой в поход, но не взял, и они потом догнали его эскадру в составе отряда Н. И. Небогатова.

Но и это не вся правда: указанные корабли, кроме, может быть «Императора Николая I» (который надо было отправить прямо из Средиземного моря), могли быть посланы на усиление Тихоокеанского флота в феврале 1904 г. (!), сразу после внезапного нападения японцев. Для этого они и зимовали в Либаве, стоя в вооруженном резерве. Однако З. П. Рожественский предпочел сам вести на Дальний Восток целиком вторую половину Балтийского флота, направленную туда с большим опозданием, что и позволило японцам разбить наш флот по частям.

В день выхода эскадры стояла осенняя балтийская погода, небо закрывали низкие серые тучи, у воды стоял плотный туман, временами шел мелкий дождь, холод заставлял моряков поплотнее запахивать бушлаты и пальто. Эскадра шла Балтийским морем в воды дружественной Дании, контролировавшей проливную зону, неизбежную на пути в мелководное Северное море. Однако Зиновий Петрович не был спокоен: он думал о возможном нападении далекого противника и опасался (не дай бог!) прозевать это нападение.

Столь похвальные, но неуместные для военного человека в данном месте и в данное время, мысли были отчасти спровоцированы людьми, специально избранными Морским ведомством и правительством России для охраны эскадры в пути следования. В частности, слухи о возможном противодействии японцев движению Второй эскадры флота Тихого океана распространял осевший в Копенгагене под вымышленной фамилией российский «нелегал» Гартинг, который всеми силами старался оправдать расход большой суммы денег, отпущенной ему на создание агентурной сети. По некоторым данным, эта сумма составляла до 500 тыс. рублей. К сожалению, адмирал З. П. Рожественский более, чем кто‑нибудь другой на его эскадре, воспринимал нелепые сообщения Гартинга в качестве достоверной информации, и превзошел всех своих коллег–адмиралов на эскадре (и в Порт–Артуре) в принятии мер предосторожности[111].

Ажиотаж по поводу возможного нападения японцев на эскадру сам Зиновий Петрович инспирировал еще в Ревеле, где им отрабатывались меры по охране эскадры на якорной стоянке. Из письма старшего офицера «Иртыша» лейтенанта П. П. Шмидта (от 17 октября 1904 г.) известно, что адмирал приказывал часовому стрелять («целься в башку») в бывшего на катере судового врача (надворный советник А. М. Надеин), который, по его мнению, недостаточно громко кричал пароль, а может быть, и сам стрелял в сторону катера из револьвера[112].

Служебная атмосфера на флагманском броненосце накалялась день ото дня также самим командующим. Старший артиллерийский офицер «Князя Суворова» лейтенант П. Е. Владимирский в письмах жене, Софье Петровне, сообщал: «Наш адмирал, видимо, не собирается уезжать (я думал, что он снова уедет в Петербург), кричит вовсю и очертовел всем изрядно» (20 сентября 1904 г.). «…Адмирал продолжает ругаться и довел своими фитилями Базиля (прозвище старшего офицера капитана 2–го ранга А. П. Македонского) до того, что и тот стал бросаться на всех, как собака» (4 октября).