Нить, сотканная из тьмы - Сара Уотерс

Замявшись, я спросила, а хорошо ли учинять подобный бедлам.

— Думаю, мы здесь уже забыли, что такое хорошо, — сказала Селина. — И не вспоминали бы о том, если б не леди вроде вас, которые приходят и тревожат нас своей добротой!

Голос ее звучал резко, как голос Джекобс или мисс Ридли. Я села и положила руки на стол, заметив, что пальцы мои дрожат. Надеюсь, сказала я, она имела в виду что-то другое... Но Селина тотчас меня перебила: она сказала именно то, что хотела! Знаю ли я, до чего ужасно сидеть в окружении решеток и каменных стен и слушать, как кто-то разносит свою камеру? Будто тебе швыряют в лицо песок и запрещают моргать. Это сродни зуду, ломоте...

— ...Ты орешь, чтобы не загнуться! Но стоит закричать, как понимаешь — ты животное! А потом заявляются мисс Хэксби, капеллан и вы: нельзя превращаться в зверей, надо оставаться людьми! Лучше бы вы совсем не приходили!

Я еще не видела ее такой расстроенной и взволнованной. Если мои визиты помогут ей сохранить в себе человека, я буду приходить еще чаще, сказала я.

— Ох! — Селина вцепилась в рукав своего платья с такой силой, что побелели костяшки на ее руках. — Вот то же самое и они говорят!

Она вновь зашагала от решетки к окну и обратно; под светом газового рожка звезда на ее рукаве вспыхивала неестественно ярко, точно мерцающий сигнал тревоги. Вспомнились слова мисс Хэксби о том, что порой узницы заражают друг друга буйством. Не знаю, что может быть страшнее, чем представить безумное окровавленное лицо Селины, когда ее в смирительном жакете швыряют в темную камеру. Я постаралась, чтобы голос мой звучал ровно.

— Кто говорит, Селина? Вы имеете в виду мисс Хэксби? Ее и капеллана?

— Ха! Если б они могли сказать что-нибудь столь разумное!

— Тише! — Я испугалась, что миссис Джелф услышит. Я смотрела на Селину, прекрасно понимая, кого она имеет в виду. — Вы говорите о ваших друзьях-духах?

— Да, — ответила она. — О них.

О них. Сейчас в вечернем сумраке духи казались мне реальными. Однако после нынешних бурных и тягостных событий они выглядели каким-то несущественным вздором. Я прикрыла рукой глаза и сказала:

— Сегодня я слишком устала для ваших духов, Селина...

— Вы устали? — воскликнула она. — Вы, кого они никогда не донимали... своим шепотом или воплями, кого они никогда не дергали и не щипали...

Ее ресницы потемнели от слез. Она перестала метаться, но все еще дрожала, обхватив себя руками.

Вот уж не думала, что ее друзья так обременительны, сказала я; мне казалось, они — ее утешение.

Они и есть утешение, печально ответила Селина.

— Но только они приходят, а потом оставляют меня, как и вы. И тогда я еще больше чувствую себя взаперти, несчастной и похожей на них. — Она кивнула на соседнюю камеру.

Селина выдохнула и закрыла глаза. Я подошла к ней и взяла за руки — просто из желания как-то ее успокоить. Наверное, это удалось. Она открыла глаза, ее руки шевельнулись в моих ладонях, и я вздрогнула, ощутив, какие они жесткие и холодные. Теперь я уже не думала о том, что мне можно делать и чего нельзя. Я надела ей свои перчатки и снова взяла ее за руки.

— Нельзя, — проговорила Селина.

Но рук не отняла, и через секунду я почувствовала, как слегка согнулись ее пальцы, будто наслаждаясь непривычным ощущением перчаток. Так мы стояли, наверное, с минуту.

— Пожалуйста, оставьте себе перчатки, — сказала я. Она покачала головой. — Тогда попросите духов, чтобы принесли вам рукавички. Это все же практичнее цветов, не так ли?

Селина отвернулась. Даже стыдно признаться, тихо сказала она, чего только она не просила у духов. Еду, мыло, воду и даже зеркало, чтобы увидеть свое лицо. Когда могли, они все это приносили.

— Но вот другое...

Однажды она попросила ключи от всех замков Миллбанка, цивильную одежду и денег.

— Считаете, я поступила дурно?

Нет, ответила я, но рада, что духи ей не помогли, ведь побег был бы огромной ошибкой.

— Вот и мои друзья так сказали, — кивнула Селина.

— Стало быть, они благоразумны.

— Духи очень умные. Только порой тяжело сознавать, что они могли бы забрать меня, но день за днем держат здесь. — Видимо, я напряглась, потому что Селина сказала: — Да, это они меня здесь держат! Хотя могли бы освободить в мгновенье ока. Вот прямо сейчас, когда вы стоите рядом. Им даже не пришлось бы возиться с замками.

Она стала очень серьезной. Я выпустила ее руки; можно тешить себя подобными мыслями, если от них легче, сказала я, только нельзя, чтобы они затмили реальное положение вещей.

— Селина, вас держит здесь мисс Хэксби. А еще мистер Шиллитоу и все надзирательницы.

— Нет, духи, — упрямо ответила она. — Это они отправили меня сюда и оставят здесь, пока...

— Пока — что?

— Пока не достигнут своей цели.

Я покачала головой и спросила, какова же их цель. Наказать ее? А что же Питер Квик? Я полагала, это он заслужил наказание?

— Я не о том, — чуть досадливо сказала Селина. — Так рассуждала бы мисс Хэксби. Я говорю о...

Она подразумевала спиритическую цель.

— Это вы уже говорили, — вздохнула я. — Я не поняла тогда и не понимаю сейчас. Думаю, вы и сами не понимаете.

Перед тем Селина чуть отвернулась, но теперь вновь смотрела на меня, и я заметила, как изменился ее взгляд, став невероятно печальным. Она перешла на шепот:

— Кажется, я начинаю понимать. И мне... страшно.

От ее слов, взгляда и сгустившихся сумерек мне стало неуютно и тоскливо, но я снова взяла ее за руки и сняла с них перчатки, согревая ее пальцы в своих ладонях. В чем дело? — спросила я. Чего она боится? Селина не ответила и вновь отвернулась. Ее руки дрогнули, я выронила перчатки и нагнулась их поднять.

Они лежали на холодных голых плитах. Я подняла их и заметила на полу белое блестящее пятно. Когда я прижала его пальцем, оно хрустнуло. Это была не известка, осыпавшаяся с мокрой стены.

Это был воск.

Воск. Я смотрела на него, и меня затрясло. Потом я взглянула на Селину. Она заметила, как я побледнела, но пятна не видела.

— Что случилось? — спросила Селина. — Что с вами, Аврора?

Я вздрогнула, ибо мне почудился голос Хелен... Хелен, которая назвала меня так в честь статуи и которой не требовалось иного имени, потому что собственное подходило ей как нельзя лучше...

— Что с вами?

Я взяла Селину за плечи. Вспомнилась фальшивомонетчица Агнес Нэш, уверявшая, что из соседней камеры доносятся голоса призраков.

— Чего вы боитесь? — спросила я. — Его? Он по-прежнему приходит к вам? Приходит по ночам даже сейчас, даже сюда?

Под тканью тюремного платья я чувствовала ее тонкие руки и хрупкие косточки. Селина всхлипнула, будто от боли, и тогда я, разжав пальцы, смущенно отступила. Ведь я подумала о восковой руке Питера Квика. Но тот полый слепок был заперт в шкафу в миле отсюда и не мог причинить вреда.

И все же... все же между рукой и пятном была некая кошмарная связь, от которой пробирала дрожь. Рука-то из воска... Я представила читальню. Каково там ночью?

Наверное, все тихо, темно и неподвижно, и лишь на полках со слепками какое-то шевеленье. Будто легкая рябь. Вот дернулись губы и поднялись веки на лицевой маске, вот разогнулась ручонка младенца, и ямочки на ней стали глубже... Я вздрогнула и отшатнулась от Селины... Теперь я видела — видела! — распухшие пальцы Питера Квика, которые распрямлялись и сгибались. Рука пробиралась по полке, пальцы подтягивали за собой ладонь. Вот они распахнули дверцы шкафа, оставив на стекле следы...

И вот уже все слепки ползут по затихшей читальне. Размягчаясь и перемешиваясь, они превращаются в восковой ручей, который течет по улицам и подползает к умолкшей тюрьме, перебирается через гравийную дорожку и затекает в корпус, просачиваясь через щели петель и заслонок, через проемы решеток и замочные скважины. Воск белеет под светом газовых ламп, но никто не ожидает здесь ручья, который ползет, ползет абсолютно бесшумно. В уснувшей тюрьме одна Селина слышит неуловимое скольжение воска по песку коридора, когда ручей подтекает к ее камере. Вот он взбирается по беленой стене возле двери, подныривает под железную заслонку, проникает в темную камеру и стекает на холодный каменный пол. Затвердевая, он вырастает в острый сталагмит.

И превращается в Питера Квика, который обнимает Селину.

Картинка возникла мгновенно и так ярко, что мне стало дурно. Селина шагнула ко мне, но я вновь отпрянула и рассмеялась — смех показался жутким мне самой.

— Нынче я вам не помощница, Селина, — сказала я. — Хотела вас утешить, а кончила тем, что сама перепугалась из-за чепухи.

Но это вовсе не чепуха. Я это знала.

На каменном полу ярко белела восковая клякса — как она туда попала? Селина сделала еще шаг, тень ее платья накрыла кляксу, которая затем спряталась под подолом.