Дилогия об изгоняющем дьявола - Уильям Питер Блэтти

претендентов? Догадываетесь? Он сказал: «Раввины — это иудейские священники, и я готов оказывать им всяческое содействие». Клянусь вам, это истинная правда[5].

Каррас рассмеялся.

— Может, пройдемся еще? Я провожу вас до машины. Вы оставили ее на стоянке?

Детектив молча посмотрел на него и не двинулся с места.

— Вы полагаете, наша беседа окончена? — наконец спросил он.

— Послушайте, я действительно ничего не скрываю.— Священник поставил ногу на скамейку и обхватил рукой колено.— На самом деле. Но если бы я и знал этого больного священника, я не назвал бы его имени. Скорее всего, я доложил бы об этом архиепископу. Но я даже приблизительно не могу себе представить, кто бы это мог быть.

— Ну ладно,— вздохнул детектив.— Если говорить честно, я не думал, что это мог быть священник. Если бы я объяснил, какие у меня подозрения, вы бы назвали меня ненормальным. Не знаю. Все эти общества и культы, где жизнь человеческая и гроша ломаного не стоит. Начнешь задумываться. Чтобы идти в ногу со временем, надо быть чуточку сумасшедшим.

Каррас кивнул.

— Что написано на вашей рубашке? — спросил вдруг Киндерман.

— Что именно?

— На вашей футболке,— уточнил детектив.— Надпись «Философы».

— A-а, я читал лекции одно время,— объяснил Каррас,— в Вудстокской семинарии штата Мэриленд. Я играл в бейсбольной команде низшей лиги. Она называлась «Философы».

— А высшая?

— «Богословы».

Киндерман с улыбкой покачал головой.

— «Богословы» — три... «Философы» — два...— пробормотал он.

— «Философы» — три... «Богословы» — два...— поправил его священник.

— Конечно-конечно.

— Да, именно так.

— Странно все это, очень странно,— печально произнес детектив.— Послушайте, доктор. Или я сошел с ума, или в Вашингтоне существует община ведьм. Возможно ли это в наше время?

— Ну-ну, продолжайте,— подстегнул его Каррас.

— Значит, возможно.

— Я вас не понимаю.

— Вы мне точно не ответили и опять поступили очень умно. Вы играете роль защитника дьявола, святой отец, да-да, защитника. Может быть, вы не хотите показаться доверчивым. Суеверный священник и рациональный умница Киндерман.— Он постучал пальцем у виска.— Но гений находится рядом, это наш Век разума. Правильно. Ну скажите, я прав?

Иезуит смотрел на детектива с все возрастающим уважением.

— Ну что ж, это довольно проницательное замечание.

— Тогда ладно,— Киндерман понизил голос до хрипа. — Я вас еще раз спрашиваю: может ли сейчас в Вашингтоне существовать община ведьм?

— Но я действительно не знаю,— задумался Каррас, сложив руки на груди.— Говорят, что где-то в Европе есть почитатели черной мессы.

— В наши дни?

— В наши дни.

— Такие, как в средние века, святой отец? Вы знаете, я много читал об этом, между прочим, и о сексе, и о статуях, и еще Бог знает о чем. Я не хочу вызывать у вас отвращение, но неужели они действительно этим занимались?

— Я не знаю.

— Но выскажите хотя бы свое мнение по этому поводу.

Иезуит рассмеялся.

— Ну хорошо. Тогда я считаю, что все это правдоподобно. По крайней мере, я так думаю. Но здесь я исхожу только из патологии. Ну да, об этой самой черной мессе. Все, кто этим занимался, были, видимо, психически больными. В медицине даже есть специальный термин для подобного расстройства: сатанизм. Эти люди не могут получать сексуального наслаждения, если оно не связано с богохульством и осквернением святых. Это встречается не так уж редко даже в наше время, а черная месса только подтверждает правильность моих слов.

— Еще раз прошу простить мне мое невежество, но как же все-таки обстоит дело со статуями Иисуса и Девы Марии?

— Что именно вы имеете в виду?

— Эти рассказы о них правдивы?

— Что ж, возможно, вас, как полицейского, заинтересует факт, о котором я сейчас вспомнил.— Каррас заметно оживился. Чувствовалось, что в нем проснулся ученый и исследователь.— В отчетах парижской полиции можно и сейчас найти описание интересного случая, который произошел с двумя монахами. Сейчас вспомню. По-моему, это было в Крепи. Эти два монаха пришли в гостиницу и начали ругаться, требуя трехместную кровать. Третьего «постояльца» они тащили с собой: это была статуя Богоматери в человеческий рост.

— О Боже, это потрясающе! — выдохнул детектив.— Потрясающе!

— Но это самая настоящая правда. И она подтверждает, что все, прочитанное вами, основано на фактах.

— Да, секс... Может быть, может быть. Я теперь понимаю. Но это немного другое. Не важно. А ритуалы, связанные с убийствами, святой отец? Это тоже правда? Расскажите! Они используют кровь грудных младенцев?

Детективу пришли на память истории, о которых он тоже прочел в книгах о ведьмовстве и дьяволопоклонни-честве. Там описывалось, как лишенный сана священник во время черной мессы вскрывал вены на запястье новорожденных младенцев и собирал их кровь в специальный сосуд. И как потом эту кровь освящали и выпивали во время причастия.

— Это очень напоминает рассказы об иудеях,— сказал он.— О том, как они похищали христианских младенцев и пили их кровь. Извините, святой отец, но я лишь пересказываю истории, поведанные вашими же собратьями.

— Если эти истории правдивы, то просить прощения следует мне.

— Вы прощены и оправданы. Прощены и оправданы,— повторил Киндерман.

В глазах священника промелькнуло выражение скорби и печали — словно тень некоего весьма болезненного воспоминания. Он поспешил отвести взгляд и пристально уставился себе под ноги.

— Я ничего не знаю о ритуальных убийствах,— наконец проговорил он.— Нет, не знаю. Но в Швейцарии одна акушерка на исповеди призналась, что убила около тридцати или сорока младенцев, чтобы использовать их во время черной мессы. Возможно, у нее выведали это под пытками,— поспешил добавить он.— Кто знает? Но говорила она убедительно. Акушерка рассказывала, что прятала в рукав длинную тонкую иглу, и, когда надо было принимать ребенка, она незаметно высовывала иглу и втыкала ее в родничок на голове ребенка, а потом опять прятала иглу в рукав. После этого не оставалось никаких следов,— пояснил Каррас и взглянул на Киндермана,— Все считали, что ребенок родился мертвым. Вы слышали, что европейцы-католики весьма предосудительно относятся к акушеркам? Так вот, эта предосудительность вытекает именно отсюда.

— Это страшно.

— И в нашем веке встречается безумие. Во всяком случае...

— Подождите. Все эти истории... ведь их рассказывали под пытками, верно? Так что на них нельзя полностью полагаться. Сначала они подписывали свои признания, а уж