К морю марш вперед! - Александр Петрович Харников

французам, заблокированным в Египте. Но, даже при всем нашем желании, кораблей в Средиземном море, способных представлять угрозу для британцев, у нас не было. А турки, несмотря на договор, подписанный с Высокой Портой, не пропустят наши корабли через Проливы из Черного в Средиземное море.

Все эти неприятности сделали Наполеона нервным и раздражительным. Нет, с нами он вел себя вполне корректно, но на своих подчиненных он порой покрикивал, называя их болванами и тупицами. Отчаянные рубаки и храбрецы покорно выслушивали брань своего начальника и даже не пытались возражать.

Пока я беседовал с Наполеоном о высокой политике, мой помощник Алан тоже зря времени не терял. Он быстро подружился с французскими военачальниками. Дюрок лично представлял Алана заслуженным генералам, делая упор на храбрость и отвагу русского офицера. Рекомендация такого человека, как Дюрок, дорогого стоила. В числе новых знакомых Алана оказался и лихой гасконец, шурин Наполеона, Иоахим Мюрат. Человек отчаянной храбрости и любитель амурных приключений, он не раз предлагал Алану посетить салоны парижских дам полусвета, чтобы отвести душу с феминами. Блудливая улыбка на лице Мюрата обещала «райское наслаждение». Стоило Алану согласиться, и «народ на разврат будет собран».

Но я предупредил Алана, что в Париже подцепить триппер или что похуже так же просто, как получить насморк. И что задирание юбок может грозить большими неприятностями. Геннадий же, наш главмедик, заявил любителям «железного болеро», что количество антибиотиков у него ограничено, и вензаболевания он не будет лечить из принципа. Так что, к огорчению Мюрата, Алан под благовидным предлогом отклонил все его заманчивые предложения.

Будущий неаполитанский король лишь посетовал на странности русских и пригласил Алана в кабачок, где можно было выпить хорошего вина и отведать блюда его родины – Гаскони. Тут Алан отказываться не стал.

Фуагра и сосиски из свинины ему понравились, как и знаменитый перигорский паштет. Потягивая душистый арманьяк, Алан произнес витиеватый кавказский тост, который привел в дикий восторг потомков шевалье д’Артаньяна. В числе участников этой пирушки оказались и несколько сослуживцев Мюрата по Египту. Один из них был моряком и рассказал Алану нечто весьма его заинтересовавшее.

– Шер ами, у нас в Александрии заблокировано несколько кораблей, среди которых: 64-пушечный «Коссе», 50-пушечный «Египтянин» и два 40-пушечных – «Регенере» и «Джастис». Целая эскадра! Есть и люди, и порох. Жаль только, что нет храброго командира, который бы рискнул пойти на прорыв и добраться до берегов Франции. Впрочем, такой храбрец был, и звали его Пьер Лежуаль, командир 74-пушечного корабля «Женерё».

Этот храбрец сумел прорваться сквозь строй русской и турецкой эскадр у острова Корфу и дойти до Анконы. Бедняге не повезло – в феврале 1799 года он был смертельно ранен ядром во время штурма Бриндизи.

– Неужели во французском флоте только Лежуаль был храбрецом, не побоявшимся бросить вызов судьбе? – спросил Алан.

Собеседник пожал плечами и налил себе в бокал еще арманьяка.

А я задумался над тем, что мне рассказал Алан…

30 июня 1801 года.

Поместье в пригороде Лондона.

Генерал Жорж Кадудаль,

один из предводителей шуанерии

– Мсье генерал, к вас посетитель, – сказал мне дворецкий, как обычно, на ломаном французском. Я ответил по-английски (что поделаешь, язык я выучил за то время, что провел в этой проклятой стране):

– Кто он?

– Он два человек, – чуть поклонился слуга. – Рекомендательное письмо от лорд Хоксбери. – И протянул мне бумагу.

Дворецкий, равно как и все поместье, были предоставлены мне английским правительством. Впрочем, «предоставлены» – не совсем правильно. На самом деле я собирался, как и ранее, подготовить свою следующую акцию на нормандском острове Джерси, на котором, хоть он и принадлежит англичанам, говорят пусть на своеобразном, но французском. И планы у меня были – продолжать войну с теми, кто убил моего короля, кто сделал все, что можно, против католической веры, кто отнял автономию у моей родной Бретани…

Я не могу иначе. Ведь даже моя фамилия, Кадудаль, означает на моем родном бретонском «воин, возвращающийся с битвы» – в ожидании следующей. Правы были спартанские женщины, когда говорили своим сыновьям – «со щитом или на щите». Я буду «со щитом» до тех пор, пока мы либо победим, либо меня принесут «на щите» – то есть я либо погибну в бою, либо в застенках врагов. Третьего не дано.

На Джерси я провел около трех месяцев, когда ко мне прибыл человек от этого самого лорда Хоксбери и «пригласил» меня к нему в Лондон, – а оттуда меня в сопровождении «почетного караула» отвезли в эту усадьбу. Где именно она находится, я не знаю, но ехали мы туда в карете с занавешенными окнами чуть более получаса – следовательно, это пригород Лондона, причем не самый дальний. Вокруг поместья – парк, окруженный высокой глухой стеной, а на воротах всегда дежурит «охрана». По парку мне гулять дозволяется, но выходить за его пределы – нет, видите ли, «слишком опасно, вас могут узнать».

Я бы, конечно, мог уйти – достаточно было бы оглушить и связать охранников, но куда бы я пошел? На данный момент, кроме Англии, у меня нет пристанища и, более того, нет плана – и не будет, пока я не встречусь с кем-нибудь из своих людей и не узнаю, что происходит во Франции и как обстоит дело с шуанерией. Если кто не знает, что это такое – так мы назвали наше восстание за восстановление монархии и древних свобод в честь братьев Шуанов, наших ранних лидеров.

А теперь лорд Хоксбери вспомнил обо мне, подумал я, срезая ножом печать с конверта. Он же Роберт Бэнкс Дженкинсон, секретарь по иностранным делам. Лорда он получил, когда его отца сделали графом Ливерпульским, лет пять назад. Не самый приятный человек, конечно… А кого он рекомендует? Виконта Кэри я, увы, знаю, а вот что это за О’Нил такой?

– Ну что ж, пригласите их войти.

Кэри был таким же, как тогда, когда я встречался с ним два года назад у Роберта д’Оверня на Джерси. Мне он тогда уже показался очень скользким, и мне было ясно, что особо доверять ему – равно как и д’Оверню – нельзя. И, действительно, обещанные деньги и оружие на продолжение шуанерии так и не материализовались. Интересно, что они мне принесли на этот раз? Еще обещания? Небось более щедрые, чем в прошлый раз?

– Рад вас видеть, мсье генерал, – осклабился виконт. – Позвольте вам представить мсье О’Нила.

– Очень рад с вами познакомиться, генерал, – сказал тот с акцентом, в котором я услышал и Ирландию, и Америку. Знаете, хоть я и