Поп Гапон и японские винтовки. 15 поразительных историй времен дореволюционной России - Андрей Аксёнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Запись из дневника Жиркевича от 12 октября 1911 года: «Загадка для меня отец Зосима, но от него веет удивительным, подкупающим добродушием. ‹…› Входишь в его каземат и точно попадаешь в оазис мира, молитвы, довольства среди ужасов тюремной жизни…»
Зосиме очень повезло: Александр Жиркевич был кристально честен, добр и сострадателен. Отставной генерал-майор, служивший в военных судах, сейчас выступал как правозащитник, и повезло на самом деле всем заключенным виленской тюрьмы. Вот еще одна цитата из дневника Жиркевича:
«Господи! Дай силы для борьбы! Не всели в меня привычку к чужому страданию! Разбей мое сердце в тот миг, когда умрет в нем сострадание к судимому ближнему!»
Александр Владимирович прошел путь от защитника, помощника прокурора, следователя до военного судьи, но всегда внимательно и сочувственно относился к заключенным и подозреваемым, постоянно пытался спасти невинно осужденных и улучшить условия в тюрьмах. В свое время он даже добился от военного министра смягчения условий содержания под стражей. Помимо этого, Жиркевич – поэт и публицист. Он был знаком со множеством писателей и художников, встречался со Львом Толстым, а Илья Репин писал с него одного из своих запорожцев.
В 1908 году он ушел в отставку, протестуя против усиления мер наказания, и стал общественным попечителем мест заключения и гауптвахт, то есть продолжил бороться за улучшение быта и содержания заключенных.
Жиркевич взялся расследовать дело старца. Чем больше он погружался в обстоятельства осуждения Зосимы, тем больше обнаруживал странностей и несостыковок, а познакомившись со старцем ближе, окончательно убедился: Зосима не может быть виновен.
Официально старца осудили за изнасилование несовершеннолетних девочек 13 и 15 лет, которое он якобы совершил, будучи основателем и духовником Боголюбского женского монастыря в Пермской губернии, в совершеннейшей глуши. Однако в деле выявилось много несообразностей, если не сказать больше. Во-первых, Зосима был скопцом: он сам рассказал Жиркевичу, как отрезал себе «греховный» орган еще в конце предыдущего столетия. Казалось бы, как его вообще могли осудить за такое преступление?
Деятельный Жиркевич связался с Пермской епархией, начал поднимать архивы, переписываться со свидетелями и знакомыми Зосимы. Выяснилось, что следователем был поляк-католик Голишевский, враждебно настроенный к монашеству. Председатель суда барон Зальц, протестант-лютеранин, тоже относился к инокам без симпатии, как и товарищ председателя суда барон Медем. Получалось, что православного монаха судили почему-то остзейские немцы, причем суд проходил за закрытыми дверьми.
В какой-то момент через знакомых Жиркевич даже получил доступ к делу и конфиденциально снял с него копию. Там он обнаружил показания Г. П. Кадесникова. Вот что в них значилось:
«1903 г. декабря 28 дня я был у о. Архимандрита и в это время приходят две сестры Марфа и Анна Горожениновы пали ему в ноги начали просить прощения а именно в том, что дескать мы вас и безвинно напрасно оклеветали и ложно показали, попросили увольнения ехать к товарищу прокурора и объяснить ему чистую правду с кем было сделано и когда наше гнусное преступление и куда мы ходили пушай за етот наш поступок куда угодно девают нас хотя в тюрьму, хотя в каторгу на все согласны».
Но это было не все! Жиркевич начинает копать, почему вообще против какого-то архимандрита возбудили фиктивное дело и вздумали его осудить. Кому нужно мучить тихого и смиренного старца? Тут вскрылись уже совершенно невероятные подробности. Оказалось, что он незаконнорожденный сын еврейки и родился в 1840 году в Черниговской губернии. Евреев в России притесняли пуще всех. Как вообще еврей, тем более незаконнорожденный, мог стать архимандритом и попечителем монастыря? Жиркевич начал изучать биографию Зосимы – и у него буквально глаза на лоб полезли.
Незаконнорожденный еврей Залман Мордухаевич Рашин, перейдя в православие, поступил учиться за царский счет в Главное военно-инженерное училище Санкт-Петербурга. Окончив его с отличием, работал по интендантскому ведомству, но, так как с детства был склонен к религии, в 28 лет наконец стал монахом. Дальше произошел прямо-таки удивительный взлет карьеры, невероятный для незаконнорожденного еврея, хотя бы и выкреста[21]. Зосиму рукоположили в иеродиаконы, затем – в иеромонахи и назначили экономом архиерейского дома в Иркутске – важная и хлебная должность. Затем, после смерти иркутского епископа, Зосима стал экономом и благочинным у красноярского – и принялся строить в семи верстах от Красноярска Успенский мужской монастырь, найдя для этого дела спонсоров.
В 1875 году Зосима – уже настоятель небольшого мужского монастыря под Пензой и духовник женского, по соседству. В 1883 году Зосиму возвели в сан игумена, а в 1886-м – сделали архимандритом. Сан архимандрита для той эпохи был очень почетным, его носили как минимум настоятели средних монастырей и ректоры семинарий. Архимандритов на всю церковь было чуть больше двухсот, большинство – люди либо пожилые, либо со специальным церковным образованием. Как незаконнорожденный еврей сумел стать архимандритом в 46 лет?
Красноярский Успенский мужской монастырь, 1890-е годы
Сам Зосима, похоже, не стремился к славе и почестям. После Пензы он монашествовал в одном из самых строгих и самых значительных монастырей – Соловецком, причем был там простым братом. Но, видимо, и этот монастырь оказался слишком благоустроен для него: после он служил в Николо-Прилуцком, под Великим Устюгом, а затем – и в самом строгом монастыре России, в Спасо-Евфимиевском, в Суздале.
Но и это еще не все. Зосима стремился распространять веру. Жиркевич, видя совершенную несклонность монаха к сребролюбию и комфорту, а также убедившись в его подвижничестве, уже без особенного удивления перешел к следующей странице его жизни. Зосима отправился в совершеннейшую глушь, в Пермскую губернию, в самый далекий красноуфимский уезд, а там занялся миссионерством и крещением местных марийцев.
Через некоторое время архимандрит организовал там женскую обитель, снова нашел спонсоров, и к началу ХХ века это уже был крупный монастырь с колокольней, церковью, трапезной и прочим. Он, кстати, существует и сейчас: это Боголюбский женский монастырь в селе Сарсы, в 170 километрах от Екатеринбурга.
Зосима успешно руководил монастырем. Просто представьте себе: в полной глуши за шесть лет на постройки потратили огромные деньги – около 175 тысяч рублей пожертвований. Жиркевич связался с обителью – и получил оттуда сведения едва ли не о святости Зосимы.
Правозащитник, видя все это, никак не мог найти объяснений, допытывался у старца, чтобы прояснить хоть что-нибудь, но тот упрямился и не хотел раскрывать свою тайну. А тайна, похоже, была.
Изучая дело Зосимы, Жиркевич выяснил, что не он один обнаружил несоответствие между жизненным путем Зосимы и его происхождением. Следователь тоже заинтересовался этим. Однако старец на вопрос о своем происхождении отвечать отказался, заявив:
«Могу дать ответ непосредственно только, и только лично, Помазаннику Божиему, ныне благополучно царствующему Государю Императору».
Жиркевич не отставал. В конце концов Зосима приоткрыл завесу над своим происхождением, но иносказательно. Правозащитник начал поднимать историю – и действительно, некоторые факты подтвердились. Дело в том, что в год рождения Залмана Рашина (то есть Зосимы) и в месте его рождения пребывал юный наследник престола, будущий император Александр II. Более того, Залман родился прежде всех остальных детей Александра, то есть, по сути, мог быть цесаревичем, хоть и незаконнорожденным.
Позже Жиркевич много общался с Зосимой, и тот уже был откровеннее. В дневнике Жиркевича есть запись о встрече отца Зосимы с государыней:
«Юноша знал, что тайна его рождения не была скрыта от Императрицы. По прибытии в Петербург, в Императорский Дворец, Митя[22] настоятельно просил статс-секретаря Морица о встрече с Государыней Марией Александровной. При встрече она просто, по-матерински произнесла: "Митя?" – и протянула молодому человеку руку, которую будущий архимандрит Зосима, опустившись на колени, благоговейно держал, долго не выпуская из своих рук. Встреча с Императрицей глубоко растрогала его, вызвав обильный поток слез на красивом лице, чуть окаймленном курчавой бородкой. Их беседа длилась в течение двух часов. На прощание императрица подарила ему нательную
