Украденное дитя (СИ) - Сакрытина Мария

— Ты же не боишься высоты, милый? — сладким голосом осведомилась ведьма.

— А ты, милая? — передразнил её Эш.

Старуха хохотнула.

— Прыгай тогда, красавчик.

Сейчас бы Эш с удовольствием её бросил, но — куда дальше одному? Эш выдохнул, закрыл глаза, снова открыл, разбежался. И прыгнул.

Свистнул в ушах ветер. Ощущение полёта сменилось падением.

— Идиот! — успела крикнуть ведьма, прежде чем уйти под воду с головой.

Вода, кстати, была холодная. Очень. А Эш так и не научился плавать…

— Мало того, что запрыгнуть не мог, — услышал он какое-то время спустя, уже лёжа на берегу и судорожно кашляя. — Так я его ещё и вытаскивай! Олень!

— Если бы ты с меня слезла…

— И что? Ждала бы, пока ты мне мост построишь? Ничего, рогатый, сейчас ты меня ещё наверх вознесёшь. Голову-то подними. Видишь, где гора кончается? Вот, нам туда.

Гора — земляной обрыв — был совершенно отвесным, и на первый взгляд, ухватиться там было совершенно не за что.

— А другой дороги нет? — дрожа, зачем-то спросил Эш. Ясно же было, что даже если есть, ему о ней не скажут.

— Есть, — удивила его ведьма. — В неделе пути отсюда. Но тебе, вроде, неймётся?

Эш вздохнул, усадил старуху себе на спину и полез наверх.

Этот момент своей жизни он предпочёл бы не вспоминать. И следующий, где он скакал по кочкам болота. И ещё один, когда старуха вытаскивала его зловонной жижи и приговаривала:

— Ничего, милый, зато полезно для кожи.

Укусы местных комаров, жутко приставучих, видимо, тоже были полезны для кожи.

— Да когда же это кончится? — взвыл на третий день Эш. — Ты издеваешься надо мной, ведьма!

— Издеваюсь, — спокойно сказала та. — Но весело же.

Эш зарычал — но это всё, что он мог ей сделать.

— Терпение, рогатенький, одно из тех сокровищ, которого ты лишён. А нам, кстати, туда. Во-о-он туда. Ты летать умеешь? Нет? Тогда через месяц как раз дойдём.

Держа на руках сонную болонку, Фрида замерла у дверей комнаты Ричарда. Было утро, давно встали слуги — а Ричард почему-то до сих спал. Зато на подушке своей кровати Фрида обнаружила белую пушистую болонку в ошейнике, от которого за милю несло магией. Болонка повизгивала во сне и дрыгала лапкой. А когда Фрида нависла над ней, перевернулась и подставила белое пузико — гладь.

Фрида погладила. Позвала горничную. Попила шоколад и почитала газеты. Император держал слово и до окончания строгого траура у невесты — три месяца спустя смерти — о будущей свадьбе не объявлял. Но подготовка уже началась, и журналисты заговорили о ней: строится для чего-то в Кенсигском саду хрустальный павильон (очередная выставка?), и зачем это двор вдруг заказал у Халифата поваров и артистов? (Посол Великого Халифа, бывший в сделке посредником, весьма доволен — он процент получил, и большой). А в Конфедерации императору вдруг понадобились книги, редкие, даже старинные — по языкознанию. Очень это любопытно…

Фрида закрыла газету и снова погладила пузико болонки. Собака довольно уркнула, помотала хвостом. Горничная унесла пустую кружку и газету. Другая предложила Фриде помочь одеться. Фрида отмахнулась и накинула халат. Тогда ещё было рано, и она по привычке (уже?) ждала Ричарда. Он приходил примерно в это время или раньше, словно дежурил под её дверью и расчёсывал госпоже волосы. К этому Фрида тоже привыкла. Все приличия, фейрийские и человеческие, шли демону под хвост — ни одна камеристка на памяти Фриды так бережно не обращалась с её волосами. Конечно, следовало найти служанку — не пользоваться же постоянно услугами горничных или экономки, чтобы выбрать нужное платье, туфли, украшения или выполнить мелкие поручения — книгу, там, принести, или тот же шоколад…

Надо было, но Фрида вспоминала Миру, а потом и Аннет, чьи похороны недавно прошли в её родной деревне неподалёку от Виндзор-холла. Всё, что Фрида смогла сделать — послать её родственникам деньги. Щедро, но разве это заменит дочь? Впрочем, слуги шептались, что ещё как заменит: у Аннет была большая семья, так они хотя бы старших детей смогли в школу отправить. Фрида (с разрешения Ричарда) утвердила им пенсию, настолько большую, насколько это было прилично. Но сердце по-прежнему сжималось, стоило представить, как ещё одна бедняжка вроде Аннет погибнет из-за Фриды или окажется шпионкой фейри. Не отстают же от неё почему-то Огненные — будто смерти Эша им мало! И отец, Лесной король, не пустил её на «ту сторону»… Почему?..

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Отвлеклась от этих невесёлых мыслей Фрида только часов в девять, когда постучалась экономка и предложила подать завтрак. Хм, где же Ричард?

Ричард из своей комнаты не выходил, сказали слуги. Судя по их лицам, там бы и оставался. Фрида в который раз удивилась, почему Дикона так в доме не любят — Ричард никогда не держал себя ни с кем свысока, и всё же его почему-то в лучшем случае терпели.

К Ричарду постучал лакей. Три раза с промежутком в полчаса. Фрида позавтракала, заодно справившись о здоровье лорда Валентина. Тот ещё отдыхал — врач прописал ему успокоительное, и оно лорда буквально усыпило. Фрида, которая весьма волновалась за отца, решила, что с врачом нужно поговорить, но позже. А отдохнуть лорду Валентину действительно не помешало бы — несмотря на зелье Ричарда, наутро после нападения он вздрагивал от каждого шороха. Лорд Валентин был совсем не воин, и не стоило ему видеть то, что крушило тогда особняк Виндзоров… А потом ещё и с полицией разбираться. И терпеть в доме рабочих, делавших поспешный ремонт. Впрочем, лорд и не терпел — он вчера после полудня уехал клуб. Но, видимо, это мало ему помогло.

Ричард не отвечал, и в пол-одиннадцатого Фрида начала беспокоиться. В одиннадцать она не выдержала, подхватила болонку — та грызла парчовые кисточки покрывала — и сама пошла к Ричарду. Ей тоже никто не открыл, так что Фрида замялась у двери, борясь с волнением (наверняка что-то случилось!) и приличием (леди не должна входить в комнату мужчины, если он не муж!) Волнение в итоге победило. В обычной ситуации Фрида позвала бы лакеев выломать замок — ничего хорошего, но что остаётся? Но в комнате наверняка могло твориться нечто, чего лакеям не стоило бы видеть, или потом внимание Тайной полиции станет совсем уж пристальным.

Фрида приготовилась взламывать магическую защиту и случайно посильнее толкнула дверь. Та неожиданно поддалась — похоже, Ричард не запирался. «Действительно, зачем ему запираться?» — подумала Фрида, входя.

В комнате царил идеальный, просто невероятный порядок и утреннее, тусклое (как всегда в столице) солнце. Фрида спустила болонку на пол — собака завертелась по комнате, обнюхивая углы, — а герцогиня направилась к кровати.

Ричард спал, беззащитно раскинувшись, и снилось ему что-то хорошее. Он улыбался такой счастливой улыбкой, какую Фрида никогда не видела у него наяву. Это заставило её замереть, не дойдя двух шагов до кровати. Ричард как будто светился, и Фрида чувствовала исходящую от него ауру волшебства. Фрида не была сильной ведьмой, но даже она почувствовала, какая эта аура мощная — как прилив на Северном море. Там от волн вздрагивают даже скалы, и здесь магия лучилась, билась, питала комнату и обрушивалась на изумлённую Фриду водопадом.

— Боги, — прошептала Фрида. — Как же вы сдерживаете её весь день?

Ничего подобного от Ричарда она раньше не чувствовала. Бывший камердинер должен был постоянно удерживать этот прилив, и как это, наверное, трудно! Конечно, он смог разрушить барьеры Эша в дворцовом подземелье и вдохнуть магию в его волшебную схему… Фрида резко вздохнула, прикрыв глаза. Ей собственная сила не составила бы и десятой части магии Ричарда.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Тихонько тявкнула болонка — Фрида вздрогнула и резко обернулась. Собака играла с солнечным зайчиком (наверняка от колокольчика проходящего мимо молочника) и вела себя точно кошка. Фрида улыбнулась против воли — и задела взглядом мольберт. Он так успешно прятался в тени шкафа, что герцогиня сразу его не заметила. Столик на колёсиках (колёсики были и у мольберта), на котором лежали в строгом порядке краски, альбомы и кисти. Фрида покосилась на кровать, но Ричард спал, и герцогиня на цыпочках прошла к мольберту.