Сердца в Атлантиде - Стивен Кинг

— Малыш!

Медленно со скрипом Бобби обернулся. На мужчине будет желтый плащ, а на нем будет глаз — сверлящий красный глаз.

Но на стоявшем позади мужчине был бежевый летний костюм, пиджак топорщился над брюшком, которое начинало наливаться в брюхо, и Бобби сразу понял, что это не один из них. Глаза не зазудели сзади, поле зрения не исчертили черные нити.., но самое главное было, что это не тварь, прикидывающаяся человеком, а настоящий человек.

— Что? — спросил Бобби вялым голосом. Он все еще не мог поверить, что он вот так задремал, вот так провалился в сон. — Чего вам нужно?

— Я дам тебе два бакса, если ты позволишь мне пососать, — сказал мужчина в бежевом костюме. Он сунул руку в карман и вытащил бумажник. — Встанем вон за тем деревом, и нас никто не увидит. И тебе понравится.

— Нет, — сказал Бобби и встал. Он не совсем понял, о чем говорил человек в бежевом костюме, однако и того, что он понял, было достаточно. Утки прыснули во все стороны, но крошки были слишком большим соблазном, и они вернулись, поклевывая и вертясь возле кроссовок Бобби. — Мне пора домой. Мама…

Мужчина шагнул ближе, все еще держа перед собой бумажник. Словно он решил отдать его Бобби целиком, а не какие-то там паршивые два доллара.

— Тебе не надо будет меня. Только я тебя. Что скажешь? Ладно — три доллара.

— Да нет, правда. Я…

— Тебе понравится. Всем мальчикам нравится. — Он потянулся к Бобби, и внезапно Бобби вспомнил, как Тед взял его за плечи, как Тед положил ладони ему на лопатки, как Тед притянул его к себе так близко, что они почти могли поцеловаться. Теперь было совсем не так… И все-таки так. Почему-то так.

Без всякой мысли Бобби нагнулся и схватил утку. Он поднял ее — возмущенно крякающий вихрь клюва и крыльев, перепончатых лап — еле успел заметить черную бусину одного глаза — и швырнул ее в мужчину в бежевом костюме. Мужчина завопил и вскинул ладони, чтобы заслонить лицо, выронив бумажник.

Бобби убежал.

Он шел через площадь, направляясь домой, когда увидел на столбе перед маленькой кондитерской объявление. Подошел к нему и прочел в безмолвном ужасе. Он не помнил своего сна, но в нем было что-то вроде такого. В этом он был уверен.

ВЫ НЕ ВИДЕЛИ БРОТИГЕНА!

Он просто СТАРЫЙ ДВОРНЯГА, но МЫ ЛЮБИМ ЕГО!

У БРОТИГЕНА БЕЛЫЙ МЕХ И ГОЛУБЫЕ ГЛАЗА!

ОЧЕНЬ ЛАСКОВЫЙ

БУДЕТ ЕСТЬ ОБРЕЗКИ ИЗ ВАШИХ РУК!

МЫ уплатим ОЧЕНЬ БОЛЬШУЮ НАГРАДУ

($$$$)

ЕСЛИ ВЫ ВИДЕЛИ БРОТИГЕНА!

ПОЗВОНИТЕ ХОуситоник 5-8337!

(ИЛИ)

ДОСТАВЬТЕ БРОТИГЕНА в № 745 Хайгет-авеню!

Дом СЕМЬИ САГАМОР!

"Нехороший день, — подумал Бобби, глядя, как его рука тянется к объявлению, срывая его со столба. Чуть дальше со шпиля навеса кинотеатра “Харвич” свисал голубой хвост воздушного змея. — Очень нехороший день. Не надо было мне уходить из дома. И вообще, надо было остаться в кровати”.

ХОуситоник 5 — 8337 — точно, как в объявлении о Филе, вельш-корги.., вот только если в Харвиче была телефонная станция ХОуситоник, то Бобби никогда про нее не слышал. Некоторые номера были станции Харвич. Другие — станции Коммонвелф. Но ХОуситоник? Нет. Ни здесь, ни в Бриджпорте.

Он смял объявление и выбросил его на углу в урну “СОХРАНИМ НАШ ГОРОД ЧИСТЫМ И ЗЕЛЕНЫМ”. Однако на другой стороне он нашел точно такое же. А еще дальше — третье на угловом почтовом ящике. Он сорвал и их. Низкие люди либо были совсем близко, либо пришли в отчаяние. Или же и то, и другое вместе. Теду вообще нельзя сегодня выходить — надо поскорее сказать ему. И пусть готовится бежать. Придется сказать ему и это.

Бобби направился напрямик через парк — он и сам почти бежал, торопясь поскорее добраться домой, и почти не услышал слабого срывающегося зова, который донесся откуда-то слева от него:

— Бобби…

Он свернул с дорожки и нырнул под деревья. То, что он там увидел, заставило его уронить на землю бейсбольную перчатку. Она была модели Алвина Дарка, эта перчатка, и потом он ее не нашел. Кто-то, решил он, проходил мимо и увел ее, ну и что? В дальнейшем ходе дня эта паршивая перчатка меньше всего его заботила.

Кэрол сидела под тем же вязом, под которым утешала его. Она подтянула колени к груди. Лицо у нее было пепельно-серым. Черные круги шока опоясали ее глаза, придав ей сходство с енотом. Из одной ноздри сочилась ниточка крови. Левая рука лежала поперек живота, туго натягивая ее блузку на две маленькие выпуклости, которые через год-другой превратятся в груди. Локоть этой руки она поддерживала правой ладонью.

На ней были шортики и широкая блузка с длинными рукавами — такая, какие надевают через голову. Позднее Бобби возложит большую часть вины за то, что произошло, на эту ее дурацкую блузку. Наверное, она надела ее, опасаясь солнечных ожогов — зачем еще нужны длинные рукава в такой убийственно жаркий день? Сама она ее выбрала или миссис Гербер ее заставила? Но так ли уж это важно? “Да, — подумает Бобби, когда найдется время подумать. — Да, важно! Черт дери, очень важно!"

Но пока блузка и ее длинные рукава значения не имели. В этот первый миг он видел только плечо Кэрол: казалось, что их не одно, а два.

— Бобби, — сказала она, глядя на него блестящими мутными глазами. — Они меня покалечили.

Естественно, она была в шоке. Да и он сам уже был в шоке и действовал инстинктивно. Попытался поднять ее на ноги, и она закричала от боли — Господи, какой это был крик!

— Я сбегаю за помощью, — сказал он, опуская ее на землю. — А ты жди тут и не шевелись.

Она мотнула головой — осторожно. Чтобы не потревожить руку. Ее голубые глаза казались совсем черными от боли и ужаса.

— Нет, Бобби, нет, не бросай меня тут! Что, если они вернутся? Что, если они вернутся и покалечат меня еще больше? — Часть того, что произошло в этот жаркий четверг, он забыл, забыл, как от удара взрывной волны, но эти минуты навсегда остались четкими: Кэрол смотрит на него и говорит: “Что, если они вернутся и покалечат меня еще больше?"

— Но… Кэрол…

— Я смогу идти. Если ты мне поможешь, я смогу идти. Бобби осторожно обнял ее за пояс, надеясь, что она не закричит. Это так было страшно!

Кэрол медленно поднялась на ноги, опираясь спиной о ствол дерева. Пока она вставала, левая ее рука чуть шевельнулась.

Нелепое двойное плечо вздулось и дернулось. Она застонала, но, слава Богу, не закричала.

— Может, не надо? — сказал Бобби.

— Нет. Я хочу выбраться отсюда. Помоги мне. Господи, как больно!

Когда она совсем выпрямилась, ей как будто стало чуть легче. Они вышли из деревьев с медленной торжественностью, будто пара, идущая к алтарю. За тенью деревьев день еще больше обдавал жаром и был слепяще ярок. Бобби огляделся, но никого не увидел. Где-то в глубине парка десяток малышей (наверное, Воробушки или Малиновки из Стерлинг-Хауса) хором пели песню, но вокруг бейсбольных полей не было ни души — ни ребятни, ни мамаш, катящих коляски с младенцами, и никаких признаков Реймера, здешнего участкового, который в хорошем настроении мог угостить мороженым или арахисом в пакетике. Все от жары попрятались по домам.

По-прежнему медленно — рука Бобби обнимает Кэрол за пояс — они прошли по дорожке, которая выводила на угол Коммонвелф и Броуд. Холм, по которому взбиралась Броуд-стрит, был таким же безлюдным, как парк; нагретый воздух колыхался над мостовой, будто над мусоросжигателем. Ни единого пешехода, ни единой движущейся машины.

Они вышли на тротуар, и Бобби как раз собрался спросить, сумеет ли она перейти через улицу, но тут Кэрол сказала высоким шепотным голоском:

— Ой, Бобби, я сейчас потеряю сознание.

Он испуганно посмотрел на нее и увидел, что глаза у нее закатились, стали поблескивающе белыми. Она закачалась, как почти спиленное дерево. Бобби бессознательно нагнулся и, когда колени у нее подогнулись, обхватил ее вокруг бедер и спины. Он был справа от нее, а потому не причинил новой боли ее левой руке. К тому же даже без сознания Кэрол продолжала держать правой рукой левый локоть, помогая левой руке не двигаться.

Кэрол Гербер была с Бобби одного роста, если не чуточку выше. Казалось бы, ему не хватило бы сил пронести ее по Броуд-стрит, даже шатаясь. Однако у людей в шоке силы берутся неизвестно откуда. Бобби нес ее — и ни разу не пошатнулся… Он бежал под палящим июньским солнцем. Никто не остановил его, никто не спросил, что случилось с бесчувственной девочкой, никто не предложил помочь. Он слышал машины на Эшер-авеню, но этот уголок мира обрел жуткое сходство с Мидуичем, где все заснули одновременно.

Ему в голову не пришло отнести Кэрол к ее матери. Квартира Герберов была выше по холму, но не это было причиной. Бобби мог думать только о Теде. Тед будет знать, что делать.

Когда он начал подниматься на свое крыльцо, его сверхъестественная сила пошла на убыль. Он пошатнулся, и нелепое двойное плечо Кэрол задело перила. Она напряглась у него в руках, закричала. Ее полузакрытые глаза открылись.