Обмани меня еще раз (СИ) - Элиме Валентина

‒ Я не могу… Извини, но не могу… ‒ я не понимал, о чем она говорит и за что извиняется.

‒ Нет, Ева, это ты прости меня. Да, я виноват, что уехал, что не сумел найти времени попрощаться с тобой, не предупредил. Меня самого забрали неожиданно. Это, конечно, не оправдание. Телефон мне поменяли вместе с номером. Я не мог до тебя дозвониться, но я тебе письма писал, каждую неделю. И в ответ не получал ни одного. Месяцами я писал и писал, прося у тебя прощения. И ждал, когда заветное письмо дойдет и до меня. Но время шло, а ты все молчала. И я подумал, что ты больше не хочешь со мной общаться, и перестал слать письма.

‒ Я не получала от тебя ни одного письма, ‒ ее ответ меня обескуражил. ‒ Но ты мог приехать, хотя бы на пару часов заглянуть в свою старую квартиру и объясниться. Но потом туда въехали новые жильцы. Почему ты не приехал? Почему?!

Я в ответ молчал. Я и сам не знал почему. Наверное, я старался что-то доказать отцу, себе, что могу больше, что я тоже достоин чего-то большего. Ева взглянула на меня, развернулась, но далеко не ушла. Остановилась через пару шагов и вернулась обратно.

‒ Самое обидное, Чернов, это то, что ты через столько лет заявился ко мне с дочерью, в то время, как я… Пусть она тебе и не родная, но твой самый близкий человек. Ты знаешь, ради чего жить и стараться, ради чего ты по вечерам возвращаешься домой. Я же выхожу после работы одна, уставшая, и у меня пропадает желание жить! Мне хочется выть, хочется заорать на всю округу от безысходности. Ты же в это время приносишь своей дочери очередной подарок, который она у тебя просила. Целуешь ее, держишь в своих объятиях и благодаришь бога за нее. Я же каждый день оперирую чьего-то ребенка, дарую надежду родителям, возвращаю в их семью счастье, а сама захожу в пустой дом. Совершенно в пустой и холодный дом, где никогда, слышишь, никогда не будет звучать детский смех. И даже их плачь. Знаешь почему? Из-за тебя! ‒ и Ева ткнула мне в грудь. ‒ Все из-за тебя!

Я стоял и смотрел на нее, не понимая, о чем она говорит, в голове имелись лишь догадки. Но чем дальше говорила она, тем сильнее они мне не нравились.

‒ Я ночами рыдала в подушку, закрывая рот руками, чтобы меня не слышал отец. Он вытащил меня из ада, куда меня загнал ты. Я не ела и не пила сутками, валяясь в кровати и не осознавая того, что происходит вокруг. Мне хотелось, чтобы все оставили меня в покое. Хотелось медленно угасать. В голове была лишь одна мысль, что я хочу встретиться с матерью. Тогда ты не только вырвал и растоптал мое сердце, ты украл у меня возможность испытать счастье материнства. Я никогда не смогу подержать своего ребенка в руках. Не увижу ни его первую улыбку, ни первые шаги, не услышу его звонкого смеха, его улыбку. Ни того ребенка, ни следующего. Этого всего меня лишил ты, прислав несчастную записку и пачку денег. И теперь мучайся, зная, что у тебя уже мог бы расти взрослый ребенок. Сын или дочь. Но ты никогда не узнаешь этого. НИКОГДА!

И она ушла. Выговорилась, взглянула на меня с горькой ухмылкой и зашла в дом. Я сжал кулаки и наносил удары по машине до тех пор, пока стекло не разбилось вдребезги. Но и это меня не остановило. Я осел на холодную землю, рвал на голове волосы и заплакал…

* * *

За всем происходящим из окна следили двое.

‒ Не помирятся, ‒ вздохнул мужчина. ‒ Она его никогда не простит, как бы мы не старались.

‒ Простит, нужно еще немного времени, и она сама кинется в его объятия, ‒ ответила девушка рядом с ним. ‒ Главное, что он готов ее вернуть.

‒ Лучше бы он вообще не приезжал. Как было хорошо. Она уже подружилась с сыном Бурова. Да мы уже с Евгением Сергеевичем чуть ли не к свадьбе готовились. И тут на тебе! Нужен он тут больно! Свалился на голову, ‒ ворчал и ругался пожилой мужчина.

‒ Она бы никогда не выбрала другого. Вам ли не знать ее. За столько лет ни с кем не смогла. Ей нужен он. И больше никто. Она еще не до конца осознала это. Дайте ей время, ‒ девушка все еще наблюдала за парой на улице.

‒ Времени то у нас как раз и нет. Еще немного и она снова сломается.

Девушка тоже отошла от окна и присела рядом с мужчиной, уделяя всё своё внимание ужину, словно до этого никто из них не стоял возле окна.

‒ Она все выдержит. Она у нас сильная…

Глава 26

Ева

На работу я все равно поехала. Правда, не на следующий день, а через день. Павел Николаевич держал меня в курсе дел, звонил несколько раз, говорил не только о дочери Чернова, но и подробно интересовался моим самочувствием. Просил не торопиться, а отдохнуть дома спокойно, но мне самой хотелось увидеть результаты Лесми. Сегодня её должны были перевести в палату.

Во время завтрака Лена отказалась появляться вместе со мной в больнице. «Дело я свое сделала, остальное на твоих плечах», ‒ таким был ее ответ, я не стала настаивать. И я так и не спросила у нее, почему она не приехала потом за мной. Догадки, конечно, были, но не стала заострять на этом внимание. Хотелось верить, что сделала она это из-за великих побуждений помочь мне, а не из-за сговора с Черновым. Такого я ей не прощу. И было подозрительно то, что с отцом они все время что-то обсуждали и о чем-то договаривались.

Вспомнила нашу последнюю встречу с Антоном. Я, наконец-то, высказалась Антону. И в ту ночь чувствовала полное опустошение, словно в моей жизни больше не было ни радости, ни счастья, а только черно-белое кино. Зашла в дом, взглянула на отца и Лену, предупредила, что иду спать, что устала и поднялась наверх. Подруга уже должна была поделиться с отцом новостями. Я и на ужине к ним не присоединилась. На автомате переоделась, куда-то закинула вещи, стянула с кровати покрывало и просто упала в постель. Лена решила лечь в другой комнате. Вот за это ей огромная благодарность, за понимание, за молчаливую поддержку и за надоедливые вопросы, которых не было. В годы студенчества, что прожили вместе, мы научились угадывать друг в друге почти все. Я знала, когда Лена хочет побыть одна, она в ответ не беспокоила меня.

Я лежала и смотрела в темноту, как свет луны проникал ко мне в комнату и гулял по полу. Бесшумно и осторожно. Свет то приглушался, то снова сиял, словно в ней была какая-то магия. Глаза следили за ним, но с мыслями я была далека отсюда. Душа рьяно рвалась туда, где когда-то она чувствовала себя в тепле и безопасности, и, главное, знала, что ее там любили…

Мысли каждый раз упорно и настырно возвращались к нему. Сколько бы себя не заставляла не думать о нем и не вспоминать. Как он после такой новости? Что делает в данный момент? Какие у него мысли сейчас? Как он отреагировал на новость из прошлого и о прошлом? Что он испытывает? Горит в аду, также как я все это время? Или же ему все равно? Напивается, пытаясь заглушить свою боль? Только вот этот способ нисколько не работал в таких случаях. На другой день тебе еще гаже, и чем дальше, тем тебе только хуже.

Я лежала и снова и снова переживала те моменты, что год за годом преследовали меня в самых страшных снах. К самой себе у меня было всего один вопрос. Зачем я настойчиво возвращалась туда, откуда сама сбежала, пытаясь все забыть? И каждым разом своими собственными руками заставляла заживающую рану кровоточить. Ведь вместо нее давно остался один лишь шрам, блеклая полоска. И у нее всего одна миссия теперь на все времена, она вечно будет напоминать мне о тех печальных событиях. Но нет, я рвалась туда, словно преступник, которого клещами тянуло на место своего злодеяния. Отличало нас лишь одно. Он любовался своим поступком, наслаждался тем, как страдали другие, я же изводила саму себя, гуляя по пепелищу своего некогда счастья…

Я закрыла глаза, прогоняя свое прошлое. Всё, хватит! Было и прошло. И даже слез не наблюдалось, что удивительно. Выплакала все? Возможно. Я ведь избавилась от предмета, что невидимым узлом связывал меня с горькими воспоминаниями. Надо жить сегодняшним днем. Улыбнуться и идти вперед. Все еще можно наладить, и вырвать из рук жизни свое счастье зубами. И важнее всего, после сегодняшнего разговора с Черновым, моя душа освободилась от груза прошлого, а вот сердце… Оно предательски ныло, скулило, требуя его. И я не знала, как мне его успокоить…