Испытатели - С Вишенков

— Вы случайно, не привезли с собой прозапас форменных пуговиц и фуражных звездочек?

— Привезли, — ответил Кочетков. — А что?

— На приеме вам придется дарить сувениры, а ваши форменные пуговицы и звезды сейчас здесь в наибольшей моде. Так что советую взять запасец с собой, чтобы не пришлось отрезать от кителя.

Вечер прошел очень оживленно, в дружеской обстановке. Американские летчики-испытатели, молодые энергичные люди, в возрасте от двадцати до тридцати лет, были очень рады познакомиться со своими русскими коллегами.

Мистеры Кочетков и Супрун почти весь вечер писали автографы, раздавали сувениры и записывали адреса новых знакомых, каждый из которых жаждал видеть русских у себя в гостях и на очередном матче в бейсбол.

Первое же посещение аэродрома произвело на наших летчиков хорошее впечатление. Правда, вначале они несколько удивились, что на старте не было выложено «Т», не было дежурного по полетам, финишеров и стартеров. Никто не махал флажками, не бегал, не кричал, не суетился. Меду тем самолеты весьма организованно взлетали и садились. Чья-то невидимая рука умело и твердо управляла ими.

Летчики обратились с вопросом к начальнику летной службы фирмы, и мистер Стенли, — он же ее главный летчик-испытатель, — кивнул в сторону возвышавшейся в углу аэродрома башни и сказал:

— Все управление полетами производится по радио. Там, — показал он на застекленную верхушку башни, — находится диспетчер. Он хорошо видит, что делается на аэродроме и далеко над ним. Диспетчер передает экипажам самолетов необходимые команды, и те обязаны в точности исполнять их.

На обратном пути Стенли очень любезно показывал свое хозяйство. Наши летчики обратили внимание и на ежедневный информационный бюллетень фирмы. Наряду с результатами работы в нем подробно описывались последние встречи бейсбольных местных команд.

Когда приблизился день первого вылета Кочеткова с американского аэродрома, мистер Стенли спросил:

— Вы давно не летали на нашей машине?

— Около шести месяцев, — ответил Кочетков.

— О, — сказал мистер Стенли, — тогда вам придется основательно потренироваться, прежде чем приступить к испытаниям.

— Думаю, что освоюсь быстро, — улыбнулся Кочетков.

— Все-таки без тщательной проверки и подготовки я вас не выпущу, — сказал мистер Стенли и поручил своему летчику Бобу Пирсу проверить и проинструктировать Кочеткова.

Боб Пирс немедленно взялся за дело, но тут вначале произошла заминка, так как из-за различной степени знания английского языка им было несколько трудновато столковаться. Выручили профессиональные навыки. Кочетков влезал в кабину «Эйракобры» и последовательно показывал, как он будет действовать и где должны в разных случаях находиться стрелки приборов. Если он действовал правильно, Боб Пирс складывал указательный палец с большим в виде буквы «о», и это означало: «О'кей!» Если же Кочетков ошибался, то Боб Пирс зажимал теми же двумя пальцами нос и кривил лицо, как от дурного запаха. Это означало: «Дело пахнет керосином».

Наконец, все было отработано. Наступил день вылета. На аэродроме собрались все новые и многочисленные друзья советских летчиков: фирменные инженеры, летчики, служащие. Всем было любопытно посмотреть, как летает русский летчик.

Тут же, на летном поле, стали заключаться пари — как русский посадит самолет: хорошо или плохо. Мнения разделились, и через несколько минут на аэродроме не оказалось ни одного человека вне пари. Одни спорили на доллары, другие — на виски. Кочетков тоже оказался затянутым в спор. Мистер Мекерфи, начальник эксплуатационного отдела, ставил бутылку виски об заклад, что Кочетков в первую посадку обязательно сделает промах. Кочетков поставил ответную, что не сделает.

Супрун взобрался на вышку, чтобы передавать своему товарищу нужные команды по радио; хорошо зная английский язык, Федор Супрун иногда выполнял обязанности переводчика.

Виновника возникших споров — Кочеткова — волновало лишь одно: взлетно-посадочная бетонная дорожка была значительно уже, чем такие же дорожки на наших аэродромах. Летчик боялся, что при разбеге он съедет с нее в траву.

Он внимательно осмотрелся и услышал в наушниках голос Супруна:

— Можно взлетать!

Он разбежался по линейке, оторвался от нее и снова услышал знакомый, говоривший по-русски, голос:

— Взлет отлично!

Посадка тоже прекрасно удалась, и наушники радостно вздохнули:

— Бутылка виски твоя!

В тот же день Кочетков сделал еще несколько тренировочных полетов, после чего все отправились отметить свой выигрыш или проигрыш в одно популярное, недалеко находившееся, заведение.

На другой, а затем и в последующие дни Кочетков продолжал полеты. Они уже имели испытательный характер и все время усложнялись.

Свободное время наши летчики нередко проводили у Ниагарского водопада, находившегося всего лишь в нескольких милях от завода. Сотни раз описанное, воспетое, сфотографированное и нарисованное, это чудо природы все же продолжало привлекать к себе бесчисленные полчища экскурсантов.

Ниагарский водопад оказал однажды Кочеткову, так сказать, личную услугу.

Летчик, как-то раз отлетев от аэродрома, попал в туман. Блуждать над незнакомой территорией вовсе не входило в расчеты Кочеткова. Пристально осмотрев окружающую местность, он издали увидел Ниагару. У него сразу отлегло от сердца. Это было равносильно тому, если бы он увидел собственный аэродром, находившийся по другую сторону от водопада. Летчик повернул машину и через несколько минут благополучно сел.

Время летело незаметно, работа двигалась споро, испытания приближались к концу. Кочеткову предстояло еще проверить истребитель на штопор при разных вариантах центровки. С каждым новым полетом центровку делали все более задней, и выходить из штопора становилось труднее. Однако очень важно было установить предел, чтобы знать, как можно и как нельзя загружать машину. С предельной задней центровкой Кочетков однажды поднялся в воздух. Он привычно ввел машину в штопор, и она заштопорила энергичнее обыкновенного. Когда наступило время, летчик двинул рули на вывод, но машина продолжала вести себя так, как будто это ее не касалось. После пяти витков он повторил попытку, потом дал газ мотору. Ничего не получалось. Самолет кружился в плоском штопоре, медленно снижаясь и быстро описывая крыльями круги. Летчик взглянул на высотомер: до земли оставалось всего четыре тысячи футов. Ждать больше не имело смысла, так как самолет с таким вариантом центровки из штопора не выходил, и Кочетков стал действовать точно и быстро, несмотря на то, что ему предстоял первый прыжок в жизни.

Он рванул аварийную рукоятку, и дверца кабины с шумом отлетела в сторону. От другого движения, металлически щелкнув, раскрылся замок привязных ремней. Двумя взмахами руки летчик выключил зажигание и перекрыл бензобаки. Теперь можно было вылезать на крыло. Едва высунувшись из кабины, Кочетков увидел стабилизатор и вспомнил, что очень важно не задеть за него после отделения от самолета.

Улучшив момент, летчик оттолкнулся и секунду спустя дернул парашютное кольцо.

Плавно опускаясь и разыскивая глазами место падения машины, удивился, увидев внизу большой костер. Им ведь были приняты все меры, и самолет не должен был загореться.

В ту же минуту Кочетков заметил, что его несет на густую паутину высоковольтных проводов. Летчик подтянул стропы и быстро достиг земли, мягко шлепнувшись на болотистой поляне.

Сложив парашют, Кочетков вскинул его на плечо и двинулся к шоссе. Первый попавшийся на машине американец любезно согласился отвезти его к месту падения самолета. Последний, как оказалось, упал очень удачно — в шестистах футах от одной индейской фермы, не причинив никому никакого вреда. Недалеко в поле действительно горел большой костер, — это жгли мусор.

Через несколько минут примчалась полицейская машина, и полисмен был потрясен, увидев в центре Соединенных Штатов советского офицера, спустившегося на парашюте.

Суровый представитель власти забросал летчика кучей вопросов, но когда Кочетков растолковал ему, что проводит летные испытания на соседнем аэродроме, полисмен позвонил туда по телефону и, получив подтверждение, стал вежливым и предупредительным.

Вскоре приехал заводской автобус с нашими и фирменными представителями. Все горячо поздравляли летчика с благополучным исходом испытаний. День закончился в ресторане, где американские конструкторы тут же за столом стали обсуждать проекты улучшения штопорных свойств самолета, набрасывая схемы и чертежи черенками ножей на столовых скатертях.

На другой день Кочетков возобновил испытательные полеты, а еще через три дня мистер Стенли, широко улыбаясь, поздравил летчика и торжественным тоном сообщил ему: