Да не опустится тьма - Лайон де Камп

— Превосходнейший генерал Урия, — произес Томасус, — судя по виду нашего друга Мартинуса, он вынашивает какие-то коварные планы.

Теодегискель в сопровождении ближайшей свиты взобрался на сколоченный помост. Виллимер с похвальной краткостью представил претендента, и тот начал говорить. Пэдуэй внимательно прислушивался, но визгливый тенорок Теодегискеля тонул в многоголосом шуме толпы. По доносящимся обрывкам фраз Мартин сделал вывод, что оратор, как обычно, расхваливал выдающиеся качества своего характера. И публика внимала! Более того, готы зычным хохотом встречали непритязательный и грубый юмор Теодегискеля.

— …А знаете, друзья, что генералу Урии исполнилось двенадцать лет, прежде чем мать отучила его мочиться в постель? Это установленный факт, можете не сомневаться! Уж чего у меня не отнять — никогда не преувеличиваю. Хотя преувеличить странности Урии просто невозможно. Например, когда он впервые в жизни назначил свидание девушке…

Урия редко выходил из себя, однако сейчас Пэдуэй заметил, что молодой генерал теряет самообладание. Надо было что-то быстро придумать, иначе заварухи все-таки не избежать.

Взгляд Мартина упал на Аякса и его семью, в частности на старшего сына раба — курчавого десятилетнего мальчугана с шоколадной кожей.

— Кто-нибудь знает, Теодегискель женат? — задумчиво спросил Пэдуэй.

— Да, — ответил Урия. — Перед самым отъездом в Калабрию этот подонок женился на кузине Виллимера.

— Гмм-м… Скажи-ка, Аякс, твой старший говорит на готском?

— Конечно, нет, господин, зачем это ему?

— Как его зовут?

— Приам.

— Приам, хочешь заработать несколько сестерций?

Мальчик вскочил и низко поклонился. Такая угодливость в ребенке вызвала у Пэдуэя отвращение. Пора с рабством кончать, подумал он.

— Да, господин, — с готовностью доложил мальчуган.

— Можешь произнести слово «atta»? По-готски это значит «отец».

— Atta, — исполнительно сказал Приам. — Где мои сестерции?

— Не так быстро, Приам. Повтори пока несколько раз, попрактикуйся.

Пэдуэй встал и оглядел многолюдное поле.

— Hai, Дагалайф!

Офицер выбрался из толпы и подошел ближе.

— Hails, Мартинус! Чем могу тебе помочь?

Пэдуэй зашептал ему на ухо, а потом обратился к Приаму:

— Видишь мужчину в красном плаще? Ну, который говорит? Так вот, заберись на помост и скажи ему «atta». Только громко, чтобы все слышали. И повторяй до тех пор, пока что-нибудь не произойдет. Потом беги сюда.

Приам задумчиво нахмурился.

— Этот человек — не мой отец. Вот мой отец! — Он указал на Аякса.

— Знаю. Но если хочешь заработать, делай так, как я велел. Все понял?

Мальчик в сопровождении Дагалайфа направился к толпе готов и на минуту скрылся из виду. Затем, поднятый сильными руками Дагалайфа, маленький негритенок появился на помосте, рядом с продолжающим бахвалиться Теодегискелем. Над полем отчетливо разнесся детский крик:

— Atta!

Теодегискель замолчал на полуслове. Приам несколько раз подряд повторил:

— Atta! Atta!

В наступившей тишине раздался голос:

— Похоже, он тебя знает!

Теодегискель, дико оскалившись и побагровев, застыл столбом. В рядах готов родился слабый смех, который, быстро вырос в гомерический хохот. Стараясь перекрыть шум, Приам еще громче крикнул:

— Atta!

Теодегискель схватился за меч и шагнул к мальчику. У Пэдуэя замерло сердце.

Но Приам спрыгнул с помоста в руки Дагалайфа, оставив Теодегискеля орать и размахивать мечом. По всей видимости, претендент снова и снова кричал: «Это ложь!» Пэдуэй видел, как открывается и закрывается его рот, слова же тонули в неистовом гоготаньи толпы.

Подбежали Приам и Дагалайф. Гот слегка пошатывался, держась руками за живот. Мартин было встревожился, однако заметил, что Дагалайфа разбирает приступ неудержимого смеха. Пэдуэй постучал его по спине, подождал, пока утих не дающий вздохнуть кашель, и произнес:

— Теодегискель скоро придет в себя, а он достаточно зол, чтобы натравить на нас всю свою шайку. У меня на родине есть образное выражение «делать ноги». По-моему, в данной ситуации оно очень уместно. Идем отсюда!

— Эй, господин, — выкрикнул Приам, — а где мои сестерции? О, спасибо! Хочешь, я кого-нибудь еще назову отцом?

ГЛАВА 16

— Теперь все в порядке, — сказал Пэдуэй Урии. — Сегодняшний скандал Теодегискелю даром не пройдет. У нас, американцев, есть свои способы влиять на исход выборов!

— Да, но если кто-нибудь решит разобраться, то станет известно, что Теодегискель — всего лишь жертва шутки. Разве тогда это не снимет с него подозрений?

— Нет, мой дорогой Урия, головы избирателей работают совсем по-другому. Несмотря на все доказательства невиновности, он выставлен на посмешище, и больше никто не будет принимать его всерьез.

В этот момент в комнату, запыхавшись, вбежал гонец.

— Тео… Теодегискель.

— Надо ввести правило: каждый, кто хочет меня видеть, должен отдышаться и успокоиться, прежде чем входить, — посетовал Пэдуэй. — Что стряслось, Родерик?

Родерик наконец выпалил:

— Теодегискель уехал из Флоренции, достойнейший Мартинус. Никто не знает куда. С ним Виллимер и несколько ближайших друзей.

Пэдуэй немедленно разослал по телеграфу приказ от имени Урии, лишающий Теодегискеля звания полковника — точнее, его примерного эквивалента в аморфной структуре готского военного командования. Затем сел, погрузился в мрачные размышления и стал ждать новостей.

Новости пришли следующим утром во время голосования. Правда, Теодегискеля они не касались. Крупные силы византийцев, расквартированные в Сицилии, высадились в Вибо. Пэдуэй сразу сообщил об этом Урии, но требовательно добавил:

— Несколько часов никому ничего не говори. Дело в шляпе, — то есть, исход выборов предрешен. Не стоит взвинчивать народ.

Однако слухи поползли. Телеграф обслуживают люди, а в истории редко бывали случаи, чтобы группа численностью больше десятка долго сохраняла секрет. Когда объявили об избрании Урии двумя третями голосов, толпы готов стихийно вышли на улицы, требуя похода против завоевателя.

Стали известны подробности. Имперская армия под командованием Кровавого Иоанна насчитывала около пятидесяти тысяч солдат. Видимо, Юстиниан, разъяренный письмом Пэдуэя, давно накачивал Сицилию войсками.

Пэдуэй и Урия полагали, что, не отзывая сил из Далмации и Прованса, они могут собрать людей не меньше, чем у Кровавого Иоанна. Однако дальнейшие известия сломали все их расчеты. Этот способный, жестокий и беспринципный военачальник для отвода глаз направил часть войск в глубь Италии, а основными силами ударил по Реджо. Пятнадцатитысячный гарнизон города, изолированного на крайней оконечности итальянского сапога, ради спасения чести сделал несколько вялых попыток отбиться, а затем поспешно сдался. Кровавый Иоанн собрал силы в кулак и начал поход на север.

Пэдуэй провожал Урию с тяжелым сердцем. Безусловно, армия, дополнительно вооруженная передвижными катапультами и усиленная конными лучниками, выглядела внушительно и грозно. Но Мартин отдавал себе отчет в том, что новобранцы неопытны, новые структуры командования ненадежны и скорее всего не выдержат испытания боем.

Когда армия покинула Рим, тревожиться стало бессмысленно. Пэдуэй возобновил эксперименты с порохом. Может, нужен другой сорт угля? Для опытов требовалось время, которого всегда было мало; вскоре, как понял Мартин, его не осталось совсем.

Судя по идущим сообщениям, Теодегискель, благополучно добравшись до войск в Калабрии, отказался признать телеграфный приказ о своем смещении, а для темных неграмотных готов слова такого уверенного в себе оратора, как Теодегискель, обладали большей силой, чем сухое короткое распоряжение, поступившее по загадочному телеграфу.

Кровавый Иоанн продвигался осторожно; он едва дошел до Козенцы, когда подоспел Урия. Возможно, все это было заранее согласовано с Теодегискелем, чтобы заманить противника в ловушку.

Так или иначе, когда Урия и Кровавый Иоанн схватились, Теодегискель ударил Урии в тыл. Хотя у него было всего пять тысяч копейщиков, их неожиданная атака сломила дух основной готской армии. Конные лучники, пешие лучники — все бросились врассыпную. Многие пали от рук византийских кирасиров, другие погибли под копытами тяжелых ломбардских лошадей или сдались в плен. Остальным удалось бежать в холмы, где их укрыли сгущающиеся сумерки.

Урия сумел собрать часть своего войска и атаковал предателей. По слухам, он собственноручно убил Теодегискеля. Пэдуэй, знавший склонность готов к мифотворчеству, делал скидку на неизбежные преувеличения. Однако доподлинно было известно, что Теодегискель убит, а Урию, с горсткой храбрецов нанесшего отчаянный удар по центру византийской армии, никто из спасшихся больше не видел.