Трое против Колдовского Мира: Трое против Колдовского Мира. Заклинатель колдовского мира. Волшебница колдовского мира - Андрэ Нортон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда мы втроем впервые пересекали поля и леса Эскора, Каттея шутя сказала, что всегда носом чует враждебную колдовскую силу. К сожалению, мой нос ничего не говорил мне о Динзиле, и тем не менее какой-то внутренний страж предупреждал меня об опасности.
Динзиль очень толково говорил на Совете и выказал немалые познания в военном деле. Его спутники время от времени тоже вставляли слово-другое, упоминая о старых заслугах Динзиля перед своими соплеменниками.
Эфутур достал карты местности, искусно изготовленные из сухих листьев, прожилки и расцветка которых служили условными обозначениями. Карты переходили из рук в руки, и все обменивались замечаниями. Форлонг, всполошенно и невнятно квакая, сообщил, что холм, на котором расположены три круга менгиров, таит в себе такую угрозу, что даже пролетать над ним — смертельный риск. Мы отметили опасное место на карте, и она еще раз прошла по кругу.
Я разворачивал очередную карту, когда меня вдруг словно что-то толкнуло, и я перевел взгляд на свою покалеченную правую руку (она давно перестала болеть, и я уже почти забыл о ней, приспособясь пользоваться ею. Некоторое время я в замешательстве разглядывал свою руку, а потом поднял глаза…
Динзиль! Он смотрел на мои изуродованные пальцы, смотрел и едва заметно улыбался, но от этой улыбки я сразу вспыхнул, почувствовав желание отдернуть руку и спрятать ее за спину. Но почему? Ведь я получил ранение в честном бою, в этом не было ничего зазорного. И все-таки Динзиль так смотрел на мои рубцы, что мне стало не по себе. На его лице было написано, что любое уродство — презренно и его должно скрывать от людей.
Потом он поднял глаза, наши взгляды встретились, и снова я прочитал по его лицу, что он всего лишь забавляется — так иных людей веселит зрелище чужого несчастья. Он заметил, что я все понял, — и это явно еще больше развлекло его.
«Нужно предупредить их, — лихорадочно думал я, — предупредить Килана и Каттею. Они прочтут мои мысли, разделят мои предчувствия и смутные подозрения и будут начеку. Но чего же именно следует опасаться? И почему?» Ответа на эти вопросы у меня не было.
Я снова взглянул на карту и стал демонстративно разглаживать ее двумя негнущимися пальцами покалеченной руки. Во мне клокотал смертельный гнев.
Наконец Эфутур сказал:
— Необходимо послать представителей к кроганам и фасам.
— Не стоит слишком рассчитывать на них, — заговорил Динзиль. — Раз они до сих пор сохраняют нейтралитет, не исключено, что и в дальнейшем предпочтут занимать такую же позицию.
Его нетерпеливо прервала Дагона:
— Ну если они считают, что даже сейчас, когда объявлена война, их нейтралитет может сохраняться, то они просто глупцы!
— Возможно. С нашей точки зрения, — ответил Динзиль. — Их интересы вряд ли противоречат нашим, но они не потерпят никакого нажима. Нам, горцам, доводилось иметь дело с кроганами, и мы знаем — если на них давить, они начнут огрызаться. Поэтому вступить с ними в контакт безусловно нужно, но без нажима и очень аккуратно. После передачи Меча Союза дадим им время собрать свой собственный совет, и не следует выражать недовольство, если они сперва ответят отказом. Борьба только начинается, она сбудет долгой, и тот, кто на первых порах останется в стороне, может под конец оказаться ее участником. Раз уж мы хотим, чтобы они встали под наши знамена, надо дать им возможность самим сделать выбор, когда придет время.
Эфутур кивнул в знак согласия, остальные вслед за ним тоже закивали. Я не мог затевать с ними спор: это их земля — им и решать. Но я понимал, что очень недальновидно начинать войну, когда кто-то не определил свою позицию, а значит, в любой момент может стать врагом и ударить в слабое место.
— Итак, мы посылаем Меч Союза кроганам и фасам, обитателям торфяных болот, — подвел итог Эфутур.
— Если только нам удастся их найти! — иронически заметила Дагона. — От них всего можно ожидать. Зато на тех, кто присутствует здесь, мы можем рассчитывать полностью, верно, господин Динзиль?
Он пожал плечами:
— Кто я такой, чтобы ручаться за других? Конечно, собрать всех, кто поддерживает дружеские отношения, — мера необходимая; сейчас важно, с кем и насколько переплетены наши интересы, хотя, возможно, даже давним друзьям нельзя доверять полностью. Я скажу вот что: все силы, на которые можно рассчитывать, находятся в этой тихой Долине; к ним присоединяйся еще те, кого мы приведем сюда позже. Горы будут с вами. Посылайте миссию в низину.
Не решаясь прибегнуть к мысленному общению с Киланом и Каттеей здесь, на совете, я с нетерпением ждал его окончания. Не зная, какой силой или даром владеют присутствующие, я не рискнул мысленно призвать брата и сестру. Вскоре мне представился случай поговорить с Киланом, когда он сопровождал Хорвана, отправившегося искать место для своего лагеря. Но прежде я оказался рядом с Годгаром, мы разговорились о войне с Карстеном и выяснили, что в разное время воевали в одном и том же районе гор.
Я неплохо знал таких людей. Это прирожденные воины, из них получаются хорошие командиры, но чаще они исправно служат под началом того, кто пользуется их уважением. Они составляют крепкое ядро всякого войска, ведущего честную войну, а в мирное время чувствуют себя не в своей тарелке, словно утрачивая смысл существования, если меч слишком долго остается в ножнах. Годгар ехал и, будто принюхиваясь, скользил взглядом по сторонам, запоминая ориентиры на местности, как опытный разведчик, привыкший к любым превратностям судьбы.
Облюбовав место для лагеря, Хорван приказал разбить палатки, хотя климат в Долине был такой мягкий, что вполне можно было заночевать под открытым небом. Наконец, я подъехал к Килану, мы пустили лошадей рядом, и я заговорил с ним о Динзиле.
Начав объяснять, в чем дело, я заметил, что Килан хмурится. Я замолчал и пристально досмотрел на него. Тогда я прибегнул к мысленному контакту и с удивлением обнаружил — впервые в жизни — его недоверие к моим словам. Я был поражен: брат считал, что я навожу тень на ясный день, пытаюсь посеять раздор…
— Нет, не то, — горячо запротестовал он, в свою очередь уловив мои мысли. — Но что ты имеешь против этого человека? Что, кроме неясных ощущений? Если он враг, то почему же его пропустили знаки, которые оберегают Долину? Я уверен, она надежно защищена от всех, кто связан с Великой Тенью.
Но как же он ошибался! Хотя тогда мы об этом не знали.
Чем мог я доказать верность моих подозрений? Что смущало меня? Выражение глаз Динзиля? Это было всего лишь ощущение — но именно такие ощущения служат нам, обыкновенно, последней защитой.
Килан улыбнулся мне, его недоумение постепенно прошло, но я уже замкнулся в себе. Как обжегшийся ребенок, доверчиво протянувший руку к раскаленным углям, привлеченный их светом и не ожидавший опасности, я теперь смотрел с подозрением на все вокруг.
— Считай, что ты меня предупредил, — сказал брат, и я понял, что он не верит моим предчувствиям.
В тот вечер был устроен пир, хотя, казалось бы, какое может быть веселье в преддверии войны. Но этикет есть этикет и, возможно, его соблюдение в такой момент придавало собравшимся уверенности в том, что все идет своим чередом. Я до сих пор не поговорил с Каттеей — не решался после неудавшегося разговора с Киланом. Теперь меня угнетало, что она сидит за столом рядом с Динзилем, и он, улыбаясь, что-то говорит ей, а она улыбается и смеется в ответ.
— Ты всегда так молчалив, воин с суровым лицом?
Я повернулся и увидел Дагону — ту, что меняла свой прекрасный облик, становясь такой, какой хотел ее видеть глядящий на нее человек. Сейчас ее волосы были цвета воронова крыла, и на белом лице играл легкий румянец, при заходе же солнца волосы казались золотисто-медными и кожа — золотисто-смуглой.
«Интересно, каково это — быть столь разной?» — спросил я себя.
— Какие думы владеют тобой, премудрый Кемок? — продолжала поддразнивать меня Дагона, и я вышел из оцепенения.
— Невеселые думы, моя госпожа.
Дагона посерьезнела, перевела взгляд на кубок, который держала в руках, слегка качнула его, и пурпурная влага плеснула в края.
— Мне кажется, твои думы слишком угнетают тебя.
— Так оно и есть.
Почему я это сказал? Я не привык ни с кем откровенничать — кроме брата и сестры, конечно; ведь мы трое раньше всегда были заодно. Были… А теперь? Я снова взглянул на Каттею, улыбающуюся Динзилю, и на Килана — тот был поглощен беседой с Эфутуром и Хорваном, словно стал между ними связующим звеном.
— Ветка, не цепляйся за листья, — мягко произнесла Дагона. — Наступит час — ветер все равно сорвет их и унесет прочь. Но взамен вырастут новые.
Я понял намек, зная, что между ней и Киланом установились особые взаимоотношения, но именно это нисколько меня не задевало. Я был готов и к тому, что когда-нибудь рядом с Каттеей тоже появится близкий человек. Я ничего не имел против того, чтобы Каттея смеялась в этот вечер, и женское кокетство заслоняло в ней и колдунью, и сестру. Но рядом с ней сидел Динзиль!