Вечный колокол - Ольга Денисова

Тысяцкий пообещал новгородцам возглавить ополченцев, взять в поход половину княжеской дружины и боярскую конницу, если, конечно, бояре не погнушаются отправить на войну своих сыновей. Вторая половина дружины, во главе с юным князем, оставалась защищать Новгород.

10. Наверху

Млад начал вставать только к исходу следующего дня: на смену тошноте и головокружению пришла слабость и сонливость, и, если бы не Миша, он бы просто отдыхал и не думал о занятиях.

По вечерам к нему заглядывала Дана, но быстро уходила — Млад каждую минуту старался быть с Мишей, и она чувствовала себя лишней, отчего Млад мучился, разрываясь между ними.

Приходил декан, с заверениями о всяческой поддержке со стороны университета, но предупреждал: когда Сова Осмолов хоть немного оправится от удара, то, наверняка, захочет отомстить.

Навещали Млада и студенты, но Ширяй с Добробоем выставили их вон, чтоб не мешали учителю. Сами же они не стеснялись расспрашивать Млада о том, что произошло на вече, выпытывая все новые и новые подробности. Ширяя особенно заинтересовали люди, похожие на Градяту, и Младу пришлось об этом рассказать во всех подробностях — Ширяй, как никак, был его учеником, шаманом, а способностей Градяты не разглядел, не угадал.

Мише же становилось все хуже, просветы между припадками делались короче и короче; он убегал в лес и тут же возвращался, льнул к Младу и через минуту отталкивал его, мерил спальню шагами и норовил разбить окно, падал на кровать, плакал, и снова вскакивал и убегал в лес. Он не признавался, но Млад видел — ему страшно. Если бы не страх, он бы давно ушел в белый туман, просить духов о пересотворении.

Ни о каком шалаше в лесу не могло быть и речи: мальчик бы там просто замерз. Младу никогда не доводилось видеть пересотворения зимой, ему казалось, что уход от людей в лес — очень важная веха на этом пути. Ставить же в лесу теплый сруб тоже особого смысла не имело — долго и хлопотно. И, в конце концов, Млад принял решение — уйти из дома на время пересотворения: Добробоя и Ширяя поселить в студенческих теремах, а самому пожить у Даны.

Когда его ученики проходили испытание, он места себе не находил, бродил вокруг шалашей на почтительном расстоянии, как будто мог чем-то помочь, что-то услышать, как-то подсказать. Бродить же возле собственного дома и вовсе казалось ему несерьезным — сквозь толстые стены он не только ничего не услышит, но и не почувствует ничего.

В среду к Мише, не выдержав, приехала мать в сопровождении своей рыжей сестрицы, но Младу не пришлось долго уговаривать их оставить мальчика в покое — тот и сам отлично справился. Если бы не тетка, визжащая о дьяволе, которому отдали ребенка, Млад бы посоветовал матери остаться рядом с Мишей, поддержать его: любовь к матери ему самому когда-то помогла пройти испытание. Но женщина испугалась, увидев сына — тот встретил ее, как чужую, и обе уехали в слезах и безо всякой надежды.

Ширяй считал себя ответственным за Мишу, присматривал за ним, когда тот уходил в лес, помогал Младу во время Мишиных припадков, и соблазнительно рассказывал мальчику о своих первых подъемах наверх вместе с Младом.

— Через пару недель все вместе подниматься будем, вот увидишь! — Ширяй хлопал Мишу по плечу, и Млад, очень сомневавшийся в том, что Миша будет белым шаманом, верил, что так оно и случится, настолько Ширяй убежденно это говорил.

Добробой, который испытывал голод и во время пересотворения, постоянно надеялся Мишу накормить чем-нибудь вкусным, но в результате сладкие пироги и тушеное мясо съедал Ширяй.

Последний день дома оказался самым тяжелым. И Млад, и Ширяй, и Добробой следовали зову богов спокойно, и каждый из них чувствовал инстинктивный страх перед духами в белом тумане. Но это был не тот страх, который мучил Мишу. Их страх походил на страх перед темнотой, перед неизвестным миром, в который предстояло ступить. Миша же боялся испытания — ни белый туман, ни духи не пугали его. Внутренний зуд перешел мыслимые пределы, но страх не мерк, не исчезал, а с каждым днем становился все сильней, и Млад всерьез опасался, что Миша так и не соберется с силами выйти к духам и сказать, что он готов.

В среду вечером Дана зашла на ужин — помочь Младу собрать вещи. Добробой каждый раз смущался, увидев ее, начинал ронять на пол горшки и опрокидывать кружки, неизменно молчал или нес несусветную чушь. Ширяй смеялся над ним и дразнил, и от его шуток Млад и сам не знал, куда девать глаза.

Дана появилась, когда все сидели за столом, Добробой надеялся запихнуть в Мишу поджаристую куриную ножку, а Млад говорил о том, что перед испытанием полезно есть мясо.

— Да не хочу я, — Миша с отвращением откусил кусочек и скривился.

— Кто это тут не слушает Млада Мстиславича? — спросила Дана с улыбкой, перешагивая через порог.

Миша метнул взгляд в ее сторону и скрипнул зубами, а Млад поспешил помочь ей снять шубу.

— Здравствуйте, мальчики, — она сняла шапку и опустила платок на плечи.

Добробой кинулся доставать посуду, даже не спросив, будет ли она ужинать — Ширяй наградил его насмешливым взглядом и придвинул книгу поближе к себе.

Дана прошла к столу — походкой княгини, и Млад в который раз задохнулся, глядя на нее, и в который раз удивился, что она пришла именно к нему. А за десять лет можно было привыкнуть…

— Завтра перебираешься? — спросила Дана, и он кивнул.

Миша посмотрел сначала на Дану, а потом на Млада.

— Завтра? — спросил он еле слышно.

Млад вздохнул, подошел к нему сзади и положил руки ему на плечи: они дрожали.

— Я уйду не раньше, чем ты меня об этом попросишь… Я просто знаю, что завтра тебе этого захочется, понимаешь?

— Откуда ты знаешь, чего захочется МНЕ? Откуда? Я еще сам не знаю!

— Ты знаешь. Ты просто не хочешь признать, что тебе пора делать выбор.

— Да! Выбор! Да! Умереть от корчей или умереть во время испытания! Разве не этот выбор мне надо сделать?

Добробой уронил на пол поварешку, Ширяй оторвал глаза от книги и пристально посмотрел на Мишу. Дана замерла, так и не сев за стол.

— Нет. Я предлагаю тебе сделать не этот выбор. Я предлагаю тебе захотеть стать шаманом. Захотеть настолько, чтоб не испугаться испытания. Чтоб пройти испытание.

— А если я не хочу? Если я не хочу становиться шаманом? Я хочу просто жить!

— Этого выбора у тебя нет. Это проклятье. Или умереть или стать шаманом. Я предлагаю тебе выбрать второе. Ты избран, тебе дано говорить с богами, а от такого предназначения не отказываются просто так.

— Я не хочу говорить с богами! Я не хочу! Не хочу!