Душа самоубийцы - Эдвин Шнейдман

В то время, хотя я стремилась довольно редко бывать в домах как матери, так и отца, мне казалось необходимым придумать нечто, что отвлекло бы меня от гнета постоянных семейных скандалов. Решение пришло от парня, с которым я встречалась и думала, что люблю. Он как-то сказал, что мне неплохо бы похудеть фунтов так на пять. Я поверила ему, поскольку очень хотела разобраться, отчего у меня так плохо на душе и, возможно, исправить положение. Имея рост 5 футов 4 дюйма (160 см) и вес 120 фунтов (54 кг), я начала придерживаться диеты. Она и в самом деле дала мне многое, к чему я так стремилась: внимание, контроль, уверенность в себе и ощущение порядка. Тогда я и не предполагала, что все закончится серьезным расстройством аппетита, анорек-сией, которой я страдаю по сей день.

Парень же, совет которого послужил толчком к развитию у меня анорексии, на следующей неделе решил, что настало время прекратить наши встречи. Внезапно он прервал все отношения со мной. Сразу после этого разрыва меня буквально захлестнули волны боли, разлившейся по моему телу. Никогда до этого я не испытывала такой ужасной боли, и не представляла, как можно с ней справиться. Дома, в полнейшем одиночестве, я в панике металась по комнатам, терзаемая водоворотом чувств, бурливших в моем теле. Все кончилось тем, что я, взяв кухонный нож, изрезала себе все руки. Возникшая физическая боль, очевидно, помогла мне отвлечься от душевных страданий, кроме того, я беспокоилась о том, как бы не испачкать кровью ковер. Я отчетливо помню, что тогда мне хотелось умереть.

Оглядываясь назад, я понимаю, что тот день стал катализатором моего стремительного движения ко дну по спирали, которое поглотило всю мою оставшуюся юность. Я еще была в состоянии поддерживать видимость благополучия в школе и среди значимых для меня людей. В течение следующих двух лет никто, даже ближайшие подруги, не догадывались, что я переживала внутри. А между тем каждый вечер, перед тем как заснуть, я отчетливо представляла себе, что совершаю самоубийство. Меня преследовали мысли о смерти. Я снова и снова проигрывала в воображении сцены собственных похорон, каждый раз добавляя к ним новые детали. Я полюбила так называемую «готическую» музыку с мрачными, скорбными мелодиями, под которую читала трагически лирическую поэзию, посвященную утратам и смерти. Я даже начала сочинять стихотворения о бытии, Боге, человеческом предназначении и других философских вопросах. Однако ничто не приносило мне облегчения. По отношению к повседневным жизненным проблемам я становилась все более циничной, постоянно отдаляясь от своих чувств. Через какое-то время я полностью утратила способность чувствовать.

Свою чрезмерную дисциплинированность я использовала только для того, чтобы лишать себя пищи и элементарных удобств. Я чувствовала, что мне необходимо «страдать» для того, чтобы «заслужить» право ходить по улицам. Я пыталась употреблять наркотики, пропускала занятия в школе или спала в машине, сообщая родителям, что иду ночевать к подруге. Летом перед последним классом школы мне удалось достичь феноменально низкого веса. И тут подавленное настроение обрушилось на меня с новой силой. Тогда оно показалось мне чудовищем, гораздо больше и сильнее меня. Я устала, очень устала… и сдалась ему.

Хотя я уже очень долго размышляла о самоубийстве, но еще не предпринимала к нему серьезных попыток. Наконец, поработав над его планом в течение трех месяцев, за неделю до моего семнадцатилетия я попыталась покончить с собой. Одной дождливой ночью, сидя в своей любимой машине, я вскрыла себе вены на запястьях большим ножом, недавно купленным для этой цели. Перед этим я подготовила магнитофонные записи со своими прощальными словами (решив, что предсмертная записка слишком банальна; мне хотелось быть оригинальнее) и оставила по одной кассете возле дверей двух своих ближайших подруг. Я серьезно была готова к смерти.

Теперь я понимаю, что умереть, вскрыв себе вены, совсем не так поэтично, как мне казалось, да и не так легко, как это представлялось. На самом деле из-за свертывания крови и потери сознания от таких ран достаточно трудно умереть. Ночь тянулась невыносимо долго, а я без конца занималась тем, что вновь и вновь вскрывала упрямые вены, кровотечение из которых каждый раз упорно прекращалось. Несмотря на это, я проявляла завидное терпение и настойчивость, представляя себя сумасшедшим хирургом со скальпелем в руке, и продолжала наносить себе все новые порезы. Так длилось более часа. Это остервенелое сражение со своим телом за смерть было для меня неожиданностью; не выдержав тяжелого боя, я в конце концов лишилась сознания.

Но к своему большому сожалению, вскоре я очнулась там же, в машине, по-прежнему живой, и так же испытывая боль. Вокруг ничего не изменилось, разве что мои запястья сильно саднили. Теперь я не представляла, что делать. Тогда, заведя мотор, не различая дороги и едва удерживая руль в руках, я направилась к месту своего предполагаемого захоронения.

Следующие три дня я провела в машине в состоянии шока. У меня почти не сохранилось воспоминаний об этом периоде. Последние два доллара я потратила на то, чтобы купить себе кое-какой еды в придорожном кафе. У меня не было с собой сменной одежды, и я не представляла, каким образом скрыть покрывавшую меня с головы до пят засохшую кровь, поэтому я не выходила из машины, просто сидела в ней, совершенно ничего не предпринимая. У меня не было никаких мыслей.

Наконец, я решила съездить к одному своему близкому другу, который жил неподалеку от меня, и спросить у него совета, что делать дальше. За год до этих событий он пытался повеситься, и я подумала, что он сможет помочь мне. Но перед тем как ехать к нему, мне все же захотелось принять душ, и я решила ненадолго зайти к отцу, чтобы воспользоваться ванной. Мне и в голову не приходило, что он может не пойти на работу. Только подойдя к дому, я заметила его машину и тут же попыталась незаметно скрыться, удивившись его присутствию.

Но как раз в эту минуту отец выглянул в окно и увидел меня. Он опрометью выскочил из дома и догнал меня. Теперь я почему-то была уверена, что меня посадят в тюрьму. Вместо этого, собрав кое-какие вещи и куда-то позвонив, он отвез меня в психиатрическую больницу. В подростковом отделении я провела безвыходно три с половиной месяца. Там я познакомилась с ребятами, у которых были очень сходные переживания. Меня лечили миллионом способов. А я, между тем, снова предприняла суицидальную попытку, разбив в своей палате лампочку и воспользовавшись ее осколками, чтобы перерезать себе вены. И все же следует признать, что в целом опыт пребывания в больнице был положительным. На довольно длительный промежуток времени я оказалась удаленной от моего «семейного» окружения, и этого было для меня достаточно, чтобы взглянуть на свое положение со стороны. Кроме того, мне удалось познакомиться и узнать других людей, которые находились в таком же отчаянии, как и я. Все же к концу я не была полностью «здорова». Меня выписали из больницы «вопреки совету врачей», поскольку отец не захотел больше платить значительные суммы денег за лечение, кроме того, он внял широко распространенному негативному общественному мнению по отношению к психиатрическим больницам. На следующий день после выписки у меня возник первый настоящий приступ обжорства (пароксизм булимии), и я после нескольких месяцев больничной пищи в один миг опустошила отцовскую кухню. А еще через день снова села на диету.

Хотя я и почувствовала себя лучше, но глубинные причины моей подавленности еще нуждались в разрешении. Я больше не проводила вечера, планируя свои собственные похороны; вместо этого я тщательно разрабатывала диетическое меню и план физических упражнений на завтра. Последнее полугодие выпускного класса (я не отстала от своих одноклассников, занимаясь в больнице по школьной программе) я провела попеременно то соблюдая диету, то предаваясь обжорству. Мой вес, соответственно, раз сто то понижался, то повышался на одни и те же пятнадцать фунтов (7 кг).

Когда мне исполнилось 18 лет, я решила продолжить учебу в колледже и совершила, очевидно, разумный выбор. Избавление от хаоса домашней жизни, а также от суеты большого города очень помогло мне. Мало-помалу у меня появились новые друзья и подруги. Конечно, нельзя сказать, что у меня все было отлично. Проблемы с аппетитом приняли новые формы, приводя к чрезмерному приему слабительных и перееданию в течение двух первых лет, а затем к резкому ограничению в пище, сопровождавшемуся значительной потерей веса, на последних двух курсах. Время от времени я посещала группы самопомощи для людей, страдающих булимией и анорексией, но никогда не проходила индивидуальной психотерапии, так как после ее интенсивного курса в больнице у меня остались опасения, что окончательное разрешение проблем невозможно.