Ожидающий на перекрестках - Генри Олди

– Я? Но почему – я?!

– Есть много причин… Ты не был посвящен в Предстоятели, и в равной степени способен принять Дар любого из нас; ты единственный, кто выбрал в Доме-на-Перекрестке эту комнату, которая никогда не меняется; ты творишь мифы с легкостью и уверенной силой; ты… Но главное – не это. Преемник Предстоятеля должен помочь уйти опустевшему Предстоящему, уйти навсегда, и никто, кроме тебя…

– Нет! Я не хочу! Я…

– Ты должен!

Глаза Таргила надвинулись на меня, заполняя все окружающее пространство, и я увидел себя словно со стороны. Четыре фигуры Предстоящих застыли по четырем углам комнаты, и Таргил почему-то стоял позади и справа, и я не понимал, как я могу видеть его глаза – хотя нет, не так, Я ВИДЕЛ ЕГО ГЛАЗАМИ – а у ног моих сидели Грольн Льняной Голос и Эйнар Бич Божий, и Роа с Ужасом тоже были здесь, рядом со своими хозяевами… а в голове моей все звучал и звучал голос Таргила, Предстоятеля Хаалана-Сокровенного:

– Мы умрем, Сарт, как и подобает Предстоящим в час передачи Дара, мы наполним тебя, и ты станешь равен Дому, Дому-на-Перекрестке – вспомни же нас, какими мы были, в час последней битвы! И первым будет Трайгрин, Предстоятель Зеницы Мрака – ибо он властен над Смертью, и Дар его поможет тебе принять жизни остальных.

Я не хотел, я отчаянно не хотел этого, я ненавидел Таргила, и Дом, и судьбу этого проклятого мира, которую я почему-то должен решать, и себя ненавидел, и…

– Готов ли ты, Сарт-Мифотворец?!

И вдруг я понял, что другого пути все равно нет. И мое желание или нежелание ничего не меняет. Я только ощутил, что внутри меня внезапно стало пусто. Мысли, чувства, гнев и боль – все они исчезли, и осталась лишь пустота, Великая Пустота, готовая вобрать в себя все, что мне предстояло получить.

И еще я понял, что я готов.

Но сказать об этом Таргилу я не успел – мир вокруг меня закружился в бешеном хороводе и померк.

ПРОЛОГ. ПРЕДСТОЯТЕЛЬ ПЕРЕКРЕСТКОВ

…Я вольно выбрал мир наш строгий…

…Я стоял на бесконечной равнине, сплошь усыпанной чем-то белым, хрустящим, источающим жар и более всего похожим на раскаленный снег; словно сама преисподняя, Провал Вихрей, которым клянутся испуганные боги, вывернулся наизнанку и раскинулся гигантским ковром. Горы на горизонте – на четырех туманных горизонтах – громоздились друг на друга сумрачными изломами балюстрад, и на их недремлющих пиках вместо неба покоилась – крыша.

Крыша Дома; и далеко внизу, подо мной, вздрагивала в чутком сне черепаха Аар-Кудулу, на панцире которой держался этот шаткий мир. А у ног моих сидели хрупкий юноша с пятиструнным леем в руках и суровый воин в горящих пластинчатых латах.

Я не произнес их имен, я боялся бросать слова на ветер, на стылый пронизывающий ветер; но я знал, что именно так оно и должно быть, и что так оно – есть. И две взволнованные птицы носились под самой крышей, оглашая призрачную равнину резкими криками.

А передо мной уже стоял Трайгрин, Предстоятель Зеницы Мрака. Я плохо видел его самого, потому что не мог оторваться от завораживающей черноты его глаз, и земля содрогнулась еще раз, когда я проник вглубь этого беспощадного и печального взгляда, проник и увидел Стоящего за Трайгрином.

Эрлик, Коронованный Мертвец, Владыка Обрыва, Исторгатель Душ, Разрушающий Начала; венценосный убийца в алом плаще – и я смотрел сквозь Трайгрина в зыбкое лицо Эрлика до тех пор, пока не понял, что это – мое лицо.

А вслед за пониманием пришла власть. И багряный жезл с волосяной удавкой на конце, которым я коснулся Трайгрина, и старый Предстоятель вздрогнул, когда плоть сошла с его костей – и лишь горсть праха запорошила мне глаза.

Я зажмурился, и сотни, тысячи, мириады смертей вошли в меня; мирная кончина в кругу опечаленной семьи, случайная гибель под ревущим оползнем в предгорьях Муаз-Тая, мучительный уход в пыточных подвалах замка Ирр-Хоум, славный конец в горниле боя при осаде Адьярая, и тьма, спокойная всепоглощающая тьма, лелеющая в своих агатовых глубинах семя, залог отдыха или нового пути.

Я открыл глаза и почувствовал на своем плече невесомую руку Эрлика, Зеницы Мрака, молчащего за моей спиной; и я нашел в себе силы взглянуть на юг, откуда ко мне шла нагая Варна, Предстоящая Сиаллы-Лучницы.

Благоуханные лепестки горной лоренны дождем осыпались на ее плечи и обугливались под моим взглядом, взглядом Сарта – Предстоящего Эрлика, но Варна шла, и глубинный огонь моего измененного сознания не мог причинить ей никакого вреда, потому что рука об руку с Варной-Предстоящей двигалась ослепительная Сиалла, и не было Предстоящей смерти вне ее воли и желания.

Мы стояли друг напротив друга. Я напротив Варны. Эрлик-из-Бездны напротив Сиаллы-Страстной. И пришли воля и желание.

Страсть затопила меня, острое животное влечение и тихая нежность, буйная похоть и гордая любовь; и бесконечно длился последний танец Клейрис в полутемном зале Фольнарка, когда я порывисто шагнул вперед и сжал в объятиях точеное тело Варны-Предстоящей, предчувствуя неизбежное и неспособный остановиться.

И лишь увядший тюльпан качнулся в моих ладонях; сгоревший цветок, напоминающий залитый кровью пергамент, теряющее гибкость создание; и я наложил цветочную стрелу на лук с витой рукоятью. Бывший стебель – все, что осталось от блистательной Варны – ударил в крышу Дома и разлетелся радужными осколками; но твердь над моей головой дрогнула и отозвалась.

Смерть и любовь слились во мне в один пылающий сплав, Сиалла-Лучница замерла подле Эрлика, Зеницы Мрака, и я закричал, видя как крыша Дома становится ниже – или это я сам становился выше?! – но ответный крик с востока заставил испуганные горы сгорбиться и вжать головы вершин в плечи перевалов.

Они шли вровень с горами. Буйвол Махиша, облаченный в пурпур и золото, и яростный Инар, Властелин Молний, с огненным бичом в деснице, щелкающим и разбрасывающим искры. Потом Махиша остановился, а Громовержец даже не замедлил шага – и я увидел, что равнину заполнили призраки, мечущиеся в багровых отсветах.

Где-то далеко, словно в иной реальности, встал в воинском приветствии Бич Божий, но я не мог даже повернуть голову и посмотреть на него. Ярость царила над равниной, сплетая миражи в бесчисленных поединках; ярость бушевала во мне, неукротимый гнев и боевое безумие берсерка, неистовство решающей схватки и темное бешенство, ввергающее мозг в экстаз безрассудства.

Я вскинул руки над кипящим миром, и пламенные копья впились в крышу Дома, рождая гул и зигзаги трещин, и одно из них краем зацепило Махишу, мгновенно превратившегося в чадящий живой факел.