Лесные тропы - Евгений Васильевич Дубровский

В одной такой щуке я нашел совсем свежего щуренка и в нем — только что проглоченного пескаря. Подобного представления, кроме щуки, пожалуй, никакая рыба не даст!

Щуренок, щучка до килограмма, иногда клюет на толстого червяка, если он уж очень бойко вертится на крючке. Щука покрупнее берет только на живца, окончательно брезгает одним линем, остальных живьем ест всех, не исключая и себе подобных; впрочем, щуренка на крючок, как живца, насаживать не приходилось никогда. Лягушонком, также только очень бойким, щука иногда соблазняется. Утят она глотает замечательно: не хватает, как можно было бы ожидать, за лапки, чтобы утянуть в глубину, а прямо целиком — хлоп! Высовывается среди зелени из воды щучья морда с широко раскрытой пастью, маленький пуховичок-утенок как-то вваливается туда, точно что-то его втягивает, и, прежде чем он успеет пикнуть, морда, сомкнув челюсти, исчезает. Все происходит в одно мгновенье. Утка мечется, кричит, точно ее режут, ныряет, напрасно: ни следа, ни отзвука борьбы, ни малейшего волнения.

Это редкое зрелище можно нечаянно — как все тайны леса и воды — увидеть на глухой глубокой луже, соединявшейся когда-то протоком с озером или рекой. Рыбы в таких лужах мало и трудно ее ловить, — стебли густо растущих трав мешают. Щука ловит рыбу, как ястреб птицу, на вольном просторе, без заросли, без помехи, не там, где при погоне впопыхах просто ушибиться.

Случается, что проток весной неожиданно обсохнет, летом буйно зарастет и на следующий год не возобновится. Щука, зашедшая в лужу, остается там навсегда. Она живет в своей луже долго, до седины, до какого-то мха на голове. Ее видят из года в год то пастухи, то мальчишки; иногда попадается она под выстрел охотника, и тогда, разрезав огромную рыбу, убеждаются, чем она питалась: утятница.

Речная щука всегда гораздо светлее, много бойчее, чем озерная, и никогда не достигает такой величины, как та. В больших озерах почти черные щуки-великаны, очевидно, прячутся в каких-то тайниках многие десятки лет. В озере Моло в Финляндии я вытянул было одну, должно быть, столетнюю. Она хватила на блесну так, что потрясла всю лодку, в которой сидело двое рыбаков. Без скачков и всплесков рыба немедленно ушла в глубину. В первый миг показалось, что она бросила приманку. Но нет, леска вновь натянулась, зазвенела, согнулось удилище, и борьба началась. Рыба с полчаса не показывалась на поверхности, упорно ходя на кругах в глубине. Но удилище то сгибалось, то выпрямлялось, катушка крутилась с не меньшим упорством, чем ходила рыба. Вытягивалась медленно леска, все сгибалось, выпрямлялось удилище, и дивная снасть победила, выдержав бешеные порывы и страшную тяжесть. Наконец с плеском мелькнул огромный хвост, и вся щука всплыла, как черное бревно. Тогда лодка поспешила к мели. Щука смирно шла за лодкой, еле шевеля плавниками. Измученная щука, приткнувшись к мели, тяжко легла на песок. Какие-то серые, почти белые кружки, бугорки, наросты покрывали ее голову слоем не то седого мха, не то выветрившейся извести. В зубастой пасти виднелась чуть зацепившаяся искривленная блесна. Щука, после часовой борьбы, лежала без движения; я оседлал ее очень бойко, но, едва мои руки прикоснулись к костистым крышкам жабр, щука согнулась, и я полетел кувырком в мелкую воду. Щука забилась, оборвала, как гнилую нитку, леску, не поддержанную теперь сопротивлением удилища, и заплескалась по мели, направляясь в озеро. Напрасно старался я вновь как-нибудь схватить ее. Другой рыбак бегал за ней с топором. Куда там! Щука извивалась змеей, крутилась, кувыркалась, и с каждым порывом силы ее возрастали. Она исчезла в озере, оставив нам только восторг воспоминания; не часто удается подержаться за такое невероятное чудовище.

На кухне щуку свыше восьми килограммов не принимают совсем, мелочь до одного килограмма также не любят; в почете там средняя щука от двух до трех килограммов — дальше уже хуже; впрочем, за окунем или судаком там, на кухне, никакая щука ни в коем случае угнаться не может: третий сорт рыба — щука.

При обилии хороших живцов — пескарь, плотичка, карась, окунь, ерш — щук интересно ловить на жерлицы. Расставишь их по берегу десяток — полтора да от одной к другой и подползаешь из-за куста, подсматривая, не спущена ли рогулька, не гнется ли удилище. Иногда рогулька привязывается прямо к кусту, склонившемуся над излучиной реки. Так ли, иначе ли, борьба тут проста: прямо, в упор, на прочность бечевки. На всякий случай лучше иметь сачок, но можно даже и без него обойтись: щука обычно заглатывает живца прочно. Возня с живцами и некоторая грубость такой ловли не всем понравится. На мой вкус лучшая охота на щуку — с блесной. Самодельная ли оловяшка, первая попавшаяся «ложка» с крючками — одна сторона белая, другая желтая — или шелковая рыбка — все равно, цель их одна: изобразить нечто блестящее, на что кинется щука. Она бросается из травы, из тростников, и есть особенная прелесть в этом хищном клеве у берега спящей под солнцем реки. Щука берет утром, но утешает рыбака и в полдень, когда клева вообще нет. К осени, когда просветлевшая вода начинает холодеть, щука жаднее берет именно в самые яркие часы дня. Однажды в августе я вытащил весьма порядочную щуку с висевшей у ее пасти блесной — рыбкой, только что оторванной ею от удочки другого рыбака. Он подъехал на мой крик, несколько смущенно узнал свою блесну — этакая небрежность, перегоревший поводок! — и вместе со мной подивился неустрашимой щучьей жадности.

Щука, в особенности осенняя, по-видимому, не может не схватить блестящей приманки. Несколько раз случалось мне ловить очень странных щук: чуть зацепившись за зубастую челюсть, висит блесна, а из пасти торчит хвост только что проглоченной рыбы. Зачем было хватать? Не голод же, ясно. Для рыбака такая жадность щуки — очень приятная черта характера, а поведение щуки, схватившей дорожку-блесну, заслуживает всякой похвалы. В особенности хорошо ведет себя именно средняя, наиболее ценная щука. Великан кидается в глубину, упирается, надеясь, должно быть, взять рыбака измором, причем большей частью ошибается. Средняя же щука, зная себе цену, выпрыгивает из воды, изгибаясь серпом, как только почувствует крючок, затем крутится, мечется, кувыркается, как бешеная, но, раз подведенная к лодке, смирно лежит на боку. Тут надо подцепить ее багром, отнюдь не доверяя ее смирению: хищница хитра и коварна.

Ловят щук и с берега на удочку, конечно, на живца, с поплавками. Можно так ловить. Отчего нет? Этакая ловля немножко получше