Казачий дух - Юрий Иванов-Милюхин

— Ты бы погодил, Буалок, иначе твоя жена Аннушка, а наша сестра, с нас шкуру сдерет, — попытался было остановить его Панкрат. — Идите вместе с Петрашкой замыкающими, ему тоже надо еще учебу заканчивать.

— Я пойду с группой, — встал зять в позу обиженного. — Захар набирает добровольцев, я есть доброволец.

— Панкрат, чего бы и мне тогда тут крутиться, — поджал губы и младший из братьев. — Не брал бы меня в поход совсем.

— Ты уже срубил одного из Бадаевых! — сдвинул тот брови к переносице. — А у Буалка среди абреков и вовсе кровников нет.

— Кровники моей жены Анны и ее семьи есть и мои кровники, — снова не согласился с доводами полковника Буалок. — Атаман, я пойду с Захаром.

Панкрат сверкнул глазами, но говорить ничего не стал. Через несколько мгновений пятерка сухопарых терцов уцепилась пальцами за конские гривы, а пальцами другой руки за луку седел и быстро заперебирала ноговицами, в такт лошадиным ногам, по тропе, ведущей к цитадели имама Шамиля, примостившейся у самой границы вечных снегов. Кони, освободившиеся от всадников, веселее застучали копытами, их уже не так запрокидывало назад. Когда разведчики удалились на несколько десятков сажен, Панкрат забрался на спину своему кабардинцу и приказал:

— Вперед, станичники! Нам надо успеть к вечернему намазу абреков, чтобы застать их врасплох.

А Захарка не уставал понукать своего коня, он понимал, что теперь все зависит не только от выносливости казачьих лошадей, но и от того, сколько сил осталось у абреков, которых старалась догнать группа под его руководством. Среднего из братьев подталкивала вперед лютая ненависть к Мусе и ко всем абрекам за убитого отца, за украденную ими младшую сестру и за племянника Павлушку. Точно такие же чувства испытывал и Петрашка, хотя он мог уже удовлетвориться видом одного из поверженных им врагов. Буало полностью разделял состояние своих родственников. Он поразился, когда однажды почувствовал, что стал единым целым с дружной казачьей семьей и со всем сословием терских казаков. Такого единения с самим собой и с обществом, окружающим его, он не испытывал со дня своего рождения. Стало понятным, почему многие люди стремятся из просвещенного мира уйти в отшельники или жить среди первобытных племен, отказавшись от благ цивилизации. Здесь было проще и каждое слово имело истинное значение. Не надо было лгать, изворачиваться и выглядеть перед окружающими сто процентным месье, с солидным багажом знаний за плечами. Казаки были равны друг перед другом, они беспрекословно подчинялись лишь своим командирам, которые тоже являлись для них в первую очередь старшими товарищами. И француз всеми силами старался доказать преданность этому обществу, чтобы слиться с ним окончательно.

Захарка смахнул пот с лица и поднял руку, призывая группу ко вниманию, он увидел, что абреки, до которых оставалось не больше тридцати сажен, остановились и принялись готовиться к схватке. Наверное, они поняли, что не успеют добраться до стен крепости, не оторвавшись от преследователей. А до нее было еще саженей около восьмидесяти почти вертикального подъема, к тому же из бойниц в башнях не торчали дула ружей. Там начало твориться что-то непонятное. Со стороны, обращенной к более пологому склону, доносились выстрелы с громкими криками. Значит, казачье войско под командованием дядюки Савелия с ищерцем Назаром Хабаровым успело приблизиться к цитадели настолько, что ее защитники включились в оборону. Горцы сняли ружья с плеч и стали забивать в дула заряды, теперь им было все равно, стронется с места лавина из камней или нет, и в каком направлении она пойдет. Лишь один из них не остановился, он продолжал подниматься, его нескладная фигура распласталась по спине лошади, почти слившись с ней. Это был Муса, чеченский мюрид, сознававший, что пощады ему ждать не от кого.

Между тем, казаки взялись сбивать бурное дыхание и подворачивать полы черкесок, уже заправленных за пояса. Они готовились к стремительной атаке на врага.

— Захарка, абреков надо опередить, — сунулся к среднему брату Петрашка. — Если они начнут нас выцеливать, то перебьют всех как фазанов на току.

— Что ты хочешь предложить? — развернулся к нему тот. — Здесь даже спрятаться не за что, а если и мы начнем палить, то камни могут стронуться со своих мест.

— Получается, куда ни кинь, везде клин, — Петрашка дернул подбородком и сбил папаху на затылок. Блеск в темных глазах у него разгорелся еще сильнее. — Нам надо оставить коней на тропе, а самим перейти на склон и за валунами подобраться к горцам поближе.

— А если мы стронем с места лавину? На тропе хоть какой затишок.

— Тогда вернуться сюда и переждать этот камнепад.

— Пако рассуждает правильно, — включился в разговор Буалок. — Мы успели убедиться, что обломки летят сбоку от тропы, потому что хребет, по которому она идет, имеет изгиб.

— Значит, лавина, если она возникнет, пролетит и мимо станичников, которые поднимаются по склону за нами, — добавил младший из братьев.

Пятерка храбрецов, перескакивая от валуна к валуну, стала снова подтягиваться к абрекам. Казаки были видны как на ладони, но горцы, нацелившие на них ружья, оказались бессильными что либо сделать — защита у разведчиков была надежная. Не произошло и ожидаемого обвала, лишь несколько осколков вместе с громом от первых выстрелов сорвались вниз, не в силах увлечь за собой всю массу. Захарка, заметив этот факт, зарядил ружье и куницей заскользил между скальными обломками. Он приблизился к горцам настолько, что, казалось, еще один прыжок, и можно будет оказаться между ними. Но высунуться из-за камня было не просто, абреки лупили из всех ружей, выбивая пулями куски щебенки, с шуршанием улетавшие за его спину. Казак посмотрел по направлению к крепости и заскрипел зубами, кровник Муса почти добрался до основания угловой башни, он уже размахивал руками, чтобы защитники открыли ему ворота. С такого расстояния попасть по ущербному телу сумел бы разве что ищерец Никита Хабаров или Надымка, бравший призы на войсковых сборах. Но оба остались с дядюкой Савелием, они готовились с другой стороны горы на штурм ворот крепости. Средний из братьев дождался, пока абреки занялись перезарядкой оружия, затем быстро вскинул ружье на уровень плеча, прицелился и со злости влепил заряд в ненавистную фигуру Мусы, приподнявшуюся над седлом. До чеченца было не меньше восьмидесяти сажен, он находился вверху и поэтому за счет оптического обмана расстояние как бы сокращалось. Захарка не забывал, что братья оставили на кровнике свои внушительные отпечатки, ему тоже не терпелось довести их работу до конца. И вдруг он увидел, как Муса изогнулся назад и плашмя упал на спину своей лошади. Это было так неожиданно, что казак забыл спрятаться за обломок скалы с неровными краями. Он с удовольствием наблюдал, как из крепости выбежали несколько человек, они подхватили мюрида на руки и потащили его за ворота. И тут по лбу что-то чиркнуло, Захарке показалось, что он теряет сознание. Он привалился спиной к валуну с задней его стороны и провел ладонью по лицу. Вся рука оказалась в крови. А вокруг гремел гром, это разведчики начали в упор расстреливать своих противников, которым не за что было спрятаться. Скоро к нему добавились залпы от успевших подтянуться станичников, понявших, что лавина, даже если она и возникнет, все равно обойдет их стороной.