Кто скажет мне слова любви… - Ирина Верехтина

Васильевна, вы меня слышите? Как зовут вашу дочь? Не помните?

Мама наконец заговорила, медленно, раздумчиво произнося слова.

– Мою дочь… Мою дочь зовут… Та… Тася.

– А полностью как? – допытывался врач.

– Не помню. Я… я не знаю. Тася… Нет, не помню…

Тася вышла в коридор и зажала руками уши, чтобы не слышать, как мама не может вспомнить её имя. А потом из комнаты вышел врач и, глядя куда-то в сторону, развёл руками…

Значит, папа всё-таки пришёл. Хлеба купил и пришёл, и сейчас – где-то там, далеко, они сели обедать. А новый костюм, аккуратно выглаженный, висит на плечиках в шкафу. Тася его уже не увидит, в новом костюме, а мама увидит. Мама, папа, вы любили меня по-настоящему – такую как есть. И я вас любила и сейчас люблю. Так куда же вы ушли? Так хорошо было – всем вместе. А теперь я даже день рождения отмечаю одна. Никого не хочу видеть.

…За окнами бесновалась метель, улицы, дома, деревья, фонари – растворились в белой мути, и на всей земле никого не осталось. Только Тася и её никому не нужный день рождения.

Давно уже стемнело, и в темноте падал невидимый снег. Темнота была белой. Хотелось плакать, но не было слёз. Наверное, слёзы замёрзли где-то внутри, как снег, – думала Тася. Пусть бы позвонил – хоть кто-нибудь. Пусть бы ошиблись номером, и она убедилась, что мир существует.

В ответ на её невысказанную просьбу телефон разразился настойчивыми звонками. Один, два три, четыре… Кто-то невидимый на том конце провода хотел сломать стеклянную стену между ней и миром, от которого она больше ничего не ждала и который ничем ей не обязан…

Двенадцать, тринадцать… Пусть звонят, она не снимет трубку, исчезнет для всех, растворится в белой мгле за окном. Все и всегда в конечном итоге прекрасно обходились без неё. Стена.

Пятнадцать, шестнадцать… За стеной немного одиноко, но к этому можно привыкнуть, притерпеться, тогда почти не больно, разве что в новый год, когда всю ночь домах пылают окна и в ярких ёлочных гирляндах переливается огнями веселье. Но к этому можно привыкнуть. А к неправде привыкнуть нельзя, раны от неё не заживают, ноют к непогоде, не дают спать ночами, царапают где-то внутри и ищут выхода, а выход остался в прошлом.

Восемнадцать, девятнадцать… Кто ж такой настойчивый? Она больше никому не позволит разрушить свой уютный мирок, в котором так легко – возвращать прошлое, в котором она ещё верила… Прошлое, в котором можно ждать – того единственного, кто скажет ей слова любви. Его нет в настоящем, не будет в будущем. А в прошлом он непременно есть. И непременно её найдёт и скажет… Жаль только, что мама об этом не узнает, не порадуется за неё, не будет нянчить внуков…

Телефон всё звонил и звонил, требуя от неё невозможного – снять трубку. Звонки гулко раздавались в пустой квартире. Тася на цыпочках вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Кто ж такой настойчивый? Это не любовь, ему просто нужен сейчас кто-нибудь, потому что когда человеку одиноко и никого нет рядом – хочется чтобы был кто-нибудь, всё равно кто…Тася выбрала одиночество. Ей не хотелось больше – нелюбви.

Из Тасиного блокнота

Чёрно-белое

Чёрно-белая зима, в белых сумерках дома,

На душе белым-бело, непроглядно.

В снежной замяти судьбы заблудились я и ты,

И дороги не найти мне обратно.

Чёрно-белая судьба, чёрно-белая мечта,

У неё ни берегов, ни причала.

Чёрно-белые слова, чёрно-белая печаль

О любви, которой я не узнала.

Полыхал в груди костёр, да ты дороги не нашёл,

Счастье чёрным угольком догорело.

Заковало сердце льдом – не мечтает ни о ком,

Отсияло, отцвело, отболело.

Догорит моя печаль, как забытая свеча,

Станет белыми слезинками воска.

В этой клетке восковой замурована судьбой,

В небо просится душа, птицей бьётся.

Silentium

Прихожу с работы в дом,

Где никто меня не ждёт.

Только одинокий вечер,

Бесконечный словно год.

Я зажгу на кухне свет,

На плиту поставлю чайник.

Не нарушит он молчанья -

В нем свистка в помине нет.

Мир сомкнулся тишиной,

В нём в узор сложились части.

Наслаждаюсь тихим счастьем,

Словно дорогим вином.

Сяду рядом с тишиной

По-турецки на диване

Пусть мелькает на экране

Бесконечное кино.

В титрах рамочки стоят…

Нет в живых его артистов.

Черно-белой чьей-то жизни

Черно-белый маскарад.

О далёких берегах

Потихоньку помечтаю.

Только сердце не растает:

В нём метели и снега,

Берега твоих надежд,

Берега моей печали…

Ни песчинки не осталось.

Нас с тобой там больше нет.

Чайник выкипел до дна…

Ничего. Поставлю снова

Вечер тянется дремотно,

Словно продолженье сна.

Не смолкает телефон…

Трубку я снимать не стану,

Я от всех уже устала,

Кто звонит – мне всё равно.

Без тебя так больно жить!

Ты не хочешь меня видеть,

Целовать и ненавидеть,

Ненавидеть и любить.

Так похоже на тебя

Одиночество – жестоко.

От его нотаций строгих

Двери петлями скрипят…

Смотрит на меня оно,

Подперев рукою щёку.

В черноте оконных стёкол

Фонарей горят глаза.

Ты как этот свет далёк,

Как чужой весёлый праздник!

Подожду.

Быть может, счастье

Забредёт на огонёк.