Месть за победу — новая война - Анатолий Уткин

Между 1820 и 1924 гг. в Соединенные Штаты въехало 34 млн европейцев. Первое поколение было частично ассимилировано англосаксонским ядром американского общества, зато второе и третье оказалось переварено «американским котлом» полностью. Был создан чрезвычайно эффективный алгоритм: приезжающие сознательно принимали идейные основы уже устоявшегося в Америке общества. Сухая теория вскоре нашла убедительный художественный образ — около ста лет тому назад И. Зангал написал свою знаменитую пьесу «Плавильный тигель», и аллегория вошла во все учебники. Мир плавящихся в едином котле национальностей стал популярным символом Америки. На финансовом знаке страны, на долларе появилась надпись, которая как бы фиксировала идентификационный процесс страны: Е Pluribus Unum — Из множественного единое.

ПОМИМО WASP

Метафора оставалась релевантной еще долгое время, но постепенно ее фактическая точность стала ослабевать. Британская империя охватила четверть мира, и потенциальные американцы начали осваивать просторы Австралии, саванну Южной Африки, создавать колониальную систему Индии. Да и другие «доноры» — европейские метрополии обратились К собственным имперским владениям, сокращая западноевропейский сегмент отправляющихся в США, тем паче что Аргентина и Бразилия представлялись не менее многообещающими.

Прежде всего ослаб главный — европейский ингредиент американского «плавильного котла». Это обстоятельство стало весьма резко менять лицо прежде более монолитной, идейно–культурно сплоченной и единой американской нации. Зато возрос поток из нетрадиционных мест: Восточная и Центральная Европа, экзотические страны Азии. В Штаты отправились славяне из Австро — Венгрии, евреи из Российской империи, из разделенной Польши, прибалты из остзейских германских вотчин прибалтийских провинций, религиозно притесняемые секты. Этот компонент очень отличался от типичного англосакса, ирландца, немца, прекративших выезд за океан.

Хозяева страны, ее правящий слой ощутили опасности «разбавления» первоначального элемента, угрозу изменения прежних культурно–политических устоев страны. Опасения достигли пика на рубеже XIX–XX веков. Президент Теодор Рузвельт (1901–1909) стал первым государственным деятелем, которого интересовал не только наплыв дешевой рабочей силы, но и сохранение прежней, преимущественно англосаксонской идентичности. Он в конечном счете подчинился растущему давлению привилегированного и испытывающего конкуренцию классов, в результате чего вынужден был поддерживать идеи уже сложившихся охранительных структур, прежде всего национально значимой Лиги сокращения иммиграции. В дальнейшем Теодор Рузвельт первым среди американских глав исполнительной власти выступил за радикальную реформу иммиграционных законов в сторону запретительных начал. Теперь, мол, слишком много неанглосаксов прибывает в Америку, «ухудшая» сложившуюся в стране этническую основу, грозя расколом общества, вплоть до социальной дезинтеграции. И, как минимум, изменением сложившихся духовно–традиционных схем, преобладавших со времен Джорджа Вашингтона.

Решительно запретительное (в отношении новых инородных иммиграционных волн) настроение господствовало в Соединенных Штатах между 1920–1965 годами. Алармисты несколько успокоились. К периоду Второй мировой войны стало складываться впечатление, что страхи прошлого напрасны, что между двумя мировыми войнами произошла решительная ассимиляция в американское общество значительного числа представителей Восточной и Южной Европы. Собственно этничность, казалось, перестала быть определяющим элементом национальной идентичности. Период сознательного сокращения иммиграции продолжался, как уже говорилось, между 1920 и 1965 гг. Англосаксонская культура и сопутствующее ей кредо либеральных свобод сумели пережить эти испытания. До 1960‑х годов от иммигрантов требовалось «расстаться с основными чертами своего прежнего наследия и полностью ассимилироваться в существующие культурные нормы, представляющие собой англо–конформистскую модель»[177]. Не совсем. Славяне, итальянцы, евреи, многочисленные жители Балкан, Прибалтики и Закавказья так или иначе вошли в амальгаму американизма, привнося в нее новые элементы. Они создали свои кланы, сумели сохранить основы своей культуры, свою прессу и читательскую среду, свое видение мира, свое желание участвовать в американском политическом процессе. Отметим немалочисленных «перемещенных лиц» после Второй мировой войны. Но всем им пришлось приспосабливаться к устойчивым чертам исконного американского общества.

ОСОБЫЕ ЧЕРТЫ

Не имея в своем укороченном историческом прошлом феодальных и иных предрассудков, американское общество с самого начала своего формирования приобрело особые черты. Возможно, самый проницательный наблюдатель Америки — Алексис де Токвиль — сказал еще в начале XIX века, что американский характер — это нечто новое, «неизвестное старым аристократическим обществам». И если даже каждая нация уникальна по–своему, то американская нация особенно уникальна. Несколько черт отмечали Америку с самого начала.

Во–первых, изначально высокий жизненный уровень. Заметим, что даже в колониальной Америке, уже в 1740‑х годах, уровень жизни на душу населения был самым высоким в мире[178]. Америка и сегодня пропускает впереди себя по этому показателю только Люксембург и Норвегию, имея 35 тыс. долл. на душу населения в год. У 18,3 % американских семей имеется три и больше автомобилей. Сегодня Соединенные Штаты представляют собой третью по численности нацию мира, производящую треть мировых товаров и услуг, нацию, стоящую во главе материального и иного прогресса на нашей планете.

Во–вторых, в Соединенных Штатах наблюдается особое положение закона и тех, кто помогает его отправлению.

В Америке всегда было много адвокатов; сегодня их 3,11 на тысячу населения — значительно больше, чем в других развитых странах, где адвокатов в среднем значительно меньше одного на тысячу. Такое положение судебной власти делает все общественные документы, начиная с Конституции, подлинным правилом общественного поведения. Конституция же выделяет граждан, называемых американцами, проживающих в Соединенных Штатах, а не носителей той или иной крови.

В-третьих, в Америке наблюдается постоянное беспокойство относительно целостности этнически пестрого населения. Больше чем британские штыки волновало одного из отцов основателей — Бенджамина Франклина то обстоятельство, что немецкие поселенцы сохраняли (в Филадельфии и других местах) приверженность немецкому языку и обычаям; немцы здесь с большой неохотой ассимилируются и переходят на английский язык. «У меня самые, — писал Франклин, — большие опасения относительно этих иммигрантов из–за их клановости, плохого знания английского языка, их прессы и растущей нужды в переводчиках. Я предполагаю, что через несколько лет переводчики понадобятся в самом конгрессе, чтобы сообщить одной его половине, что сказала другая»[179]. В середине XIX в. страну буквально парализовал страх перед прибытием в нее католиков из Ирландии, Италии, Южной Германии, Австро — Венгрии. В 1900 г. романист К. Робертc печалился о том, что «Америка становится Восточной Европой»[180]. Это нежелание быть чем–то иным, кроме «царства англосаксов», продлилось на века.

При этом желание видеть свою страну и нацию единой владеет правящим слоем американцев со времен революции и Войны за независимость. Один из героев этой войны — Джон Джей в 1797 г. ставил весьма конкретную задачу: «Мы должны американизировать наш народ»[181]. Томас Джефферсон полностью присоединялся к этому мнению. Наиболее упорные и настойчивые усилия в этом направлении предпринимались в конце XIX и начале XX века — когда англосаксонский поток уже не мог конкурировать с инородным. По определению очень активного тогда судьи Луиса Брендайса, сделанному в 1919 г., «американизация означает, что иммигрант принимает одежду, манеры, доминирующие здесь обычаи: принимает вместо родного английский язык, делает так, что его интересы, предметы восхищения становятся глубоко укорененными в американской почве и становятся полностью совместимыми с американскими идеалами и стремлениями; новый иммигрант сотрудничает с нами в достижении этих целей, обзаводясь национальным сознанием американца». Все старые пристрастия и лояльности забыты, нити прежних связей разорваны.

Ради сохранения американского единства полегли на фронтах Гражданской войны 1861–1865 гг. шестьсот тысяч американцев. А президент Линкольн в мраморе вознесен над американской столицей под надписью «Спасителю Союза». Следует отметить в этом плане, что среди многонациональных стран Америка в этом отношении уникальна, она сохранила свое единство. Среди соседей Соединенных Штатов (созданных в 1776 г.), развалился Советский Союз (основанный в 1922 г.) и на глазах разваливается Великобритания (созданная в 1707 г. союзом англичан, шотландцев, уэльсцев и ирландцев).