Про все - Елена Ханга

Словом, рационализация в делах любовных - совсем не такое уж безнравственное дело. И в Америке, и в России.

РУССКАЯ АМЕРИКАНКА ИЛИ АМЕРИКАНСКАЯ РУССКАЯ

Я росла тепличным ребенком. Не потому, что мы жили в каком-то уж особом достатке, просто дома меня старались отгородить ото всего. Я знала четко, что правильно, а что неправильно, жила в таком черно-белом свете. В Америке я впервые увидела людей не таких, как я. Черных родственников со своими особенностями. Родственников еврейских с особенностями другими. Чтобы понять их всех, - а это было необходимо, ведь я приехала в Америку не погостить, а жить, - я и стала учиться терпимости. Меня, конечно, многие вещи раздражали, но ведь к родственникам всегда снисходительнее относишься, многое им прощаешь, просто именно по-родственному. Я еще не знала, как это умение проявлять терпимость пригодится мне потом, в жизни российской, когда появится передача.

Так получилось, что с представителями сексуальных меньшинств я в России не сталкивалась. В Америке в Фонде Рокфеллера у меня появился хороший приятель. Однажды он заходит ко мне в кабинет и говорит:

- Я хочу тебе сказать одну очень важную вещь.

Я уж думала, что он станет в любви объясняться, приняла эстетичную позу, а он:

- Ты знаешь, я гомосексуалист.

Я не знала, как на это реагировать. Протянуть:

- А-а-а...

Или заинтересованно:

- Да что ты говоришь?

Просто растерялась от такого признания и сказала, что ко мне это не имеет отношения. Он в ответ:

- Что значит - не имеет! Мы дружим, и поэтому тебе надо знать, чтобы ты не удивлялась, если у меня в гостях увидишь мужчин.

А он был моим очень хорошим приятелем, и я стала задумываться...

В Москве, на нашей передаче, сначала меня многие персонажи смущали, вызывали во мне отрицательные эмоции. Некоторые вели себя вызывающе, а трансвеститы казались такими требовательными, капризными. Потом у нас установились вполне теплые отношения. Я стала понимать их боль, их проблемы.

Один трансвестит рассказывал забавную историю. Их, конечно, приглашают на всякие модные тусовки, в клубы, на презентации. Они там всех развлекают. Но:

- Уже три часа ночи, все разъезжаются. А у тебя ни копейки денег! И ни один не довезет, а на улице снег или дождь. И ты в тонких колготках, на огромных каблуках, тащишься до метро...

И мы с этим трансвеститом чуть ли не обнялись и не заплакали в голос о нашей тяжелой женской доле.

Я слушаю их, и если что-то не разделяю, то это не значит, что это плохо. А даже если, на мой взгляд, и плохо, это не значит, что их надо осуждать.

На самом деле воспитание терпимости началось во мне с момента моего рождения. Ведь я была другая - и весьма болезненно относилась к тому, как на меня реагируют. И я, не постесняюсь сказать об этом, понимаю человека другого - другой расы, другой религии, другой сексуальной ориентации. Наверное, нельзя сказать, что я сполна разделяю их боль, но я прямо-таки физически ощущаю то нерв-ное напряжение, в котором они находятся. Мы можем сколько угодно прикидываться, "а у меня столько денег, что меня ничто не интересует", но то, что этот нерв есть и что он оголен у каждого, кто другой, - от этого никуда не деться, это на уровне физиологии.

В Америке я тоже чувствую себя другой, но по иной причине. Все зависит от того, в какой компании ты находишься. Когда пересекаешь границу, цвет твоей кожи никого не волнует, вступает в действие цвет паспорта. Если у тебя синий паспорт - пойдешь через границу первым, хоть ты белый, хоть черный, хоть в полосочку. А если паспорт советский, то попадаешь в список стран третьего мира. Когда собираешься лететь в Париж из Нью-Йорка, то друзья получают визу моментально, а тебе приходится нести кучу бумажек, а потом в течение недели документы проверяются, и тогда понимаешь, что ты - русская.

В Америке есть свои полутона. Например, если я сижу в черной компании, то я там тоже не вполне своя - есть круги, где сильны антисемитские предрассудки. В черном американском обществе существует своя история антисемитизма. Когда-то черные и евреи преследовались почти одинаково, их не брали в университет, на определенную работу. Но потом евреи могли ассимилироваться - например, жениться, сменить во втором поколении фамилию, становясь преуспевающими и богатыми. А черные американцы, как ни крутись, все равно оставались черными. Ведь считается, что если у человека есть хоть капля черной крови, пусть даже в пятом поколении, то он - черный.

Сейчас, когда евреи так преуспели, они зачастую снисходительно и даже брезгливо смотрят на черных. А те говорят:

- Вы вырвались потому, что вы белые.

Существуют определенные стереотипы. В начале века Гарлем был еврейским районом, где селились все евреи, эмигранты из Европы. Они строили там очень дорогие дома, где другие американцы не хотели селиться. Тогда они стали пускать туда черных. А когда пришли черные, цены сразу упали. В результате все белые уехали, и Гарлем стал черным. Хозяева-евреи продолжали сдавать дома за большие деньги, тем самым став в сознании черных "кровопийцами". А кто давал черным деньги в рост? Ростовщики-евреи. Потому что другие ростовщики с черными просто не разговаривали. Но в сознании отложилось: вот, мы вместе боролись, а теперь... Или Голливуд. Кто изображал черных людей глупыми? - евреи. Потому что Голливудом, на взгляд некоторых, заправляют евреи. Черных действительно в кино представляли такими - просто в Америке раньше было принято так изображать их.

Когда я сижу среди своих черных друзей и начинаются разговоры о расизме, мне их очень тяжело слушать. И даже когда я с ними категорически не согласна, я все равно пытаюсь понять их позицию. Примерно то же самое происходит, когда я нахожусь у белых родственников. Я для них тоже - своя. Они говорят:

- Ты посмотри, какие эти черные беспомощные. Мы же поднялись, а почему они предпочитают плохо жить?

Я постоянно чувствую себя виноватой, оправдываюсь и слушаю неприятные вещи, все время нахожусь в ситуации "свой среди чужих и чужой среди своих".

И с передачей - получается сходная ситуация. Меня, например, может смущать поведение "огненной леди", - "бабушки" советских трансвеститов. Он очень эпатажный, часто ведет себя вызывающе при том, что он необыкновенно остроумен. Но когда ко мне подходят на улице и говорят:

- Лена, ну как вы можете таких придурков приглашать, это же какие-то извращенцы.

Я тут же завожусь:

- Какие извращенцы? Пусть он трансвестит, но какое вам дело? Главное чтобы человек был хороший.

Вообще, как мне кажется, постоянное чувство вины перед миром во мне осталось еще с советских времен. Типичная черта советской интеллигенции. Но это все же черта скорее доперестроечная. Мне кажется, интеллигенция становится все жестче и жестче, сейчас в России можно услышать рассуждения, которых прежде никогда не было.

Недавно один близкий человек сказал мне:

- Меня удивляет Америка. Хорошая страна, но зачем они пускают туда так много черных со всего света? Страна же деградирует.

- Почему деградирует?

- Ну как же, ведь черные необразованные люди. Почему из Сенегала пускают столько же эмигрантов, сколько из Белоруссии? Это опускает уровень страны.

- Какой, образовательный?

- И культурный, и образовательный.

- Ничего подобного: многие выходцы из Сенегала закончили Сорбонну, говорят на четырех языках.

Я не думаю, что пять лет назад этот мой знакомый высказал бы подобную мысль. Как-то неуловимо изменилось его отношение к людям - не то чтобы он с африканцами часто сталкивается, - нет, он вообще их не видит, ездит на машине. У него нет даже того стереотипа, что, мол, африканцы к нам наркотики привозят. Просто он рассуждал об Америке, о том, что она становится все чернее и чернее. Наверное, жизнь в России стала жестче, потому и у интеллигенции исчезает чувство вины, чувство ответственности за себя и сострадания к другим.

И еще я заметила, что когда русские приезжают в Америку, многие становятся откровенными расистами. Почему? Наверное, они пытаются идентифицировать себя с сильной частью населения. А более сильный в их представлении именно тот, кто свысока смотрит на национальные меньшинства. Но это встречается в основном среди несостоявшихся иммигрантов. Если же вы оказываетесь среди благополучных русских, таких настроений не встретите. У них нет необходимости самоутверждаться за счет того, кто живет хуже. А вот если человек не преуспел, всегда существует соблазн заявить:

- Да, я живу в плохом районе, но не в Гарлеме.

Интеллигенция, которая всегда в России жила в достатке, не в материальном - богато никогда не жили, - а в духовном, внутреннем, она этого достатка лишилась. Никто не заглядывает в глаза, не говорит с придыханием:

- Ах, вы физик! Ах, вы писатель!

Отсюда и появляется злобность, какой раньше в нашей интеллигенции не было, а было лишь то самое чувство вины и желание всех понять, всех простить и во всем разобраться. Обидно, когда поднимается низменное и захлестывает...