Батарея - Богдан Сушинский

– На след баронессы? – взметнулись вверх брови полковника. – Странно. До сих пор не собирались. Но чувствую, что ход мыслей у тебя правильный.

– Только не вздумайте внедрять ее к баронессе в роли подруги-лесбиянки.

– И на сей раз ход мыслей тоже правильный, – двусмысленно отреагировал Бекетов, задумчиво, отвлеченно глядя при этом куда-то в сторону.

…Это было какое-то странное свидание. В первую же минуту женщина неуклюже извинилась за то, что принудила его к встрече, а Дмитрий столь же неуклюже пытался доказывать, что пришел к ней не по приказу, а всего лишь воспользовался советом полковника и адресом, который тот дал.

– Наверное, ты всячески пытался вытравить меня из памяти, – мяла она в руках платочек, уголки которого вышивала, пытаясь чем-то заполнить минуты ожидания, – и правильно делал. Сама не знаю, что мне взбрело в голову – тревожить тебя… Может, потому и взбрело, что слишком уж затосковала. Хотя и понимаю: времена сейчас такие, обреченные… Словом, не для изысканных нежностей.

– Но ты оказалась достаточно мудрой женщиной, чтобы не поддаться этой самой «обреченности времен», – с мягкой улыбкой поддержал ее Дмитрий.

– Просто однажды вечером я поняла, что панически боюсь потерять тебя. Страх смерти стал отступать перед страхом остаться без тебя.

– Я тоже часто вспоминаю о наших встречах, там, на румынском берегу, – Гродов почувствовал, что признание должно было представать более чувственным, трогательным, однако решиться на него не мог.

– Потому что на самом деле это был не румынский, а наш с тобой берег.

– …О встречах на том, на «нашем» берегу.

Они еще долго говорили о чем-то совершенно отвлеченном от того, что свело их здесь, – о том, как после отхода войск с дунайских рубежей добирались до Одессы, о вестях с передовой, о жизни в осажденном городе.

Но о чем бы ни говорила Терезия, она то и дело хватала капитана за руки и, виновато заглядывая в глаза, произносила какую-то загадочную фразу, смысла которой он так и не смог уловить: «Не моя вина, что все складывается именно так, капитан, не моя… Возможно, когда-нибудь ты все поймешь. Разве что ни о чем не узнаешь».

Единственное, что Дмитрию было понятно, – что все эти ее страхи были как-то связаны с предстоящим рейдом за линию фронта. Но Дмитрий помнил жесткий приказ полковника: лишних вопросов не задавать! При том что он очень опасался, как бы задание Терезии каким-то образом не было связано с деятельностью баронессы Валерии.

И лишь когда, взглянув на часы, Терезия выяснила, что до конца их встречи осталось всего пятнадцать минут, они испуганно и в то же время виновато взглянули друг другу в глаза и, не раздеваясь, бросились в кровать, чтобы так же, не раздеваясь, до грубости неуклюже, наброситься друг на друга.

– Это все… война, – с трудом переводя дыхание, проговорил Гродов, когда страсти немного улеглись.

– Неправда, война здесь ни при чем, – неожиданно возразила Терезия. – Даже если бы этой войны не было, мы вели бы себя точно так же. И точно так же у нас вечно не хватало бы времени.

– Тоже верно.

– Разве ты не понимаешь, что, не будь войны, каждый из нас так и оставался бы на том, на… своем берегу?

– И все же… Не мы виновны в том, что оказались в подобных условиях. Для нас теперь главное – продержаться. Не потерять друг друга и… продержаться.

– Но получается так, что мы должны быть признательны войне.

– Даже признательны?

– Если бы не война, мы так и остались бы – каждый на своем берегу.

– А что, в самом деле. Как любит говаривать в таких случаях полковник Бекетов, ход мыслей у тебя правильный.

– Правильный, говоришь? – несмело, растерянно улыбнулась Терезия. – Все было бы правильнее и значительно проще, если бы я не знала о существовании некоей баронессы Валерии.

– Мне-то казалось, что война избавляет нас от ревности, как от лишней траты времени и нервов.

– Не избавляет, как видишь, ни от любви, ни от зависти.

– И ты многое знаешь о баронессе Валерии?

– К сожалению, многое.

– Тогда признайся хотя бы самой себе, что повода для ревности у тебя нет.

– Так ведь призналась же, – вздохнула задунайская казачка, уткнувшись в грудь капитану.

– И что?

– Не помогает, как видишь, – по-детски всхлипнула она, пожимая плечами. – Хотя и стараюсь.

Только теперь он понял, чем отличались его отношения с баронессой от тех, которые неспешно развиваются с Терезией. На всех стадиях отношений баронесса умела держать некую дистанцию. Возможно, это проявлялось потому, что Валерия представала перед ним то в роли «приманки» полковника Бекетова, маскирующейся под загадочную незнакомку, то в роли инструктора по радиоделу или рассекреченного офицера контрразведки. При том что приходилось скрывать еще и свою принадлежность к германской разведке.

Впрочем, главное заключалось не в этом, размышлял Гродов, почти по-отцовски поглаживая волосы прильнувшей к его груди женщины. В манере поведения баронессы конечно же проявлялась еще и прирожденная, многими поколениями отточенная и где-то в глубинах сознания закодированная аристократическая гордыня, на фоне которой их с Терезией роднила разительная простота и доверительность.

– Там, за линией фронта, ты должна будешь встретиться с баронессой?

Вопрос оказался настолько неожиданным для Терезии, что поначалу она попросту опешила. Прежде чем ответить, она подняла по-цыгански черные глаза и почти с отчаянной мольбой взглянула на капитана:

– А что, это действительно должно произойти?

– То есть ты не получала такого задания?

– Такого, чтобы обязательно встретиться с баронессой, – нет, – решительно повертела головой Терезия. – Пока что – нет, а вот как будет дальше?..

– Однако же со всем собранным на Валерию досье тебя ознакомили. Иначе откуда бы тебе знать о ее существовании?

– Ознакомили почему-то, – признала задунайская казачка. – Точнее, мне объяснили, что я обязана знать ее в лицо на тот странный случай, если вдруг в какой-то из компаний или во время какого-то события мы нечаянно встретимся. Тогда у меня появится преимущество: я буду знать о ней все, она обо мне – ничего.

– «На тот странный случай…» – кивнул комбат.

– Подозреваешь, что могу получить приказ ликвидировать ее?

– Мы с тобой вообще не говорили о предстоящей операции, – суховато предупредил ее Гродов.

– Все-таки опасаешься, что такой приказ последует и что убрать предательницу прикажут именно мне? – не вняла его предостережению Терезия. – Тебе бы этого не хотелось?

– Ты права: мне не хотелось бы, чтобы этим человеком стала именно ты. Но не потому, что жалею предательницу. Просто не хочется, чтобы тебя заставляли вершить суд над ней.

– Судить-то в любом случае буду не я.

– …А уж тем более – чтобы превращали в палача, – завершил свою мысль капитан.

Реакция, которая последовала после этих слов, повергла Гродова в изумление. Терезия отошла к тумбочке, достала бутылку коньяку, судя по этикетке, румынского, и, объяснив, что представать перед патрулями и бойцами батареи «на подпитии» комбату негоже, наполнила небольшую рюмку. Усевшись за стоявший посреди довольно просторной комнаты стол, она залпом опустошила ее и, забросив ногу за ногу, закурила сигарету, которую извлекла из стоявшей рядом, на тумбочке, резной шкатулки.

Капитан следил за ее действиями как завороженный. Он вполне допускал, что женщина может так пить коньяк, так манерно забрасывать ногу за ногу, даже не прикрывая при этом оголенные колени, и так вычурно курить… Единственное, чего он неспособен был предположить, – что этой женщиной способна оказаться Терезия.

– А если бы убрать эту предательницу приказали тебе, капитан? – спросила она, запрокинув голову и выпуская вверх густую струю дыма. Причем спросила это совершенно другая, незнакомая ему женщина, чужим, безразличным голосом. – Ты рассуждал бы точно так же?

– Не знаю, как и о чем рассуждал бы, однако приказы привык выполнять, – молвил Дмитрий, понимая, что сам поневоле загнал себя в смысловую ловушку.

– Так, может, подсказать полковнику, чтобы перебросил тебя через линию фронта вместе со мной? Пусть предоставит право тебе самому вершить над этой стервой и суд, и казнь? Нет, действительно, давай пойдем вместе. Уверена, что Бекетову эта идея понравится.

– Лично я решил отправиться на свою батарею, – как можно спокойнее произнес Гродов, чтобы не выдавать нахлынувшего на него раздражения. – Считаю, что мое место в этой войне определено самой судьбой.

– Смотри, капитан, как знаешь… – Терезия погасила недокуренную сигарету, налила себе еще немножечко коньяку и тут же выпила. – Только, допрашивая меня по поводу того, собираюсь ли я пристрелить твою бывшую любовницу и не будет ли меня мучить при этом совесть, помни: ты такой же офицер контрразведки, как и я. А теперь все: обо всем сказанном и услышанном забыли.