Тайные тропы носителей смерти - Милан Даниэл

У него был удивительно широкий кругозор, все привлекало его внимание, и всегда он вникал в существо вопроса. И все, что видел и слышал, он обязательно сопоставлял и классифицировал. Его интересы казались безграничными, а энергия — неиссякаемой.

Но 27 мая 1965 г. по всему миру разлетелась весть о кончине этого необыкновенного человека. В одном из последних писем, написанных перед смертью, есть лаконичная фраза (ее записал его биограф В. Варламов), звучащая и как жизненное кредо, и как завет: «Необходимо идти постоянно вперед, довольствоваться мелкими успехами каждого дня и радоваться им…»

Бероун и Рожнява

Бероунские леса не идут ни в какое сравнение с сибирской тайгой. Если взглянуть на карту, увидим, что они образуют — по крайней мере в условиях и масштабах Центральной Европы — обширный массив. На самом же деле они испещрены сплошной сетью дорог — от асфальтовых шоссе до прожилок туристических троп, тщательно обозначенных цветными указателями. Впрочем, надо ли долго описывать эти леса: Карлштейн в Чехословакии, пожалуй, знает каждый, потому что если не в зрелом возрасте, так уж наверняка в школьные годы побывал здесь с экскурсией и с зубчатой башни замка любовался лесистыми косогорами окрест; а может быть, ходил в обычный туристский поход к Св. Яну под Скалою. А в том месте, где восточный край бероунских лесов у Унгоште ближе всего подходит к Праге, условливаются о свидании пражские грибники и вообще любители природы.

Леса здесь разнообразные, на малых площадях чередуются поросли хвойных и лиственных пород, есть тут и романтические долинки, по которым весной бегут ручейки. Но никому не приходится куда-то пробиваться, все тут в нескольких шагах от удобных дорожек — одним словом, никакого сравнения с тайгой! Это все равно что сравнить английский парк с дремучими шумавскими лесами.

Разумеется, и в этих местах встречаются островки молодняка и вырубки, заросшие густым малинником, сквозь который летней порой усердные сборщики прокладывают себе проходы. Но не только люди, охочие до сладких плодов, протаптывают здесь свои тропинки. В кустах малины и в высокой траве на открытых пространствах часто находишь места, где отдыхали косули. Бывает, ненароком вспугнешь их, и они стремглав выскакивают прямо в нескольких метрах перед тобой. Крупной дичи здесь на самом деле довольно много, а значит, хватает и источников крови для самок взрослого клеща, имеющих возможность положить начало следующему многочисленному поколению. Наверно, этим и ограничивается сходство между бероунскими лесами и дальневосточной тайгой, где работали экспедиции Е. Н. Павловского. В конце концов оказалось, что и здесь клещи способны доставить людям много горестей.

Весной 1948 г. у д-ра П. Эрхарта, главного врача инфекционного отделения больницы в Бероуне, работы и забот было по горло. К нему в отделение поступило сразу несколько больных с воспалением мозговых оболочек и головного мозга. Болезнь почти у всех начиналась совершенно незаметно: просто как обычная простуда, сопровождавшаяся воспалением верхних дыхательных путей и головной болью. Подобное случается чуть ли не с каждым по нескольку раз в году, а потому и в данном случае большинство заболевших даже не придало этому особого значения, тем более что через несколько дней снова почувствовали себя хорошо.

Но ненадолго. Через 2–4 дня им сделалось хуже, появились непрекращающиеся головные боли, рвота, слабость, потеряла чувствительность шея, некоторые больные впадали в беспамятство. Правда, они уже находились в больнице на попечении д-ра Эрхарта.

Случилось и худшее. И тогда вызванные из Праги вирусологи Ф. Галлиа и Й. Рампас выделили не только из головного мозга умершего, но и из крови остальных больных вирус, вызвавший болезнь. Из их лаборатории вирус поступил в Братиславу, где хранился тип вируса весенне-летнего, или дальневосточного клещевого, энцефалита, и там Л. Борецки серологическими методами установил, что оба вируса очень близки друг другу.

Вновь выделенный вирус отправили и в Англию, где Д. Г. Эдуард (D. G. Edward) сравнил его с вирусом овечьего энцефалита (virus louping ill) и пришел к заключению, что у обоих много общих свойств. Такой же вывод на основании своих исследований сделали Рампас и Галлиа.

Однако они, не удовлетворившись лишь лабораторными исследованиями, вернулись в Бероун и в указанных пациентами местах собрали небольшую коллекцию живых клещей. Произошло почти невозможное: если в иных случаях для выявления вируса требуются тысячи клещей, им посчастливилось обойтись всего-навсего несколькими десятками. Твердо было установлено, что в ЧССР переносчиком вируса служит клещ обыкновенный Ixodes ricinus.

Галлиа не удовлетворился простым выделением вируса и начал серию новых лабораторных опытов. У него уже была большая практика — ведь во время второй мировой войны он занимался в Южной Америке изучением вируса венесуэльского энцефалита лошадей. Но этот вирус не оказывает на человека сильного болезнетворного действия, а потому тогда не требовалось соблюдать столь строгих мер предосторожности, какие совершенно необходимы при экспериментах с вирусом клещевого энцефалита. Старые навыки в работе на этот раз сослужили плохую службу: Галлиа стал жертвой лабораторного заражения. Собственно болезнь он перенес, но здоровье было надломлено, а он слишком рано приступил к работе и снова заразился при проведении исследований. Но и на этот раз, еще не оправившись как следует от болезни, он вновь слишком рано вернулся в лабораторию. И тут сердце не выдержало. Ф. Галлиа умер в возрасте 38 лет, буквально на пороге научной карьеры, в 1950 г.

Однако интереса к клещевому энцефалиту и его изучению эта трагедия не оборвала. Гораздо более сильным тормозом в работе было отсутствие опыта: не знали даже, как оценить это новое открытие. Ведь эпидемиологию инфекции понимали тогда чересчур упрощенно: в лесах под Бероуном водятся клещи с вирусом энцефалита, если эти клещи нападут на человека, то он может заболеть. Только и всего! Клеща считали единственным хранителем и переносчиком вируса, и никто не задавался вопросом, каковы на самом деле взаимоотношения между ними.

Больше дискутировали о том, встречался ли вирус клещевого энцефалита, получивший название «чехословацкий», в ЧССР уже и раньше или же он был занесен в конце второй мировой войны гужевым транспортом продвигающихся армий. Аргументы за и против искали прежде всего в довоенной специальной литературе и в сообщениях о том, что еще до войны наблюдались случаи клинически похожих сезонных воспалений головного мозга, причины которых тогда не были объяснены.

Решительный переворот в воззрениях начался после шестого съезда чехословацких микробиологов (сентябрь 1950 г., Прага). Советские ученые П. А. Петрищева и М. П. Чумаков, о которых мы уже упоминали, когда рассказывали о результатах, достигнутых в СССР, в своем докладе на съезде раскрыли сущность учения Е. Н. Павловского о природной очаговости болезней.

Для большинства слушателей это было полное откровение. Но всем было ясно одно: значение открытия Рампаса и Галлиа необходимо оценивать в совсем ином свете, чем до сих пор, надо искать новые, неведомые пока взаимосвязи, опираясь при этом на опыт школы Павловского. Позже ведущий чехословацкий вирусолог академик Диониз Блашкович сказал об этом докладе: «Он дал нам теоретическую основу и методический подход к решению этих вопросов…»

Первый импульс к изучению природной очаговости болезней в ЧССР дан был, как видим, в зале, где велась научная дискуссия и царили спокойствие и торжественное настроение. Никто в те сентябрьские дни 1950 г. не мог даже и представить себе, что всего через несколько месяцев придет второй — на этот раз решающий импульс, скорее взрыв или ураган, несущий зловещее сообщение об эпидемии неизвестной болезни на юго-востоке Словакии.

* * *

Весна в Юго-Восточной Словакии всегда прекрасна. У подножия гор и на южных склонах холмов и пригорков уже зеленеет трава, расцветают первые кустарники и деревья, выше горные склоны опоясывает широкая полоса коричнево-фиолетовых буковых лесов, пока еще не распустившихся, а над всем этим светятся белизной остатки снега как воспоминание о зимних сугробах, украшавших гребень гор на горизонте. Это чудо воскресения природы совершается каждый год. Но в 1951 г. весна была ранняя и как никогда дружная. А над шахтерским городком Рожнява словно повисла черная, тяжелая туча. Разнеслась весть о неизвестной болезни, которая начала одолевать, казалось, всех людей подряд без разбору и росла подобно лавине, низвергающейся с горы и уносящей с собой новые и новые жертвы. Никто не знал, куда бежать от нее.

Начало как нельзя более походило на то, что случилось три года назад в Бероуне, только масштабы вот совершенно другие. В период с 20 по 28 апреля в Рожняве и ближних поселках Рудна и Надабула заболело несколько сот человек. Клиническая картина напоминала обычный грипп. Больные жаловались на резкий упадок сил, их все время клонило ко сну, болела голова, повышалась температура. У некоторых, кроме того, появлялись расстройство желудка, воспаление верхних дыхательных путей и кровотечение из носа. Но все это еще не давало повода для серьезного беспокойства, ведь спустя 3–4 дня здоровье снова было в порядке.