Материнская любовь - Любовь Рябикина

Оба сели на диван, чувствуя что первые минуты неловкости миновали. Лена посмотрела Ярославу в лицо и спросила:

— Как ты чувствуешь себя?

Парень понял, что Майя рассказала девушке о его ранении. Пожал плечами:

— Нормально. Раны затянулись. Немного хромаю пока еще, но это пройдет со временем. Если бы не мама, я бы точно погиб.

Лена чуть грустно улыбнулась:

— А знаешь, твоя мама мою напоминает. Мэй первая женщина, которая переступила порог нашей квартиры после смерти мамы. Она ведь тебе не родная, верно? Мэй слишком молода, чтобы иметь такого взрослого сына.

Ярослав кивнул:

— Верно. Только за это время она для меня стала самым родным человеком. Никто и никогда не заботился обо мне так, как она.

В гостиную вошла Кольцова в переднике и с кухонным полотенцем в руке. Пригласила с улыбкой:

— Пошли пить чай, пирог уже на столе!

Чаепитие было нарушено в самом разгаре и самым комичным образом. В открытую форточку неожиданно влетела синица и шлепнулась прямо в широкую вазочку с вишневым вареньем. От испуга пронзительно запищала и забила крыльями, окатив присутствующих сиропом.

Четверо людей растерялись от неожиданности, глядя на распластавшуюся в варенье птичку. Сироп стекал по лицам, на одежде появились липкие пятна, но никто не среагировал. Взлететь пичуга не могла, сироп склеил ей перья и она шлепала ими по тягучей жидкости, еще больше обрызгивая людей. Ярослав опомнился первым и вытащил пищавшую виновницу переполоха из варенья. Зажав в горсти протянул девушке:

— Не хочешь попробовать вареньица?

Лена посмотрела на Майю и обе расхохотались:

— Только после тебя!

Воронов тоже рассмеялся, глядя то на кричавшую и клевавшуюся пичугу, то на Майю и Лену:

— И что мы с ней делать будем?

Кольцова, все еще смеясь, произнесла:

— Не казнить же ее за это! Вымоем и отпустим.

Вымыть синицу оказалось не таким и легким делом, как казалось. Птичка клевалась, пронзительно пищала и вырывалась из рук, трепеща то одним крылом, то другим. Все трое к концу «купания» были такими же мокрыми, как и птаха. Ярослав завернул ее в полотенце, слегка отжал. Потом поднес к форточке и распахнул ткань. Встрепанная синица возмущенно пискнула и вылетела, а парень сказал:

— На улице тепло и она там быстрее высохнет.

Мокрые, переляпанные в варенье, люди отправились переодеваться. Лену Майя нарядила в свой костюм. Ярослав, чтобы не мешать занятиям, отправился в мастерскую. Долго сидел, бездумно глядя перед собой. Впервые за все эти дни ему не хотелось лепить. Он бы предпочел остаться в доме. Наблюдать за Леной Чекулаевой, изредка встречая ее взгляд. Слушать голос девушки…

Через час Майя и Лена спустились к нему в гараж. Ярослав, услышав шаги на лестнице, сел за верстак. Торопливо схватил кусок глины и принялся стрательно разминать, приняв деловой сосредоточенный вид. Девушка с любопытством оглядывалась по сторонам. Маленькие скульптурки, миски и стаканчики на полках приковали ее внимание на какое-то время. Майя пояснила:

— Это все Ярик лепил. От изделий моего отца здесь практически ничего не осталось.

Лена оглянулась. Взглянула на верстак. На застывшего Ярослава и улыбнулась:

— Здорово! Покажи, как ты лепишь вот на этой вертушке?

Кольцова улыбнулась, посмотрев по очереди на сына и гостью. Тихонько выскользнула за дверь, вновь оставив молодежь вдвоем. Они даже не заметили. Ярослав продемонстрировал свое умение и Чекулаева попросила:

— А можно я попробую?

Он встал:

— Надо фартук накинуть, а то испачкаешься…

Сам накинул на нее большой передник и завязал на тонкой талии. Помог закатать рукава свитерка. Положил кусок свежей глины на столик. Лена села за верстак и начала раскручивать ногами стойку. Взялась руками за глину. Верстак раскручивался рывками. Чекулаева попыталась сделать чашку, но получилось что-то кособокое и бесформенное. Лена остановила стойку. Взглянула на свое творение и рассмеялась:

— Ужас! Или я окосела или руки такие…

Воронов встал за ее спиной и неожиданно положил ладони на ее руки, обняв девушку. Она почувствовала спиной широкую грудь, его дыхание на своей шее и сердце забилось быстрее. Вдвоем они слепили высокий узкогорлый кувшин. Ярослав и сам чувствовал в душе что-то странное, аромат волос пьянил его и отпускать девушку не хотелось. Когда кувшин все же был готов, он с большим сожалением отошел в сторону. Лена встала из-за верстака. Она чувствовала тоже самое. Стояли и никак не решались взглянуть друг на друга.

Чекулаева, чтобы скрыть смущение, принялась разглядывать скульптуры на полке. Воронов срезал кувшин со стойки и поставил его сушиться на столик-решетку в углу. Бесцельно комкал уже готовую к лепке глину в тазике. Оба молчали. Появившаяся Кольцова разрядила обстановку:

— Пора обедать.

Женщина заметила их смущенные лица и в душе улыбнулась. Именно этого она добивалась…

После обеда Лена Чекулаева уехала домой. Уже стоя в коридоре грустно сказала:

— Не охота возвращаться в эту клетку, которая зовется домом. Утешает лишь то, что я завтра снова смогу приехать сюда.

Ярослав отчетливо вздохнул, не сумев сдержаться. Майя обняла девушку за плечи:

— А мы будем ждать! Верно, Ярик?

Сын кивнул.

Кольцова проводила девушку за ворота и долго смотрела вслед машине, пока «ауди» не скрылась за поворотом. Вернулась в дом, пройдя в гостиную.

Ярослав стоял у задернутого легкой гардиной окна и смотрел на улицу. Не поворачиваясь, тихо сказал:

— У такого мерзавца и такая милая дочь. Ты специально пригласила ее к нам?

Майя встала рядом:

— Да. Ты молод. Я хочу, чтобы ты общался не только со мной, но и с девушками. Мы пока не можем выезжать в Москву, но ты не должен быть отрезанным от мира.

Он задумчиво произнес:

— Она такая молоденькая еще. А мне уже двадцать восемь…

Кольцова провела ладонью по его плечу, провела пальцами по щеке:

— Возраст любви не помеха. Я хочу, чтобы ты был счастлив.

Он, все так же не поворачиваясь, погладил ее по руке:

— Даже родная мать, наверное, не могла бы сделать больше, чем ты. В последнее время я часто думаю — Бог дал мне тебя, чтобы остановить и не дать окончательно завязнуть. Видимо, кто-то там, наверху, еще молится за меня…

Обнял рукой за плечи. Майя обхватила его за пояс. Они долго стояли обнявшись и молчали, глядя на улицу. За спиной неожиданно раздался голос:

— Воркуете?

Оба резко развернулись: в дверях, с мотоциклетным шлемом в руке, стоял Гуляев. Парень был встревожен. Не здороваясь, он упал на диван: